Синий конверт, или Немцы разные бывают - Геннадий Кучерков
— Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, это предположение, что в нужный момент у вашего «трупа» не оказалось под рукой клочка бумаги для записи только что полученной срочной информации. И он использовал то, что подвернулось под руку. Чью-то фотографию. Но это ведь информация обо мне, — в ужасе воскликнула она. — С какой стати этот ваш "труп» интересуется мной?
— Очень даже может быть, — откликнулась Валентина, — я сама так часто делаю, использую все что под руку подвернётся.
Калерия Германовна ее не слушала. В ней все сильнее нарастала тревога. То, что в телефонном разговоре вызывало беспокойство, теперь перерастало в знобящий страх. По боли в затылке она поняла, что снова подскочило давление. Человека на фото она не знала. Откуда ее координаты у незнакомого мужчины? Интересно, что ее имя на обороте фото и номер телефона были написаны пастами разного цвета. Логично было предположить, что сначала была получена информация о ее имени, а телефон обнаружился позже. То есть ее искали! Зачем? Неужели?
Женщину подмывало желание броситься домой к телефону. Но ноги ей отказывали. Приподнявшись, она снова в бессилии опустилась на своё место. Она достала пузырёк нитроглицерина, бросила таблетку под язык и, закрыв глаза, откинулась на спинку садовой скамьи.
Валентина, наблюдавшая за женщиной с сочувствием и тревогой, благоразумно помалкивала, вертя в руках фотографию. Потом встала, бросила фото в сумку, отошла на пару шагов, достала сигареты и закурила, стараясь выдыхать дым в сторону.
Немного погодя, Калерия Германовна стала подниматься. Валентина поспешила ей на помощь, поддержав ее под локоть.
— Вот, как все обернулось с вашим «трупом», — раздражённо сказала пожилая женщина молодой, выдёргивая руку. В ней все больше нарастало подозрение в отношении Валентины.
Девушка не нашлась, что ответить, промолчала. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Калерия Германовна раз за разом адресовала ей словосочетание «ваш труп» с такой язвительно-саркастической интонацией, что девушке становилось все более и более не по себе. Она сознавала, что создала проблемы пожилому и не совсем здоровому человеку, готова была ему помочь, но не знала, как. Уйти, извинившись, Валентина не решалась. Единственно, что сдерживало ее смущение и недовольство собой, была мысль, что, как бы там ни было, но объективно она ведь фактически предупредила женщину о возможной опасности.
Ее сочувствие к этой, как-то сразу осунувшейся и даже немного сгорбившейся женщине, было столь велико, что она неожиданно для самой себя произнесла:
— Калерия Германовна, не знаю, пойдёте ли вы в милицию, но могу дать вам свой адрес. На всякий случай. За собой вины я не знаю, пусть они с ним разбираются. Заодно освободят мне квартиру от него.
Пожилая женщина, собиравшаяся уже уходить, остановилась, потом, не поворачиваясь, сказала:
— Мне не только ваш адрес нужен, но и фотография.
— Да, я бы с радостью, а вдруг он очнётся и «предъяву» мне сделает. Пусть уж от милиции требует фотку назад, я им отдам, — немного поколебавшись, огорчённо ответила Валентина.
Калерия Германовна медленно повернулась к Валентине и внимательно посмотрела на неё:
— Так, милиции она вроде не боится! — констатировала она про себя. — И даже готова сдать им свой «труп». Но фотографию не хочет отдавать. А это ведь главная улика против тех, кто стоит за этим «спектаклем». Ко мне сочувствие проявляет. Но так ли уж невинна эта красивая овечка? Какова ее роль? Может, просто блефует. Кто-то придумал всю эту историю с летаргией, с «трупом», а она ее искусно разыгрывает передо мной. Но для чего? Вытащить меня на улицу? Ну, вытащила уже, и что?
Она тревожно оглянулась вокруг, удивив Валентину своими резкими поворотами то в одну сторону, то в другую. Никого и ничего подозрительного не обнаружив, Калерия Германовна снова вернулась к своим мыслям о "трупе".
— Лица этого парня на фото я не знаю, а вот на лицо трупа мне бы хотелось взглянуть, — подумала она. — И, вообще, существует ли он реально? Если он, действительно, сейчас лежит на ее квартире без сознания или спит, как она говорит, я могла бы считать себя в относительной безопасности хотя бы какое-то время. Но сначала я должна его увидеть. Почему Валентина до сих пор не изъявила желания показать его мне? Да, потому, что никакого трупа, наверно, и нет. А вот сейчас проверим. Пригласит — не пригласит?
Калерия Германовна снова посмотрела на Валентину.
— А нельзя ли мне взглянуть на этот ваш «труп», — с тем же язвительным подтекстом спросила она, — вы далеко живете?
— О, я боялась вам предложить, — с неожиданной для Калерии Германовны быстротой обрадованно ответила девушка. — Нет, нет, совсем недалеко, пара остановок на трамвае, — и предупредительно добавила, — можете сообщить своим соседкам мой адрес: Ленина, 12, кв.7.
— Значит труп все-таки есть! — почему-то с огорчением подумала пожилая женщина. — Но уж очень она обрадовалась, — забеспокоилась ещё больше Калерия Германовна. — Может быть, это и есть та ловушка, которую она мне все это время выстраивала, и я теперь сама сую в неё свою голову?
С этой мыслью она бессильно снова опустилась на скамейку и уже решила было отказаться от посещения квартиры Валентины, когда ей пришла в голову другая идея. А что, если предложить Валентине взять с собой за компанию одну из ее соседок, с которыми она пришла в сквер. Если Валентина станет отказываться, то тогда это будет верный сигнал опасности, и она точно никуда с Валентиной не пойдёт.
Но Валентина совсем не возражала:
— Да, пусть хоть обе идут. Я сама их приглашу, — сказала она, направляясь к скамье со старушками.
Калерия с облегчением вздохнула, когда одна из соседок согласилась присоединиться к их компании.
СПЯЩИЙ
С опаской войдя в квартиру Валентины, Калерия Германовна скоро убедилась, что та ее не обманывала. Молодой человек, лежащий сейчас перед ней на кровати, похоже, действительно, находился в глубоком сне. И это ее немного успокаивало. Она с первого взгляда поняла, что никогда в жизни его не встречала. Но это обстоятельство спокойствия ей не прибавляло.
Неожиданно в квартиру без стука вошёл слегка небритый мужчина средних лет в домашних тапочках, в некоем подобии полосатых шорт, впрочем, больше похожих на семейные трусы, и в
