Наталья Солнцева - Третье рождение Феникса
- Руслану Кирилловичу моя наливка тоже нравилась, - сказала Татьяна Савельевна. - Жаль, не сложилось у них с Машенькой. Прекрасная могла бы быть пара! Сначала Руслан уехал к себе в Санкт-Петербург… диссертацию защищать, потом Маша уехала. Она на него ужасно рассердилась!
- За что?
- Понимаете… к нам воры в дом залезли, напугали до смерти. Руслан должен был остаться, принять какие-то меры.
- Какие?
- Вот и я говорила Маше! - обрадовалась Симанская. - Что он мог сделать? Караул у дверей выставить? Он и так помог - окно разбитое застеклил, порядок в доме навел. У нас с Машей тогда просто руки опустились.
- Почему вы не заявили в милицию? - спросил Всеслав.
Татьяна Савельевна смахнула ладонью выкатившиеся из глаз слезинки.
- А! Разве они десяток ложек да портсигар станут искать? Они вон даже убийцу как следует не ищут! Машенька ожидала, что Руслан проявит заботу о нас в этой ситуации… Но я могу его понять: он посвятил себя науке, проделал такую работу! Что же, бросить все из-за ограбления нашего дома? Никого ведь не убили, да и не взяли почти ничего. Он обещал вернуться в Костров сразу после защиты. Сроки таких мероприятий назначаются заранее, и перенести их, наверное, трудно. Маша его ждала, ждала… а потом решила, что Руслан ее бросил.
- У нее были основания так думать?
Симанская пожала плечами.
- Молодежь нынче никого не слушает, по-своему рассуждает. Руслан пару раз позвонил и пропал. Я Машеньке говорила - не горячись, дочка, в жизни всякое бывает. Может, он заболел или случилось что-нибудь. Но она ни в какую! Знать его больше не желаю, и все. Я ей разные доводы приводила, да напрасно. Потом Сережу Вершинина убили… тут уж и вовсе стало не до Руслана. Уехала Маша, родной матери адреса не оставила! Зря она так сделала - Руслан Кириллович оказался порядочным человеком, как я и думала, приехал, объяснился: мол, после защиты сильно заболел, попал в больницу, не хотел докучать нам своими проблемами. Выздоровел и приехал. Только Маши уже не застал. Он как услышал, что ее нет в Кострове, аж в лице изменился, побледнел… взял с меня слово сообщать ему все новости.
- Каким образом? Он вам свой телефон оставил?
- Нет. Я ведь пенсионерка, откуда у меня деньги в Питер названивать? Сказал, сам будет звонить, и держит слово - раз в неделю, в две обязательно справляется, нет ли вестей от Машеньки. Он тоже ее разыскивает.
- Татьяна Савельевна, постарайтесь припомнить, после… ограбления у вас что-нибудь еще пропало? Не спешите с ответом. Может, исчезли какие-нибудь бумаги… настолько незначительные, что вы не считаете это важным?
Симанская-старшая отрицательно покачала головой.
- Хотя… - спохватилась она. - Знаете… я потом нашла в печке обрывки писем и фотографий. Хулиганы пытались разжечь ими печь, но неудачно. Или они торопились, или их спугнули… в общем, бумаги сгорели не полностью.
- А что это были за письма? Чьи? - насторожился сыщик.
Увы, зря.
- Да мы ничего такого не храним! - махнула рукой Татьяна Савельевна. - Воры почти все наши фотографии сожгли, и бог с ними. Мы не любим фотографироваться. Я и остальные потом в печку бросила. Варлам покойный любознательным был, изучал историю нашего города, историю своей семьи… писал всюду, и ему письма приходили. Умирая, он велел всю переписку сжечь, не хотел, чтобы в его личном копались. Я так и сделала. Часть писем Машенька взяла себе на память. Они уцелели, но тоже до поры, до времени, как видите. Волю мертвых следует исполнять.
- Вы не читали этих писем?
Хозяйка взглянула на него с недоумением.
- Зачем? Чужую переписку читать неприлично. Во-первых, меня это никогда не интересовало, а во-вторых, на письма грабители и не покушались, они их использовали для растопки. И вообще, какое отношение могут иметь старые письма, которые приходили Варламу Аркадьевичу, к убийству Сережи? Они даже не были знакомы!
Смирнов благоразумно решил сменить тему.
- Вы полагаете, в разрыве отношений с Русланом виновата ваша дочь?
Татьяна Савельевна как-то вся поникла от этого вопроса.
- Я хоть ее ругаю, но… женщина есть женщина: у нее и натура тоньше, и чувства обостреннее. Руслан повел себя неправильно. Наука наукой, а любовь прежде всего! В глубине души я с Машей согласна - он ее предал. Наши сплетницы костровские злорадствуют, что так получилось. Если честно, то и мне обидно. Казалось, дочка, наконец, счастье свое нашла… а оно улыбнулось и пропало, как солнышко за тучей. Вы кушайте, кушайте. - Хозяйка положила гостю на тарелку кусок пирога с черничным вареньем. - У меня еще джем есть смородиновый. Андрюша Чернышев его обожает.
Сыщик поперхнулся пирогом.
- Чернышев приходит к вам? - спросил он, откашлявшись.
- Конечно. Вот кто любит Машу по-настоящему! Жаль, вам не удастся с ним поговорить. Андрей взял отпуск и уехал на десять дней.
- Куда?
- Разыскивать мою дочь.
- А когда примерно Мария Варламовна уехала из Кострова? - поинтересовался Смирнов.
Этот вопрос вертелся у него на языке с начала разговора.
- Весной, - ответила Татьяна Савельевна. - В марте. Как чуть морозы спали, так она и покинула дом родной. Ушла, в чем была - почти все вещи в шкафу остались. С тех пор я плачу и жду ее, голубку мою.
Черничный пирог Всеслав доедал молча, обдумывая услышанное. Выходит, Мария Симанская не пряталась все это время в своем доме от людских глаз - ее не было в Кострове. А у Риммы Лудкиной она появилась уже после Рождества.
Хозяйка предложила смородиновый джем к чаю - он оказался таким кислым, что сыщик с трудом удержался от гримасы. Но пришлось улыбаться и хвалить, просить добавки.
После обеда Татьяна Савельевна захотела показать «журналисту» дом, построенный доктором Симанским. Она водила его по всем комнатам, с гордостью рассказывая, как сооружались печи, потолочные перекрытия и полы. Стены и двери были украшены деревянной резьбой.
- Это Варлам сам резал! - хвалилась хозяйка. - Вот эту этажерку он сам смастерил, и комод тоже.
Вещи действительно радовали глаз. Вообще дом Симанских вполне мог стать музеем быта российской глубинки - добротный, удобный, построенный с любовью и фантазией, просторный, уютный.
В спальне Смирнова поразила огромная кровать с резной спинкой необычайной красоты, покрытая ковром ручной работы.
- И это Варлам Аркадьевич сделал? - удивился он.
- Кровать - да! - улыбнулась Татьяна Савельевна. - А ковер нам достался в наследство от его родственников.
Над кроватью висела небольшая картина, написанная акварелью, - уголок заросшего парка, где из буйной зелени выступало декоративное строение в античном духе: не то маленькая полуразрушенная ротонда [6], не то… Впрочем, Всеслав не так хорошо разбирался в архитектуре, чтобы определить, какое именно строение изобразил художник.
- Картину написал мой муж, - охотно пояснила Симанская, заметив интерес «журналиста». - Еще две акварели висят в комнате Маши. Варлам любил живописные пейзажи. Хотите взглянуть поближе?
Она залезла на кровать, сняла картину со стены и протянула гостю. Насколько Смирнов мог судить, акварель была явно написана дилетантом, но тщательно. Доктор Симанский любовно выписал детали - листья, декор «ротонды», барельеф над входом: длинноволосая женская фигура со сложенными за спиной крыльями и лукавой улыбкой на устах. Изображение не портил даже отбитый кончик носика.
Сыщик перевернул картину. На обороте виднелась выцветшая надпись - «Грешный ангел».
Глава 24
Москва
Разборка «братвы», для которой они выбрали пустынный проходной двор, оказалась весьма некстати. Она грянула неожиданно и сорвала все планы шантажиста. Ему пришлось ретироваться с подготовленного места, так и не закончив разговора с господином Михалиным.
Неизвестный проклинал неучтенную случайность, осторожно ступая по старым доскам пола, усыпанным битым стеклом. Когда еще представится возможность встретиться с приятелем Феликса Мартова? А так удачно все складывалось - Михалин наконец дозрел: понял, что ему придется уступить, согласился на все условия. Надо же было бритоголовым ребятам устроить драку именно здесь?!
Вымогателя не интересовали деньги, ему требовалась информация. Тарас Михалин знал кое-что важное. За эти сведения неизвестный был готов на все. Однако бизнесмен взялся водить его за нос - придумал сказку о смерти. Как он сказал? «Она умерла, и ее похоронили». Что за глупости?
- Неужели он надеется, что я поверю? - прошептал шантажист, выходя на другую сторону улицы и направляясь прочь от проходного двора.
Поднялся ледяной ветер, он сдувал с козырьков и карнизов снег, обрушивал его на головы прохожих.
«Михалин мог солгать нарочно, чтобы запутать меня, - думал неизвестный, шагая по грязному от соли и перемешанного со снегом песка тротуару. - Этого не может быть. Я бы знал, я бы почувствовал! Это совершенно невозможно».
