Кукла Коломбины - Елена Дорош
– Да вроде ничего страшного. Не поранил вас, мерзавец! А я уж испугалась!
– Ты чего тут делаешь? – просипел Афанасий и схватил дочь за руку.
Нюрка, не глядя на него, затараторила, что так боялась за него, так переживала, так места себе не находила, что решилась пробраться незаметно к месту облавы и поглядеть.
– Только одним глазком, тятенька, честное слово!
У Афанасия аж дух занялся.
– Каким еще глазком! Ты с ума, что ли, совсем сошла сюда соваться! – напустился он на дочь.
Нюрка втянула голову в плечи, ожидая разноса, но, на счастье, тот, кого она треснула по голове палкой, шевельнулся и застонал.
– Вяжите его скорей, тятенька, а то очнется, нас обоих заломает! – крикнула она и первая кинулась вязать.
Афанасий отпихнул безобразницу в сторону и кое-как управился сам.
– Давайте я побегу нашим сказать, – предложила неугомонная. – Пусть подмогу пришлют.
Чебнев глянул на преступника. Добром тот не пойдет, а тащить его сил не хватит. Свисток бы пригодился. А без него…
Он сердито глянул на дочь. Ишь, радуется! Глазищи так и сверкают! Взять бы и отвесить ей подзатыльника!
Афанасий Силыч попыхтел и кивнул:
– Поспешай, дитятко. Пущай Румянцев дует сюда. Да поскорей.
– Обернусь в момент! – радостно отозвалась Нюрка и порскнула меж валунов, только ее и видели.
Вот шустрая какая! Ей бы парнем родиться, всех бы обставила! В генералы выбилась бы!
– Ыыыыы… – замычал детина и приподнял кудлатую голову.
Афанасий пристукнул его кулаком и тут вспомнил, что обронил пистолет. Стал шарить вокруг. Насилу нашел. И вдруг совсем близко послышался топот. Афанасий так и припал к земле. Неужто бандиты своих выручать прибыли?
– Афанасий Силыч, вы где? – раздался над ним голос Румянцева.
– Чего орешь? – поднимаясь с колен, сердито буркнул начальник. – Давай помогай. Один – труп, другой – без сознания.
Румянцев нагнулся над убитым и, перевернув того на спину, присвистнул.
– Да это ж Жилистый! Даже я его знаю! Даром что в сыскной без году неделя!
– Это который ломбард на Садовой ограбил, – деловито уточнила появившаяся Нюрка.
– Ага, – кивнул Румянцев и обернулся к надзирателю: – Ну вы и молодец, Афанасий Силыч! Такого хряка завалили! Начальство-то как обрадуется! Да за него не то что медаль, слиток золотой надо дать!
– Держи карман шире, – проворчал Чебнев. – Лучше глянь, не знаешь ли второго. Чай, фото видел.
Румянцев с готовностью склонился над пребывающем в бессознательном состоянии бандитом.
– Этого не знаю.
– Это Бобыль, – авторитетно заявила Нюрка. – Недавно из Одессы. Говорят, дружок самому Биндюжнику. Из тех же мест.
– А ты откуда знаешь? – удивился Румянцев.
– Да было дело, – туманно ответила Нюрка и покосилась на отца.
Афанасий свирепо глянул, однако ничего не сказал, только скомандовал, чтобы помощник вызывал кого надо, – увозить задержанных.
– Сейчас подъедут, Афанасий Силыч. Там тоже с добычей. Пятерых взяли. Четверо убегли, правда.
– А Биндюжник? – вскинулась Нюрка.
– Когда своего задержанного сдавал, наши сказали: ушел, сволота. Ну да ничего. Добегается.
– Узнали кого-нибудь из тех, что ушли?
– Говорят, кроме Биндюжника, все неизвестные. Новенькие, наверное, – пожал плечами Румянцев.
– Прям! Новенькие так ловко от полиции не бегают! – возразила Нюрка. – Нет, тут другое. Сдается мне…
И вдруг осеклась.
– Чего, Нюр? Знаешь, что ли, чего? – стал допытываться Румянцев, но тут уж вступил начальник:
– Хватит болтать! Вон тарантас едет. Беги, встречай!
До полицейского участка добрались через час. Пока тятенька разбирался с делами, Нюрка быстренько сварганила чайку и нехитрую закуску из того, что нашла в его кабинете: сухари да два печатных пряника. Какая-никакая, а все ж еда. Поест тятенька и оттает. Не так сильно браниться будет, а то и вовсе простит. С удачей вернулись все же!
Заодно осмотрела свою и тятенькину одежду. Почистила. Оказалось, у полицейского мундира порван рукав. Надобно упредить тятеньку, чтобы форму в передней не вешал, сразу отнес бы к ней в комнату. Не дай бог, заметит Фефа, крику не оберешься. Весь вечер будет причитать, что все хотят ее погибели, поэтому не берегут истерзанные нервы. Это выражение – истерзанные нервы – Фефа услышала от соседки Варвары Модестовны и немедля переняла. Теперь чуть что – пугает им домашних.
Напоследок Нюрка оглядела свою физиономию и поспешила оттереть два черных пятна на щеке и шее.
«Теперь уж точно все улики уничтожены», – подумала она и поставила на горелку чайник.
Однако почаевничать с полицейскими ей не дали. Вернулся тятенька и погнал в шею. Даром что она, можно сказать, жизнь ему спасла. Нюрка обиделась до слез, потому спорить с родителем не стала. Гордо выпрямилась и направилась к выходу.
Румянцев вышел проводить и сразу принялся дознаваться, как она в порт попала.
Нюрка отвечала невразумительно, но он был упрям:
– Неужто Афанасий Силыч тебе про операцию сказал?
– Еще чего! Он секреты не выбалтывает!
– А как же тогда ты там очутилась? Гуляла, что ли, неподалеку?
– Отстань от меня! – обозлилась Нюрка. – Чего допытываешься? Лучше подумай, как остальных вылавливать будешь!
– Да зачем думать? Я, что ли, один вылавливать буду? Начальство пусть думает, ему видней!
И тут Нюрка припечатала:
– Эх, не быть тебе, Румянцев, настоящим сыщиком. Думать не хочешь.
Повернулась и пошла к двери, помахав рукой на прощание.
«Ишь ты какая», – подумал Румянцев и усмехнулся.
«Бестолочь», – подумала Нюрка и фыркнула себе под нос.
Она вышла на крыльцо и глубоко вдохнула свежий утренний воздух.
Весна ведь! Весна!
До рассвета несколько часов остается. Успеет добраться домой и немного поспать.
У нее было отличное настроение. От того, что добытые ею сведения привели к поимке шайки, что отличился тятенька, что впереди новый яркий день.
Она потянулась и рассмеялась.
Как хорошо!
И тут из полумрака двора, что начинался за зданием сыскной части, глянули на Нюрку чьи-то жгучие глаза. Она не увидела их, скорее почувствовала, и аж судорога по спине прошла – таким страшным был тот взгляд.
Это еще кто?
Она вгляделась в мрак, но ничего не увидела.
Показалось. Наверное, от пережитого волнения.
Нюрка перекрестилась, три раза сплюнула через плечо и потопала в сторону Кирочной.
Важный Лохвицкий
Тятенька в тот день ни на завтрак, ни на обед не пришел, и Нюрка уговорила няньку послать ее с харчами в часть.
Фефа в последние дни сама не своя была. Видела, что Афанасий мается животом все сильней, поэтому, несмотря на суровый запрет посылать девочку в сыскную, согласилась и собрала для Нюры узелок.
– И то правда. Пущай хоть раз на дню поест домашнего. А если ругаться станет, скажи, что я во всем виноватая.
– Не скажу. Мы
