Владимир Безымянный - Русское видео
— Будь Заславский на месте, сами бы тебе и думать про то заказали. А Лючок — ни рыба, ни мясо. Прикинь: тридцать тысяч! И нам двадцать — не помеха. Скажешь — цены растут. На нас не порвется, а тебе с нами жить.
Борис предпочел общественную выгоду личной и потому спал спокойно, поглядывая на Глебовы бицепсы без опаски. Хотя при виде их впечатляющего рельефа нет-нет, да и простреливала мыслишка: «А что, если прикажут — далеко зайдет атлет в экзекуции?»
Нет, пока за преступлением следовало наказание, страх побеждал корысть, и личный интерес Штерн отодвигал подальше. Каждое новое знакомство становилось известно Заславскому, а потом, естественно, Люкину. А теперь обоим одновременно. Однако было чувство: долго такое двоевластие продолжаться не может. С удивлением Борис почувствовал перемену в отношении к своей особе со стороны начальства. Его окружили вниманием, уважением, едва ли не заискивали перед ним. Набирают очки — решил Штерн. Особенно старался Люкин, суля чуть ли не вечную благосклонность. Заславский, занятый восстановлением фундамента своего всесилия, здесь явно проигрывал.
То же происходило и с Глебом. Здесь было проще — мыслящий предельно конкретно, этот парень, давняя находка Заславского в окраинном боксерском зальчике, вполне довольствовался примитивной лестью да крупными купюрами. Люкин самовольно увеличил ему ставку, и не скупился на ежемесячные поощрения, чем и завоевал симпатии атлета-тяжелодума.
Раз наличные идти продолжают, жизнь, бесспорно, налажена. Ко всему новому Глеб относился с подозрительностью, достойной самого консервативного обывателя. Да он таким и был, отличаясь разве что размерами заработков, ибо вошел в полууголовный мир лишь благодаря физической мощи, а не каким-либо особым задаткам и интеллектуальным склонностям. Случайно подвернувшийся Заславскому в нужный момент, Глеб свои теперешние три штуки в месяц ценил, не стремясь к переменам.
Сегодняшний банкет знаменовал некий перелом, и отнюдь не к худшему. Смысл предложений ломано говорящего по-русски американца, привезенного Штерном из Москвы, Глебу не был известен, но в обрывках разговоров суммы фигурировали немалые. Занимая определенное место, вовсе не на вершине пирамиды, Глеб понимал, что даже при существенном росте общих доходов его кусок увеличится ненамного, а в случае провала — просто исчезнет. Однако мнение такого человека, как он, совмещавшего должности водителя, вышибалы и телохранителя, в расчет никто принимать не собирался. Да и наличия самого мнения не предполагалось.
Подъехали к «Таверне», как и намеревались, почти в восемь. Темнота уже улеглась, разреживаемая бликами электричества на мокром асфальте. Расторопный Глеб еще щелкал напоследок ключом зажигания, а необычайно подвижный для своих лет мистер уже вился возле машины, галантно протягивая руку Елене Заславской. Следуя за ним, она всячески давала понять, что польщена вниманием кавалера. По-особому свежая, словно в первом расцвете юности, Леночка с легким лукавством отвечала улыбкой на комплименты престарелого ловеласа. Мистер Артур Левин был на грани того, чтобы окончательно потерять свою седую, с тонким птичьим профилем, голову. Испросив позволения у Ильи, казалось, ничего не имеющего против флирта жены с бизнесменом, Левин повел даму к ступенькам кафе. Однако и дело не было забыто. Американец и здесь не расстался с черным плоским кейсом, который сопровождал его повсюду.
Прямо из кафе Левин намеревался проследовать в аэропорт, откуда около полуночи самолет должен был перенести его в столицу, и, почти без всякого интервала, — за океан. Сделав дело, мистер Левин мог позволить себе гулять смело. И отбывал, визитом вполне удовлетворенный.
После дня пребывания в городе голова Левина была еще полна числами. С превеликими усилиями была найдена цифра, равно удовлетворяющая обе стороны. Долгие дебаты проходили у Заславских. Обожаемый тесть, разморенный дармовым коньяком, дальше туалета носа не казал — знал свое место.
Штерн сообщил Заславским о том, что возвращается с американцем, по телефону. Супруги встречали его на вокзале без цветов, эскортируемые неутомимым Глебом. С вокзала — сразу домой. Едва переступили порог, явился Люкин. Неизвестно, удалось ли ему завершить ответственную беседу с директором табачной фабрики о положении со снабжением населения куревом через государственную торговую сеть, но на встречу с американцем поспел минута в минуту. Допустить налаживание международных контактов без своего участия, надеясь лишь на порядочность компаньонов, Люкин физически не мог.
Вышел Штерн на Артура Левина, что и говорить, удачно. Прибыв в Москву с отчетом в некое совместное предприятие — торговать компьютерами компания хватилась лишь недавно, когда от обильного стола остались одни крохи, — Штерн готовился ныть и жаловаться. Упрашивать бар, гребущих деньги сидя в мягких креслах, еще чуток сбросить цену. Даже самый голодный в мире рынок стоял на грани затоваривания. И выплакал-таки — подали на бедность.
Артур же Левин представлял далеко не самую известную в мире фирму, люди из СП и вовсе впервые слышали ее название. Но разве в этом дело! Любой западный бизнесмен, тем более «штатник», — желанный гость. Помимо спроса на бытовую электронику — товар всегда прибыльный — Левина интересовали и перспективы реализации всевозможной галантереи. Причем, судя по характеру его вопросов, речь шла о пестрой дешевке, которой наводнили рынки всего земного шара страны Восточной Азии.
Бывший аферист, а ныне респектабельный деятель совместного бизнеса Володя Аджигитов, разумеется, заинтересовался галантереей, как заинтересовался бы любым другим товаром, обещающим прибыль. И отнюдь не стремился свести Штерна впрямую с представителем Запада. Но и искушенный Левин не для того отправился в дальнюю дорогу, чтобы пополнить карманы второстепенных посредников, стоящих на пути его низкосортных товаров к советским модницам, обремененным «деревянными», которые не поддаются отовариванию. Оттого и не ограничивал круг своих поездок Москвой, переполненный такими же бизнесменами, ринувшимися на помощь издыхающей социалистической экономике, но никогда не забывающими в интервью журналистам указать на ее пороки. Все это напоминало пир мелких хищников, раздирающих падаль и поругивающих запашок.
Штерн и подавно был сторонником непосредственных контактов. Деньги могут украсть, обветшает любая недвижимость. Истинный капитал — отлаженные связи, знакомства. В пору вхождения в компьютерный бизнес приходилось платить по десять тысяч только за право попасть на прием к директору СП. Прямой выход на Запад наверняка обошелся бы дороже.
Знал это и безропотно плативший Штерн. Знали и устанавливавшие тарифы эспэшники рангом пониже. На волне новой экономики, неизвестно, надолго ли поднявшейся, всяк старался урвать свою копейку. Если нет восходящих до цековских высот связей, лучше и не браться. И денег не возьмут, а если и возьмут, то это все равно, что выбросить их в выгребную яму. Никто и не делал секрета из того, что движение «инициативных и молодых» по плечу лишь богатым да влиятельным.
И уж кому-кому, но не трезво мыслящему Володе Аджигитову, испробовавшему на своем веку всякого, было играть в альтруизм. Однако и ему пришлось скроить постную мину, едва не впервые в жизни бескорыстно поспособствовав возникновению нового коммерческого альянса.
То, что американец именно тот человек, который нужен, Заславский почувствовал сразу. Оттого и предельно ограничил его контакты с другими представителями делового мира. Не скупился на рассказы о проходимцах, которыми кишит торговый мир провинции.
— Сам строй испортил многих из тех, кто некогда был порядочным. Выгоднее воровать, чем заниматься честным бизнесом. Раньше за сто тысяч под расстрел шли, инкассаторов грабили. А сейчас — угнал машину, азербайджанцы на базаре пятьдесят выложат без вопросов и документов. На улицу без газового баллончика выйти страшно… Но вы, мистер Левин, имеете дело с людьми, умеющими ответственно делать свое дело. Если угодно, можем оплатить товар вперед…
Привыкший к тому, что контракты заключаются на слово, нередко и по телефону, мистер Левин перенес свою капиталистическую непосредственность на советских друзей и будущих компаньонов. Милой хозяйкой, «миссис Заславской», просто очаровался. Попросил «парти» после энергичных переговоров устроить в каком-нибудь семейном ресторанчике, смешно коверкая слова: «Ми тепер один семия, не так ли, рюски друзия?»
В уюте «Таверны» продолжалось обсуждение сделки о продаже пяти тонн речного культивированного китайского жемчуга. Американец живо интересовался экзотической спецификой нового рынка. Был улыбчив и снисходителен — как же иначе с аборигенами, столь долго отрезанными от цивилизованного мира? Было здесь и кое-что весьма положительное — красота женщин и обилие природных ресурсов, к которым, если не кривить душой, можно отнести и женскую красоту. Одно мешало: всякого рода бартерные сделки пробивались на уровне «великих князей» и с огромными трудностями. Поэтому осторожные коммивояжеры типа Левина предпочитали наличные, что было менее выгодно, но зато надежно.
