Александр Волков - Два брата
— Времени нет, ваше высочество… Я все в токарне…
Алексею пришла в голову хитрая мысль: обучаться у Маркова токарному ремеслу. Этим можно было убить сразу двух зайцев: подладиться к отцу и завязать дружбу с Егором, который мог пригодиться.
«Так и будет!» — сказал сам себе Алексей и отошел, оставив молодого механика в недоумении.
Петр страстно увлекался работой на токарном станке. Вставая рано утром, он ухитрялся выкроить часок-другой для любимого дела; согнувшись у станка и присматриваясь при свете лампы, царь вытачивал безделушки из слоновой кости, трубки, табакерки.
— Сие художество весьма человеку полезно: руку укрепляет и душу веселит, — говорил Петр.
Просьбу сына царь встретил благосклонно:
— За ум берешься? Благому желанию не препятствую.
По его приказу, в мазанковый дом царевича Алексея отвезли станок, учителем токарного дела был определен Егор Марков.
Царский токарь услышал о новом назначении с неудовольствием.
«Вот не было печали! — сердито думал он. — Знаю, каков он работничек. Остынет скоро и дело бросит, а мне от царя гонка будет: скажет, не сумел приохотить…»
Царевич встретил Маркова ласково:
— Здравствуй, здравствуй, старый приятель! Сделай из меня такого мастера, чтоб батюшка был доволен!
— Будете стараться, ваше высочество, сделаю!
Егор начал давать царевичу уроки. Против ожиданий, Алексей старался выполнять все указания мастера.
Петр спросил у Маркова через несколько дней, как идет обучение царевича токарному делу.
— Царевич понятлив, все перенимает быстро и к науке охоту имеет, — отвечал Егор.
— Добро! — проворчал царь. — Бог даст, приучится недоросль к делу.
Но царевичу усердия хватило ненадолго. Токарный станок опять прискучил ему, как когда-то у де Шепера.
— Знаешь, Марков, — предложил он молодому токарю, — устроим фортель: ты выточишь трубку, а я подарю батюшке, якобы свою работу… А?
Егор молчал.
— Щедро награжу, — соблазнял царевич.
— Петра Алексеевича обманывать не буду, и тебе, царевич, не советую.
Худое, длинное лицо Алексея сразу стало злым, руки сжались в кулаки.
— Коли так… убирайся к черту и со станком своим! — прошипел он и вышел из комнаты.
«Так и знал, что попаду в немилость», — подумал Егор.
Марков доложил царю, что Алексей Петрович отказывается продолжать учение.
— Кто лентяем родился, лентяем и помрет! — гневно сказал царь.
Освободившись от надоедливого учения и от участия в государственных делах, царевич Алексей повел жизнь, какая была ему по сердцу.
По утрам, надев большие круглые очки, он просматривал отчеты управляющих его имениями, отдавал разные хозяйственные распоряжения. Своим личным имуществом Алексей управлял, как заботливый помещик, не терпел беспорядков, ненужных расходов. После обеда царевич спал, потом читал церковные книги. Вечером собирались близкие.
Постоянными пирами царевич расстроил здоровье, и врач отправил его для лечения в Карлсбад.
* * *В середине июля 1715 года Егору Маркову пришлось отправиться в продолжительную поездку: царь послал его, ближнего своего механика, на Тульский завод Никиты Демидова.
— Съезди, Егор, в Тулу. Ружья Демидов делает добрые, а все же надо бы ему кой-чему от тебя поучиться. Отвези ты ему фигуры новых станков и посмотри, нельзя ли у Демидова всю работу улучшить. Я на тебя надеюсь! Заслуги твои по пушечному делу помню: помогли мне под Полтавой новые пушки.
Уже не в первый раз царь давал такие поручения Егору. Механик поспешил в Тулу. Но ему пришлось разочароваться: Демидов встретил царского посланца неприязненно. Он ждал со стороны Маркова каких-то подвохов, кляуз. Открыто прогнать Маркова он не решился, но от Егора скрывали секреты производства, заставляли по целым неделям околачивать пороги в заводской конторе, одним словом — чинили препятствия во всем.
Раздраженный, Марков принужден был вернуться в Петербург. Здесь его ждала новая неприятность. Через несколько дней после приезда Егора в столицу к нему пришел с приказом камердинер царевича (Алексей незадолго перед тем вернулся из Карлсбада):
— Приходи вечером к царевичу!
Егор решил, что дело идет о заказе каких-нибудь токарных изделий. Окончив работу, он явился в дом царевича. Его провели в кабинет. Алексей сидел в кресле у письменного стола в расслабленной позе, бессильно свесив руки.
— Пришел по приказу вашего высочества, — доложил токарь.
— Батюшка здоров?
— Его величество здравствует. Да вы батюшку чаще моего видите.
— Что ж, что вижу? Батюшка со мной не разговаривает. А ты у него приближенный человек. Он тебя хвалит, любит… (Егор сконфузился.) Не скромничай, не притворяйся красной девицей… Что батюшка обо мне говорит?
— Петр Алексеевич со мной только по делу разговаривает.
— Какой скрытный! Забыл, с кем говоришь?
Отцовские интонации послышались в голосе царевича, и так же бешено округлились его глаза.
У Маркова задрожали ноги. «Беда! Чего он напустился?..» — тоскливо подумал он.
— Что молчишь? Не верю, что тебе сказать нечего! Неужто при батюшкином дворе про меня никакой молвы нет?
— Не придворный я, ваше высочество! — упавшим голосом ответил Марков.
— Вы, дворцовая челядь, больше придворных знаете! — зло крикнул Алексей. — В каждую щель, как мыши, пролезаете, в каждой дыре таитесь, подсматриваете, подслушиваете!
— Ваше высочество! Клянусь!..
— Молчи!
Голос царевича перешел в страшный шепот. К еще большему своему смущению, Марков заметил, что Алексей Петрович пьян. От него несло водкой, лицо раскраснелось, белые слабые руки судорожно сжимались и разжимались.
— Молчи и слушай! Придет мое время, что бы ни думали и что бы ни делали высшие! Тогда все мои супротивники будут на колах, виселицах, на костре!.. Я придумаю им небывалые казни!
Лицо царевича дергалось, он смотрел на Маркова расширенными, безумными глазами. Егор ужаснулся. Ему хотелось выскочить из кабинета, убежать куда глаза глядит от этого страшного разговора. Но он продолжал стоять как вкопанный.
— А тех, кто мне покорен и верен, возвеличу… вознесу!.. Подойди ко мне! Стань на колени. Присягай в верности!..
Егор отшатнулся:
— Ваше высочество! Опомнитесь!
— Не бойся! Будешь моей правой рукой. За это я требую немного: слушай, смотри, выведывай, все доноси мне! Мне нужны уши и глаза в батюшкином дворце, где даже стены меня ненавидят!
Голос царевича сорвался на судорожный вопль.
— Ваше высочество! Опомнитесь! Испейте водички… Где вода-то?! — в ужасе бормотал Егор, мечась по кабинету.
Найдя кувшин, он наполнил стакан, впопыхах перелил через край и подал царевичу. Тот машинально выпил, немного успокоился.
— Согласен? — хрипло спросил царевич.
— Нет! — твердо ответил Марков, и густые брови его сдвинулись над переносьем, лоб нахмурился. — Распрю между отцом и сыном пусть судит бог, а я промежду вами становиться не могу. Маленький я человек, страшные эти дела для меня погибель. Тебе ли, царевич, отцу ли твоему пальцем шевельнуть — и нет Егора Маркова.
— Вот ты какой… трус! — с презрением сказал Алексей Петрович.
— Не от трусости говорю. Изменником не буду!..
— Дурак! — сказал Алексей. — Пойми: батюшкиной жизни, может, на один год не осталось.
— Как божья воля будет! В животе и смерти один господь властен.
Царевич пришел в себя, встал с кресла:
— Вижу, крепкий ты человек. Батюшку любишь премного больше, чем кое-кто из вельмож. Хвалю!
— Позволите идти, ваше высочество? — робко спросил Егор.
— Иди! Смотри — об этом разговоре ни-ни!
— Ваше высочество!
— Помни: до розыска дойдет, знать ничего не знаю! Ты на дыбу пойдешь! Ступай, холоп!
Егор ни жив ни мертв выбрался из кабинета.
В приемной к нему метнулся Василий Дедюхин, офицер из личной свиты царевича. Марков и Дедюхин были в приятельских отношениях и не раз вместе покучивали в гербергах.
— О чем, Егор, так долго с царевичем разговаривал?
— Так… О токарных заказах для дворца.
— Царевич, видно, тебя приветил, — насмешливо сказал Дедюхин, глядя на бледное, взволнованное лицо Егора.
— Некогда мне! — воскликнул Марков и выскочил из приемной.
Мысли Егора были безотрадны.
«Попал, как зернышко меж двух жерновов, — думал молодой токарь. — Ох, измелют меня в муку!.. С одной стороны — страх, с другой стороны — страх… Рассказать царю? Мне поверит али сыну? Что я? Мошка, пылинка! А супротив меня наследник российского престола!»
Марков решил молчать.
Велико было беспокойство и волнение Маркова, когда его назавтра опять вызвали к царевичу.
Алексей Петрович был совершенно трезв, смотрел хмуро, озабоченно.
— Слушай, Егор, я вчера много наболтал?
— Было, ваше высочество, — замялся Егор.
— Это не я говорил, а хмель. Мы вчера изрядно воздали дань Бахусу… Ты батюшке ничего не говорил?
