Девочка с куклами - Вадим Юрьевич Панов
– Ты кажешься замороченным больше обычного, – заметил Антон, подвигая Вербину стакан с виски.
– Обычно я просто усталый, – хмыкнул в ответ Феликс и сделал маленький глоток.
– А я как сказал?
– Ты уже забыл?
– Мне интересно, слышал ли ты меня.
– Слышал, но не понял смысла фразы.
– Попалось незнакомое слово?
– Ага.
Мужчины рассмеялись.
Антон работал в «Грязных небесах» с самого основания, был скорее другом, чем сотрудником, а после оглашения завещания Криденс оказался ещё и деловым партнёром: бывшая хозяйка бара передала ему и администратору Кате по десять процентов акций. Ещё часть оставила родителям, а контрольный пакет – Вербину. Так Феликс, абсолютно неожиданно для себя, стал хозяином процветающего заведения. К счастью, много времени «Грязные небеса» у него не отнимали: основное управление лежало на плечах Антона и Кати, которым Вербин полностью доверял и в чьём благоразумии не сомневался.
– Интересное дело? – продолжил расспросы Антон.
– Ещё не знаю, – медленно ответил Феликс. Деталями расследований он с друзьями не делился, однако иногда обсуждал «в общих чертах» – без имён и дат. – Есть ощущение, что может оказаться интересным.
Фраза получилась более чем туманной, однако бармен без труда понял, что имел в виду Вербин:
– То есть ты ещё не знаешь, было ли совершено преступление?
– Ага. – Феликс помолчал. – Я думаю, было, но окончательный вывод сделаю завтра после того, как погружусь глубже.
– Понимаю.
Вербин сделал ещё один глоток, понял, что нужно покурить, и вопросительно поднял брови:
– Пойдём?
Но, против ожидания, бармен отрицательно покачал головой:
– Я перекур на беседу потратил.
Даже став совладельцем, Антон продолжил серьёзно относиться к своим обязанностям и в разгар вечера не мог оставить бар больше чем на несколько минут. Помощники бы справились, но Антон считал, что не имеет права так с ними поступать.
– Ладно, тогда с тобой в следующий раз, – усмехнулся Вербин, после чего натянул куртку и, пройдя через служебный коридор, вышел на задний двор.
«Грязные небеса» располагались в тихом переулке неподалёку от Цветного бульвара, а позади бара находился переулок совсем тишайший, в котором не то что машины – прохожие появлялись так редко, что по вечерам, особенно – зимой, Феликсу казалось, что он находится не в центре современного мегаполиса, а таинственным образом переместился в прошлое, в Москву старинную, и тогда стены домов превращались в срубы, а светил ему не одинокий уличный фонарь, а набравшая полный вес луна. И только в её лживом свете можно было в деталях разглядеть мрачные московские тайны. Настоящие тайны, порождённые страстями и пороками, сплетённые с легендами, суевериями и страхами. Старый город видел многое, но накопленные секреты выдавал неохотно, то ли потому, что обещал молчать, то ли берёг психику жителей, скрывая то, как всё происходило на самом деле.
– А раз так – придётся докапываться самостоятельно, – пробормотал Вербин, докуривая сигарету. – Как сейчас, например.
В странном случае с девочкой, которая умерла именно так, как ей представлялось несколько последних месяцев, с изумительной точностью воспроизведя запись из собственного дневника.
Или кто-то воспроизвёл ту запись?
Феликс не лгал Антону, он действительно ещё не принял окончательного решения, однако чутьё подсказывало, что дело открывать нужно, и вовсе не по сто десятой статье. Но пока у него было только чутьё. Как и у молодого Крылова с поддержавшим его Анзоровым. И просмотрев материалы, Вербин понял, почему следователь не спешит открывать дело – фактов не хватало. С другой стороны, Феликс давно понял, что факты – вещь наживная: если как следует вникнуть в происходящее, то быстро станет понятно, в каком направлении следует копать, чтобы их найти. И чтобы вникнуть, Вербин предельно внимательно изучал дневник Виктории Рыковой, перечитывая некоторые места и делая пометки для памяти. И периодически удивлялся тому, что девушка вела настоящий дневник – в бумажном блокноте, шариковой авторучкой, а не сливала мысли, или их обрывки, в социальные сети, как принято сейчас. Аккаунты Рыковой Феликс тоже просмотрел, но они были данью моде – фотографии, впечатления о прочитанном или просмотренном и снова фотографии. В социальных сетях Виктория была обыкновенной, а в личном, предназначенном исключительно для неё, дневнике представала совсем с другой стороны. «Под замок», а точнее, «в стол», девушка писала с полной откровенностью, которую не следует путать с вульгарной цифровой открытостью – именно её в социальных сетях продают под видом искренности. Настоящий дневник не только способ излить душу, но и терпеливый, вдумчивый собеседник, в разговорах и спорах с которым открываются всё новые и новые смысловые слои. Мысль за мыслью, слово за словом, автор уходит в размышлениях всё глубже, обнажая душу перед читателем, о существовании которого он даже не догадывался. К появлению которого отнёсся бы с ужасом.
Так уж устроен человек: он становится полностью откровенным, лишь когда уверен, что его никто не услышит.
И Виктория была именно такой – предельно искренней со своим единственным надёжным собеседником, за что Вербин был ей признателен. Но при этом не забыл мысленно попросить прощения за то, что роется в её мыслях. В её тайнах.
Феликс сделал ещё один глоток виски и вернулся к чтению.
«Я стою перед зеркалом и смотрю на себя.
И не знаю, смотрю ли я на себя. Или она смотрит на меня. И я не уверена, что она – это я. Мне страшно думать, что в зеркале могу быть не я. Мне страшно думать, что я могу быть в зеркале. Не знаю, как у других, а у меня во снах так бывает: я вижу себя и не уверена, что вижу себя. Отражение в зеркале дискретно: в один момент оно знакомо, в другой передо мной стоит совершенно чужой человек. Она красивая. Она молодая. И она зачем-то оделась так же, как я. В какие-то мгновения она – это я. В какие-то мгновения – нет. И от этой дискретности мне страшно. Но тоже дискретно: в какие-то мгновения страшно, в какие-то – нет. А в какие-то – странно.
Мне странно думать, что я могу быть не я.
Даже во сне.
Когда я боюсь, когда вижу не себя – внутри меня зарождается страх, но я осознаю его лишь в следующий миг – когда возвращается моё отражение. Когда я ощущаю себя собой,