Алиби. Искусство обмана - Павел Рубцов
– Ты пьяный, что ли? – Саша обернулся и внимательно посмотрел на отца.
– Встречался с отцом Стаса, говорили про случившееся. За что ты его?
– А Стас что сказал?
– Он тоже молчит, – ответил Решетников.
– Ну вот и я говорить не буду.
– Ты ему сотрясение устроил. Надо понимать, конфликт улажен или…
Саша досадливо нахмурился:
– Пап, хватит. Хорошо, когда ты трезвый, всем довольный.
– Мы должны поговорить.
– Слушай, давай я скажу маме, что мы поговорили, и ты успокоишься.
– Я хочу поговорить, потому что я хочу поговорить.
– Ты устал, тебе хочется спать, мне хочется побыть одному, давай разойдемся.
– Есть ощущение, что у нас нет с тобой взаимопонимания, – меланхолическим тоном проговорил Решетников.
– Слушай, но ведь все хорошо, мы приветливы, дружны. Чего ты копаться начал? Я тебе не расскажу ничего, потому что есть вещи, о которых не надо рассказывать. Личные. Это нормально.
– От родителей, особенно от отца, ничего нельзя скрывать.
– Слушай, отец, у тебя есть секреты?
– Нет! – Решетников даже головой покачал для убедительности.
– Врешь. Ты мне врешь. А я чего должен отвечать тебе правду? Пап, давай я буду заниматься.
Саша отвернулся к монитору. Видя, что сына не удается пронять, Решетников выдержал паузу и заявил:
– У меня есть другая женщина.
Саша, мгновенно забыв о своем занятии, резко повернулся к отцу.
– Что?!
Решетников вдохновенно продолжал:
– Мы с ней давно знакомы, но вот сейчас отношения… роман, короче. Мама пока ничего не знает, потому что… ну… может, и не надо говорить, на две семьи пожить, ты вон уже взрослый какой, папа тебе только мешает… ну вот я сказал тебе правду, теперь ты давай.
Саша внимательно смотрел на отца, пытаясь понять, лжет он или нет.
– Ну что ты врешь, а?
– Это правда.
– Нет! Женщину какую-то придумал, что за цирк?
– А как тебя разговорить?
– Никак. Может, раньше надо было начинать говорить, я бы привык, а может, я просто такой, что никак. Все нормально. Честно. Я не наркоман, у меня все нормально. Давай ты протрезвеешь…
Решетников грустно хмыкнул, встал и, слегка покачиваясь, вышел из комнаты.
Через 10 минут он уже крепко спал перед включенным телевизором, не видя, что транслируется интервью Марии Шульгиной.
– Я должна извиниться, – говорила она с виноватой улыбкой, не теряя при этом достоинства, – но в последнее время мне нездоровилось, и я была вынуждена пойти на этот поступок. Разумеется, я обещаю, что отныне буду сама лично присутствовать на всех гастролях. Спасибо. Еще раз спасибо.
* * *
Решетников же в это время видел совсем другие картины.
Он оказался в казино, причем не современном, а, судя по одежде посетителей и крупье, эпохи конца девятнадцатого века. Осмотревшись, он заметил за столом Достоевского – того зрелого Федора Михайловича, что знаком каждому по школьным портретам. Решетников присел рядом, не сводя с гения завороженных глаз. Наконец, набрался смелости и обратился к писателю. Но тот оборвал его отрывистым «Нет».
– Что нет? – слегка опешил Решетников.
– На все твои вопросы ответ: нет, – ответил Достоевский, не удостаивая Петра взглядом.
– На какие? Вы же не знаете, о чем я хотел спросить.
– Пришел благословение просить.
– Зачем мне ваше благословение?
– На экранизацию «Преступления и наказания».
– Я не хочу писать экранизацию.
– Хочешь. Не благословлю. Я паблик домейн, конечно, но нет. Уходи.
– А я назло напишу, – с вызовом произнес Решетников.
– Прокляну. Ты и так говнодел, а так и вовсе перестанешь писать. Даже эти твои алиби не сможешь сочинять. Такой позор. Ты так никогда не станешь великим писателем.
Решетникова раздражало, что писатель не желает на него смотреть.
– Я не хочу быть великим писателем.
– Не можешь, вот и не хочешь.
– То есть, если я перестану сочинять алиби, я стану известным писателем?
– Станешь известным говноделом.
– А можно другое слово использовать? – все больше раздражаясь, спросил Решетников.
– Нет, говнодел, нельзя. А чтобы стать настоящим писателем, нужно страдать и быть бедным. Быть бедным и страдать. Всего-то. А ты живешь в зоне комфорта, говнодел. Зачем тебе писать современную версию «Преступления»? Тебя это не спасет. Тебе очиститься надо через страдание и муки. Оставить свое это агентство, переосмыслить жизнь, переоценку сделать. Реновацию жизни произвести.
– Знаете что, Федор Михайлович, – вскричал доведенный до бешенства Решетников, – идите вы в жопу!
И тут Достоевский впервые за весь разговор повернулся к нему, посмотрел прямо в глаза и ответил:
– Там занято. Там ты.
* * *
Проснувшись ровно в восемь утра, Решетников выключил телевизор и набрал Жданова.
– Добрый день, Роман Викторович, я согласен писать.
– Да? А мы уже нашли автора.
– А если я скажу, что уже есть кое-какие наработки? Мне сегодня приснилось, как это все должно быть. Как Менделееву, все в карточках.
– Отлично. Пришлю договор на почту.
– Ждите бестселлер, – сказал Решетников и положил трубку.
Из размышлений об удивительном сне с гениальным писателем в главной роли его вывел голос Саши:
– Пап, ты спишь?
Решетников энергично подскочил с кровати.
– Завтрак? Ты за этим пришел? Сейчас, сейчас будет пир…
– А где мама?
– А она не приехала?
– Нет, не ночевала.
– Ты звонил ей?
– Трубку не берет.
Встревоженный Решетников начал быстро одеваться.
– А чего ты такой спокойный? У тебя мать дома не ночевала.
– Я думал, она тебе сказала, что не будет ночевать…
– Иди делай завтрак, а я быстренько разберусь.
Выпроводив сына, Решетников взял «рабочий» телефон – тот, который использовался для «Алиби», и набрал помощницу.
– Даша, привет, срочно скажи нашим компьютерщикам, чтобы нашли мне местонахождение человека по номеру или просто, где сама труба. Номер сейчас скину.
Голос Даши удивил и даже немного испугал Решетникова.
– Вы должны приехать. Срочно.
– Даша, ты меня не слышала?..
– Приезжайте, – перебила его Даша, – это очень важно.
– Да что случилось? – Решетников повысил голос.
– Я не знаю, вы должны приехать, – снова повторила Даша. – Мы узнаем местонахождение человека по телефону, вы, главное, поторопитесь.
* * *
В машине Решетникова застал звонок от Маклакова.
– Все получилось! – объявил тот радостно.
– Отлично. А что именно?
– Ну это, нищенство мое сработало. Бывшая ко мне приперлась, увидела всю мою обстановку, бутылки пустые, обозвала нищебродом и послала подальше. И кстати, призналась, что Вадик – паренек ее – не от меня. Все отлично сработано!
– Есть одно «но», – сказал Решетников. – Придется пожить немного такой жизнью.
– Зачем? – протянул Маклаков.
– Ваша жена, как видно, не дура, вы напрасно на нее так. Я думаю, она наймет кого-нибудь последить за вами.
– Да… И сколько?
– Ну недельку пиццы поразвозить придется. Мы последим, не следит ли кто за
