Елена Юрская - Чисто семейное убийство
— Логично, — сказала я. — Забери статью, я выкину тебе ее из окна.
— А где ты сидишь? Какие окна? Там же нет окон? Только решетки? — Голос шефа был расстроенным. Он только что не сэкономил на мне мою же собственную зарплату. — Ты что, у мужа в кабинете?
— Дома я, дома. Владимир Игнатьевич, если меня прикуют к батарее, считайте меня пропавшей без вести.
— Береги руки, — заботливо сказал он, полагая, что я пишу только ими. — Не поддавайся на провокации. Я смогу заменить тебя кем-то реальным только через неделю. Выдержишь?
— Ну, если только неделю.
Этот тоже верил в меня. По почему не спросил, в каком убийстве меня подозревают? В конце концов, меня обвиняют в них часто, но не каждый же день. Тем более, забрили-то пока Гену. Странно, право слово, странно…
Жаль, что я не умела думать медленно. Мои мысли — мои скакуны. Но если бы я была сценической лошадкой, а не женой прокурора, тогда недостатки моих умственных упражнений можно было бы выдавать за достижения грамотного имиджмейкера. А так… Пономарева убили выстрелом из трофейного пистолета, который прятали две пенсионерки со времен оккупации. Ларису Косенко напоили шпанской мушкой, смешанной в неравной пропорции с сердечно-сосудистым препаратом. Луизиану и Онуфриеву задушили чулком. По совместимости орудия убийства только два последние преступления могли бы считаться серией.
С другой стороны, Лариса, Валентина, Дина и Люда состояли на учете у психолога международного брачного агентства, где в условиях жестокой конкуренции ожидали приезда американца Федора… Или не Федора?
Или он все-таки приехал? «И вылил яд в ушную полость? О ужас, ужас, ужас?» К счастью, я никогда не хотела быть актрисой, поэтому роль доброго Гамлета не подходила мне абсолютно.
— Я требую свидания с родственниками.
— Давайте позвоним Женечке, — согласилась Аглаида Карповна. — Думаю, что она сейчас свободна.
— А я хочу видеть маму! И папу! Пусть захватят теплые вещи, белье с начесом и сухари! А спать они будут в Яшиной комнате!
— Значит, вы меня выгоняете! — взъерепенилась бабушка, строго глядя мне прямо в глаза.
— Нет, мы просто купим двухэтажные кровати. Место для Гриши папа возьмет с собой. Но если вы настаиваете, можно позвонить и Евгении Сергеевне.
— Семейный совет? — Аглаида Карповна в раздумье закусила губу. — Вы думаете, уже пора? Но при чем тут твои родители? Зачем волновать их лишний раз? Обойдемся своими силами, я так думаю.
Хорошо, что в состоянии глубокого похмелья я становлюсь до того некрасивой, что начинаю всех любить. Ослиная Шкура в сравнении со мной уже не является образцом кротости и трудолюбия. Следуя обозначенному принципу, я хлопнула тяжелыми опухшими веками и миролюбиво спросила:
— Но вы же не считаете, что мое задержание хоть каким-то образом может быть обосновано? Вы же понимаете, что этот ветер дует весь весенний сезон. А Тошкин просто великий перестраховщик.
Лицо у бабушки приобрело черты решительного и волевого человека. Подбородок слегка выехал вперед, зубы оскалились, волосы встали легким хаотическим дыбом. Она стала похожа на ласкового и нежного зверя, что вышел на пенсию по причине долгой и продолжительной болезни.
— У меня есть к вам один вопрос. Один очень важный, принципиальный вопрос. Потому что на сегодняшний день, моя дорогая, вы для меня являетесь…
— Так мне открывать или что? — Взъерошенный Яша заглянул в спальню. — Там какой-то друг ЖЭКа сейчас снесет нам дверь. Или это так положено? Надя? Он что-то хочет.
— Это ваш очередной родственник. Вова. Он принес записку для нашего мальчика, — радостно сообщила я, складывая статью о «СОС-инвесте» в виде многокрылого самолета.
— Ни в коем случае, — процедила Аглаида Карповна. — Связи с прессой, когда женщина в таком состоянии. А вдруг там репортеры? Яша, а если она еще раз, не дай Бог, захочет выйти замуж — мы же создадим ей репутацию настоящей алкоголички. Передайте посетителям, что связь будет поддерживаться через балкон. Надя, тебе надо причесаться.
На балкон мы вышли втроем. Яша и бабушка во избежание нервных срывов вниз поддерживали меня под белы рученьки. Угрюмый Лойола стоял возле «форда» и, задрав голову, пытался выдавить из себя нечто приветственное. Наши тесные ряды, похоже, вызывали у него приступ острого стоматита. Яша развернул мой самолет и подробно прочел инструкцию по безболезненному удалению денег из карманов богатых, но все еще доверчивых граждан.
— Это произвол, — буркнула я.
— Это — таможенный досмотр, — сообщил Яша. — Не волнуйся, авиалайнер вылетит по расписанию.
Мой бывший муж прицелился, размахнулся и запустил в Лойолу плод моих тяжелых бессовестных усилий.
— Осторожно, машина, — взмолился Владимир Игнатьевич и рванул с места, пытаясь повторить траекторию полета статьи. Авиакатастрофа произошла вблизи бензобака. Под обломками не пострадал никто.
— Надя, есть. У меня. Спасибо. Я передам заказчикам, они почитают, тогда и решим с деньгами. Если что-то нужно — звони Рубину. Я поехал…
Ну? И почему люди не летают? Почему люди не летают как птицы? Потому что им не хватает площадки для разбега и воздуха для подъема? Я грустно посмотрела на своих тюремщиков и решила больше никогда не хотеть никого убить.
Через два часа Яша повел Анну в школу, а Аглаида Карповна так и не сделала попытки возобновить начатый ею самой разговор. Я же молчала из принципа — мне очень хотелось спать. И в конце концов, где-то мы с ней даже квиты. Я считаю источником всех бед ее, она — меня. В принципе, я и квартира на Патриарших прудах — явления одного порядка. Из-за таких явлений люди часто идут на преступления, подлоги, воровство и убийства. И не мне ей объяснять, что моральная устойчивость общества в условиях жесткой конкурентной борьбы становится очень и очень призрачной. Один мой одноклассник так долго боролся за меня с моим первым мужем, что сейчас стал одним из самых богатых людей в городе. А в основе каждого капитала, как известно, лежит по меньшей мере одно крупное и десяток мелких правонарушений. Так что дорогу осилит идущий. И когда-нибудь Гена Кривенцов все же выйдет из тюрьмы и прямым ходом отправится в Москву, где его будет ждать косенькая провокаторша Людочка, Сережа, а быть может, и моя Анька. При таком раскладе жилплощадь действительно останется в моей семье.
— Федор. Тебе что-нибудь говорит это имя?
Не прошло и четырех часов, как Аглаида Карповна соизволила обратить на меня свое высочайшее внимание. За время ее бойкота я успела пролить на пол трехлитровую бутыль масла, пожаловаться маме, принять ванну и плотно обложить кухонную дверь, дабы потоки жирной жидкости не впитались в ковролин по всей квартире. Впрочем, я давно говорила, что его надо менять. У нас же дом, а не офис.
— А? — спросила я, потому что была очень занята.
Я решала глобальную проблему: если на пол высыпать мешок муки, десяток яиц и литр разведенных на молоке дрожжей, то можно ли из замешенного теста сделать что-нибудь вкусненькое или Яша умудрился запачкать пол чем-нибудь непригодным для питания?
— Бе, — сказала Аглаида Карповна, умудрившаяся наконец разглядеть результаты моей бурной деятельности.
Мы стояли у стеклянной двери на кухню и вместе мысленно прикидывали уровень масла на полу.
— Полмиллиметра, — со знанием дела заявила она.
— Значит, совок отменяется, — выдохнула я. — Можно, конечно, поелозить лицом, но сколько масла нужно для маски? Ну, если даже для всего тела. Даже если для двух. Сыпанем муки, и пусть подходит. Яша придет — разъярится.
Аглаида Карповна удалилась в ванную, взяла там большую половую тряпку, недавно вырванную из сердцевины моего серого байкового халата. Она нахмурилась, набрала два ведра воды, прихватила пачку порошка и с умным видом заткнула за пояс подол своей удлиненной юбки. Даже без бейсболки она была похожа на бригадира команды спасателей. Она решительно дернула на себя дверь, быстро выплеснула на маслянистую поверхность два ведра мыльной воды и радостно улыбнулась.
— Сейчас все растворится, и мы уберем.
Я не знаю, сколько у нее было по теме «плотность жидкости» и проходили ли этот сюжет во время нашествия Наполеона, но порошок, на мой взгляд, был годным только для телевизионной рекламы. Теперь уровень масла составлял около двух сантиметров, и это с учетом находящейся под ним воды.
— Федор — это американец, брат Гены, ваш родственник и большая городская пропажа, — сообщила я, мечтая укрыться где-нибудь у батареи от праведного гнева Яши.
— Да, это мой любимый внук. — Она вздохнула, приняла коленно-локтевое положение и поползла с тряпкой на врага. Я тоже взяла тряпку и присела на корточки, чтобы прикрывать тылы. — А лично? Лично? Близко ты его совсем не знала?
— Мне папа не разрешал внебрачные связи. — Я потерла нос и красивым жестом убрала со лба волосы: пусть питаются.
