Ирина Градова - Чужое сердце
– Неужели он имел наглость предложить ей клонирование ребенка? – скептически нахмурившись, спросил Кадреску.
– Ага. С целью последующей трансплантации любого органа, включая костный мозг, сосуды и так далее, от клона, если в этом возникнет необходимость!
– Боже мой... – пробормотала Ивонна. – Какой кошмар!
– Нет, какой обман! – возразил Леонид, ничуть не менее возмущенный.
– Вы даже представить себе не можете – какой! – ухмыльнулся Карпухин. – Дама согласилась: она очень обрадовалась, ведь таким образом ее ребенку гарантировалась практически вечная жизнь. Клон будет расти вместе с ее ребенком в ожидании, так сказать, возникновения необходимости. Если бы, предположим, она возникла лет в сорок или пятьдесят, у него, по уверениям Немова, всегда имелось бы «резервное тело»...
– Прямо-таки фантасти-и-ческая афера! – с восхищением протянул Кобзев. – И вы еще говорите, что Немов – посредственный ученый! Этот парень в полной мере унаследовал гений своего отца, но только работал он в другом направлении.
– Совершенно с тобой согласен, – ответил майор. – Потому что наш доктор на этом не остановился. Он понял, что так называемое «клонирование» – настоящая золотая жила, из которой можно тянуть деньги бесконечно долго, и решил поставить дело на поток. Единственное, что ему требовалось, так это соблюдение полной тайны, и он снова нашел выход из положения: все клиенты подписывали такой договор, что, в случае просачивания сведений наружу, у них не нашлось бы никаких доказательств для суда. Более того, он оформлял клиентов как официальных спонсоров «Шага в будущее», и они, таким образом, еще и становились соучастниками преступления, ведь клонирование человека, хоть его технология и отсутствует, под запретом!
– Между прочим, – вставил Лицкявичус, – единственным международным актом, устанавливающим запрет на клонирование человека, является Дополнительный протокол к Конвенции о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины. Он касается запрещения клонирования человеческих существ, который подписали 12 января 1998 года двадцать четыре страны из сорока трех стран – членов Совета Европы. Протокол вступил в силу только первого марта 2001 года. То и дело вспыхивают споры о том, можно ли разрешить репродуктивное или хотя бы терапевтическое клонирование...
– Что значит «терапевтическое»? – пискнула Вика, сидевшая в самом дальнем конце стола.
– Это значит, что рост эмбриона прекращается на четырнадцатом дне развития, и стволовые клетки используются для пересадки, – пояснил Кадреску. Я в очередной раз поразилась тому, как много, оказывается, знает этот странный человек. – Кстати, в Великобритании, насколько мне известно, запрета на терапевтическое клонирование нет. В США его ввели в 2001 году и отменили всего год назад. А вот в России этот вопрос до сих пор окончательно не урегулирован.
– Я почитал законодательные акты, – возразил Лицкявичус. – Мы не участвовали в создании Протокола, но в две тысяча втором тем не менее был введен временный запрет на клонирование человека сроком на пять лет. Он истек в две тысяча седьмом году, и два года вопрос висел в воздухе, однако в две тысяча десятом этот запрет снова продлили. Так что с этим дело обстоит как нельзя лучше: хоть «клонированием» на самом деле тут и не пахло, а клиенты Немова, сознательно или несознательно, заведомо шли на преступление.
– Незнание закона, как известно, не освобождает от ответственности, – изрек Карпухин.
– А как, кстати, Немов искал клиентов? – спросила я.
– Ну, по каналам Би-би-cи, разумеется, – Баба бабе сказала. Кроме того, он договаривался с врачами в поликлиниках и частных медицинских учреждениях, и они, не вдаваясь в подробности, которых на самом деле и не знали, отсылали Немову потенциальных клиентов. Вы же в курсе, какая проблема в стране с трансплантацией – особенно детских органов?
– Неужели находилось так много народу, готового платить за устранение, в сущности, потенциальной опасности? – задал вопрос Кадреску. – Насколько я понимаю, если у пары уже был ребенок, нуждающийся в трансплантации, его спасти не удалось бы даже в том случае, если бы Немов действительно умел клонировать людей – просто не хватило бы времени для того, чтобы вырастить «клона»!
– Много ему и не требовалось, ведь стоили «процедура» и «содержание» экстремально дорого. Кроме того, ты бы удивился, узнав, как много людей, богатых людей, на самом деле готовы платить за чувство безопасности! Разве вы не слышали о тех, кто покупает острова в океане, на которых нет даже растительности, просто для того, чтобы считаться владельцами острова в тропиках, который они никогда в жизни даже не увидят.
– Или кратеры на Луне, чтобы назвать их своими именами, – вставила я.
– Или платят неимоверные суммы за содержание своих родственников или самих себя после смерти в криогенных камерах, – добавил Лицкявичус. – Они ведь даже не уверены, что тело не разрушится в этой камере, не говоря уже о том, что процессом «оживления» этих тел, как и процессом клонирования, человечество еще не овладело!
– Верно, – сказал майор. – Сначала к Немову и в самом деле приходили только те, кто уже пострадал и имел больного ребенка. Потом появились и такие, у кого таких проблем еще не возникало, но они мечтали обеспечить будущее своим, пока еще здоровым, детям.
– Постой! – прервал его Лицкявичус. – А как же моральный аспект – или он вообще не трогал клиентов Немова? Клон в любом случае был бы таким же человеком, ребенком, родителями которого биологически являются пациенты Немова, – неужели они об этом не думали? Как можно потрошить живого человека?!
– Я же говорю, Немов гениально все просчитал! Он заверял родителей будущего «клона», что это не будет в прямом смысле человек. Он якобы станет содержать его в «питательной среде» в состоянии анабиоза – до момента востребования какой-то части тела. Также он говорил, что активность мозга «клона» при этом будет полностью отсутствовать. Я не могу вам все хорошо объяснить – извините, ведь я не специалист, повторюсь, – но в целом смысл такой. Хотя могу добавить, что этический аспект интересовал клиентов Немова меньше всего, ведь идея клонирования казалась такой заманчивой! Они с удовольствием платили огромные – ну просто очень большие деньги – за саму «процедуру клонирования», но главное – за «содержание клона в питательной среде», представляете?
– Это же бессрочный источник денег! – сказала я.
– Вот и Немов так рассудил.
– Но как он собирался оправдывать такие траты? Ведь в случае необходимости он обязался предоставлять органы «клонов»!
– Вот здесь вступала в действие схема номер два. Как я уже говорил, до того, как Немову пришла мысль о «клонировании», основной источник дохода клиника получала с ЭКО и последующего ведения беременности до родов. Он выбирал лишь те пары, у кого возможность родить даже при помощи экстракорпорального метода стремилась к нулю. Он, видите ли, до сих пор считает, что не делал ничего предосудительного, а просто, словно господь бог, позволял людям, не имеющим шанса завести собственного ребенка, испытать радость отцовства и материнства! Ему требовалось лишь внедрить в матку ничего не подозревающей женщины генетический материал богатых клиентов, которым он обещал клонировать их ребенка – будущего или уже имеющегося. Деньги он брал и с тех, и с других, а содержание «клона», пардон, не стоило ему ни гроша! Ребенок рос себе спокойненько у людей, считавших его своим биологическим сыном или дочерью, и не подозревающих, что этот несчастный постоянно находится под дамокловым мечом: стоило кому-то из клиентов потребовать выполнения обещаний Немова в отношении органов, как он оказывался приговорен. Немов знал об этих детях все, поэтому его люди так легко находили их в случае необходимости и без труда заставляли следовать за собой. Однако Немов по-своему «заботился» о детях, рожденных по программе «Гомункул» (между прочим, он решил воспользоваться исследованиями своего отца, проект которого тоже носил это кодовое название). Он следил за тем, чтобы работающие с ним в связке «черные трансплантологи» готовили их к операции по пересадке, а потом проводили реабилитацию по всем правилам.
– Да уж, – хмыкнул Шилов, все это время потрясенно молчавший. – Обеспечивал «многоразовое использование» доноров!
– Вот подонок, настоящая скотина! – сказала Ивонна, и я посмотрела на нее с удивлением: до этого момента у меня и мысли не возникало, что уста этой интеллигентной женщины способны выговорить такие слова.
– А как Немов вообще вышел на «черных трансплантологов»? – спросила я. – Нельзя же просто ходить по больницам и спрашивать, не хочет ли кто криминального приработка?
– Вот для этого он и связался с Бобом, – объяснил Карпухин. – Дело в том, что у Боба очень широкая сфера деятельности – и в связи с этим обширные знакомства в криминальном мире. Только вот Немов не подумал, что за все придется платить: раз связавшись с криминалом, уйти уже невозможно!
