Лебединая песня мамонта - Елена Ивановна Логунова
– Добро пожаловать. – Я отступила, с облегчением вспомнив, что моя лучшая подруга и ее дотоле незнакомая мне сестра – двойняшки.
Да как бы даже не близнецы…
Я так откровенно рассматривала Марину, что та засмущалась, начала извиняться:
– Простите, что мы так вдруг, без звонка…
– Не надо звонков. – Я поморщилась. В ушах до сих пор звучало эхо трубных звуков.
– В самом деле, какие церемонии между своими людьми! – объявила Ирка и, сбросив туфли, протопала в кухню. Оттуда покричала: – Кому чай, кому кофе?
– Мы тортик привезли, – все еще извиняющимся тоном сообщила Марина. И гаркнула в ответ сестрице: – Я буду свой травяной, у меня с собой!
– Мара у нас практикует всякое разное-полезное, – не без иронии объяснила Ирка, заливая кипятком разномастные пакетики в кружках. – Заряжается солнечной энергией, очищается лунным светом и все такое. Она артролог-гиппогриф или что‑то типа того.
– Арт-терапевт-гипнолог, – невозмутимо поправила Марина. – И психолог-регрессолог. И ауролог-литотерапевт. И…
– Ага, экзорцист-сомнамбулист, – кивнула Ирка.
Я поняла, что в оценке рода занятий Марины сестры расходятся, и мудро не стала высказывать свое мнение. Вспомнила только:
– А мне казалось, ты говорила, что твоя сестра – учитель математики.
– Это когда еще было! – вместо Ирки ответила сама Марина. – Я с тех пор прошла большой путь к вершинам самопознания и теперь помогаю людям иначе. Не деление дробей им объясняю, а учу, как жить долго и счастливо.
– Не начинай, – беззлобно попросила Ирка и переставила на стол дымящиеся кружки.
Я спохватилась, что пренебрегаю священным долгом гостеприимства, и засуетилась: выдала сахар, чайные ложечки и блюдца для торта, который добрая хозяюшка Ирка уже успела нарезать.
Попутно подруга объяснила мне присутствие Мары, сказав, что ее сестра давно хотела съездить в Питер, да как‑то не с кем было. А тут подвернулась оказия – грех не воспользоваться.
– К тому же было бы нечестно оставить башибузуков на милых родственниц, когда у тех численный перевес в лице Мары, – добавила она, пока ее сестрица в ванной совершала омовение рук перед едой. – Мне все‑таки не хочется, чтобы мальчики вернулись домой в Краснодар, сверкая чакрами и голося мантры. – Она закинула в рот кумачовую вишенку с торта. – Но Мара не будет нам мешать, она сняла себе номер в отеле. Просто мы сейчас к тебе прямо с вокзала, мне не терпелось увидеть место преступления.
– Не факт, что было преступление, – напомнила я и тоже ковырнула тортик. – М-м-м, шоколадный… вкусно!
– Я выбирала, – похвасталась подруга. – Мара хотела взять йогуртовый с семенами чиа и коржами из прессованных отрубей. Ешь быстрее и пойдем уже смотреть, что и как.
Уяснив, что спокойно посидеть за чаем с тортиком и светской беседой не получится, я подчинилась, и уже минут через пятнадцать, часто дыша приоткрытым ртом (в спешке обожгла язык кипятком), вела сестриц к тому самому недострою.
Первым делом показала им оставшиеся пятнышки на асфальте. Ирку они не впечатлили.
– Может, это и не кровь вовсе. – Она присела на корточки и наклоняла голову то к правому плечу, то к левому – присматривалась. – Может, это кто‑то на ходу ел хотдог или шаурму…
– В Питере надо говорить «шаверму», – машинально поправила я, потому что это обязательно сделал бы мой сын.
– …и у него кепчуп капал, – закончила мысль подруга.
– Однако я чувствую тут выраженные негативные эманации, – сообщила Марина и принялась вертеться на месте, совершая взмахи руками.
– Так она строит вокруг себя специальный защитный пузырь от негатива, – невозмутимо пояснила Ирка, заметив мое недоумение. И сменила собеседника, обратившись к сестре: – Может, человек тем кетчупом парадные белые штаны запачкал, расстроился, отсюда и негатив.
– Многовато негатива для кетчупа, – заспорила с ней сестра. – Чувствую, практики «Защита» мало будет, придется использовать другую.
– Может, это не от кетчупа. – Ирка стояла на своем. – Вдруг у кого‑то вывалилась из булки сосиска, купленная на последние деньги, а это уже, согласись, настоящая драма.
– Мы взяли пробу, – сообщила я, с опасливым интересом наблюдая за Мариной. Та прекратила кружиться, как святой столпник, и деловито направилась к каналу, отделяющему пыльную полосу серого асфальта от красиво зеленеющего поля. – Наскребли немного этого красного в пакетик. Если сделать анализ, можно установить, кровь это или кетчуп.
– Хорошая мысль, – одобрила Ирка и встала, хрустнув коленками. Запрокинула голову, рассматривая бетонные соты фасада недостроя. – Предлагаю пройтись по этой заброшке. Если кто‑то оттуда спрыгнул, должен был оставить следы, а то и записку какую‑нибудь, самоубийцы обычно так поступают. А если кого‑то оттуда сбросили, тем более должны быть следы борьбы, я считаю. Полезли?
– Э-э-э… – Я замялась, срочно придумывая повод отказаться от прогулки по недострою.
Не люблю я такие места, не лежит у меня к ним душа.
На мое счастье, удивительно вовремя зазвонил телефон. Я сделала Ирке знак подождать, вытащила мобильник из кармана и прилепила к уху.
– Мамуля, помоги мне, пожалуйста! – взволнованно заговорил в трубке сын. – Я забыл свою карточку, и меня не хотят пускать на занятие, можешь привезти?
– Сейчас?
– И как можно скорее!
В другой момент я напомнила бы юному склеротику, что даже бегом не домчу до метро скорее чем за десять минут, а потом еще полчаса буду ехать до «Петроградской». Сейчас же ответила только:
– Уже лечу! – И, сунув телефон в карман, озабоченно объяснила Ирке: – Колюшка забыл свой пропуск в танцевальную студию, мне нужно бежать.
– Беги, – разрешила подруга. – Мы тут и сами справимся, потом расскажем тебе, что было.
Знала бы я, сколь многие потом об этом будут рассказывать…
Я успела заскочить домой, взять забытый сыном пропуск, сумку с кошельком и прочими нужными вещами и уже на выходе из подъезда едва не свалилась с крыльца, услышав дикий крик.
Кто именно орет, было совершенно непонятно. Вопль очень органично сочетал экспрессию дикого звериного рыка и подкупающую искренность бессловесного рева Ярославны.
Громкий, протяжный, очень эмоциональный, он вызывал противоречивые желания: убежать и спрятаться – или поспешить на помощь, в зависимости от личного героизма.
Я не самая большая трусиха и, наверное, выбрала бы второе, но в данный момент уже была ангажирована на свершение небольшого подвига и не могла отвлекаться. Поэтому на бегу, четко держа курс на ближайшую станцию метро, позвонила Ирке и спросила:
– Ты слышала рев Ярославны? Кто‑то страшно вопил!
– Не кто‑то, а Мара, – безмятежно объяснила подруга. – Это ее уникальная практика «Крик». Чтобы сбросить весь негатив, надо как можно громче и эмоциональнее орать, желательно стоя под душем или хотя бы вблизи воды, чтобы та унесла все вредное.
– Вот почему она
