Ты умрешь влюбленной - Юлия Викторовна Лист
– Каков его психологический профиль? – спросила Вера. – На твой взгляд.
– Очень сложный тип. С одной стороны – эмотивный шизоид, точнее, таким он кажется, с другой – истероидный шизоид, сам в себе, с третьей – паранойяльный истероид. Поэт, нарцисс. И фантазер. Ты же знаешь, фантазеры – все… – Эмиль скривил лицо, выражая гримасой антипатию к той когорте людей, которые не вписывались в его таблицы, графики и разнообразную типизацию. – Да и вообще, я не особо задавался этим вопросом. Он просто пару раз заказывал у меня поиски утерянных предметов искусства.
– Значит, именно он? А почему сейчас не пришел к тебе, а подкараулил меня в подворотне?
– Потому что… – протянул Эмиль, еще ближе подъехав к компьютеру. – Потому что… мы не сошлись во мнениях в одном месте из Блаженного Августина.
– Понятно, – усмехнулась Вера, прекрасно понимая, что Эмиль позволил себе пару резкостей по отношению к сыну миллиардера. И теперь тот, видимо, посчитал ниже своего достоинства обращаться к шефу детективного бюро напрямую.
– А вот что еще касается смерти Рене Ардити… – начал Эмиль. Вера спохватилась:
– Да, он умер очень странно. Попасть в перестрелку во время утренней пробежки! Как это вообще возможно? У него не было охраны?
– Как ни странно, он всегда ходил без охраны. Встретишь его на улицах Парижа – нипочем не скажешь, что это миллиардер. Так, хипстер: кепка, потертый пиджак, джинсы с растянутыми коленками. Он ездил на самокате! Кстати, завтра голосование, самокаты хотят запретить, имей в виду. Ему было под семьдесят, а выглядел на пятьдесят, бегал по утрам всю свою жизнь, не то вегетарианец, не то фруктоед, в каких-то марафонах вечно участвовал. И вот ему не повезло пробегать мимо банды мелких наркодилеров, которые устроили перестрелку.
– В котором часу это было? И где?
– В половине шестого утра. У моста Руаяль, недалеко от музея д’Орсе.
– Не знала, что наркоманы так рано встают.
– Скорее – так поздно ложатся.
– Все равно – неестественно как-то, – скривилась Вера.
Эмиль посмотрел на нее искоса.
– А дело взял твой дядя, Кристоф?
– Он патрон уголовной полиции Парижа как-никак. Такая важная птица, как Ардити, заслуживает его внимания.
– И что же ему удалось… узнать? – осторожно спросила Вера.
– Мелкая, ничего собой не представляющая банда, промышлявшая травкой… Да даже не банда, как это записали в полицейских отчетах, а компашка любителей пыхнуть с друзьями – пара музыкантов, студент, старый художник. Все были расстреляны так, будто под мостом Руаяль разыгралась сцена из «Бешеных псов» Тарантино. Они будто наставили друг на друга пушки и разом начали палить. А подбежавший к ним Рене Ардити словил шальную пулю в бедро. Он упал в воду и истек кровью раньше, чем приехала «Скорая».
– Первый вопрос, который хочется задать: сколько пар ног там наследило?
– Это под мостом, детка! – усмехнулся Эмиль. – Там порой спят бомжи, блюют наркоты, насилуют проституток…
– Но это же центр Парижа, – в ужасе отшатнулась Вера.
– Ты до сих пор смотришь на Париж через фильтр, загруженный прямо в твою восторженную голову, предпочитая замечать только вылизанные туристические пятачки.
– Ладно, просто я подумала, что разыграть сцену из «Бешеных псов» могли бы с помощью кого-то. Например, убитые были под наркотическим опьянением. Каждого друг за дружкой ставили, стреляли, укладывали… Может, есть член этой банды, компашки, кто в тот вечер… то есть утро… не участвовал в происшествии?
Эмиль долго смотрел на Веру так, будто она вдруг заговорила на валирийском[2] или клингонском[3], а потом нахмурился:
– Ты откуда это знаешь?
– Что?
– Про то, что пятый дружбан не явился на стрелку.
Вера смутилась.
– Я не знаю, я лишь предположила! Ты сказал, что все было, как в «Бешеных псах», и я подумала, что сцену можно повторить в реальности. А мертвых разложить как кукол.
– Иногда я думаю, может, посоветовать парижской школе полиции включить в программу курс киноведов? Ты слишком много смотришь кино!
– Так это возможно или нет?
– Но только если тот, кто это сделал… – Эмиль недоговорил, резко поднялся, схватив со стола свой смартфон – айфон самой последней, четырнадцатой, модели, стал нервно кружить по кабинету, набирая сообщение. Вера знала, что он писал своему дяде – Кристофу Герши, дивизионному комиссару, бывшему начальнику BRI, нынешнему начальнику парижской уголовной полиции, – делился идеей, которая только что пришла в голову Вере.
– Надо уточнить у судмедэкспертов, – Эмиль нажал кнопку «отправить» и сунул гаджет в задний карман джинсов, – не заметили ли они чего необычного. Если такую сцену ставить, брызги крови и положение тел все равно будут кривыми. Ты умница! Это гениальная мысль. Черт, почему она мне не пришла в голову?
– Просто нужно время от времени смотреть кино, – ввернула Вера. – А что за пятый?
– Пятый был найден повешенным.
– Сам повесился?
– Он был под кайфом. Такого можно было взять за руку, отвезти куда угодно, как ребенка. Оформили как самоубийство… пока. Вообще есть еще одна трудность. Жена Ардити давит. Она не хочет шумихи, постоянно лезет с вопросами и торопит. Приятного мало – основателя Ардитис застрелили в перестрелке сбытчики травки. Мне было бы обидно умереть такой смертью. И все же, – Эмиль откатил кресло и уселся за компьютер, – не я один уверен, что миллиардеры так просто не кончают. Надо копать. Кристоф дело не закроет.
– А что нам делать с его сыном? Он собирается позвать нас на частный аукцион. Хочет, чтобы мы нашли картину в его замке. Кстати, что за замок?
Эмиль вздохнул, быстро набрав в строке поисковика какое-то название, а потом чуть сдвинул экран в сторону Веры. Перед ее глазами предстал удивительной красоты холмистый пейзаж и утопающий в кронах средиземноморских сосен, как бы нависающий над голубизной моря, настоящий средневековый замок из серого камня с зубчатыми стенами, башнями, бойницами и красной черепицей.
– Шато де Пон Д’Азур на Лазурном Берегу в ста двадцати километрах от Ниццы. В конце девятнадцатого века его купил и отреставрировал богатый русский ювелир. В две тысячи десятом у его предков замок выкупил Ардити.
– Ты был там? – не спросила, а выдохнула Вера.
– Нет.
– Хочешь принять предложение Даниеля Ардити?
Эмиль не ответил. Он вернул на экран игру, в которую резался, когда Вера его потревожила – тестировал новую РПГ с анимешного вида девицами, вооруженными луками и двуручными мечами, релиз которой должен был состояться в конце месяца. Он щелкал мышью, а по губам скользнула едва уловимая усмешка, которая могла значить все, что угодно. И то, что он предпочел бы продолжить резаться в
