Алексей Клёнов - В понедельник я убит...
Зайчик вошел в комнату с подносом в руках, на котором дымились две чашки ароматного кофе, сваренного в "турке", и бутерброды с вареной колбасой. Вот так. Скромно, не как у Карена, зато искренне. Поставив поднос на стол, Зайчик сел напротив, и в упор посмотрел на меня прозрачными глазами:
— Что, любуетесь на "роскошь"? Ищете следы моего незаконного богатства? Вы ведь, насколько я понимаю, по делу Летунова меня посетили?
Неопределенно хмыкнув, я уклончиво ответил:
— Ну почему именно по делу Летунова? Мало ли поводов…
Зайчик резко перебил меня:
— Не мало. Их совсем нет. Это был единственный случай в моей практике, когда я пошел на сделку с собственной совестью. Он был первым, и последним. И говорить с Вами я буду только потому, что знаю Вас, заочно, разумеется, как честного и объективного журналиста.
Помолчав, он неторопливо выпил кофе, закурил трубку и тяжело, со свистом и хрипом, закашлялся. Остановиться не мог минут пять. Я терпеливо ждал, уже догадываясь о причине. Изможденный вид, посеревшая кожа, хрипы в легких…
Перестав, наконец, захлебываться кашлем, Зайчик перехватил мой сочувствующий взгляд, и уточнил:
— Уже догадались? Да, туберкулез в последней стадии. Жить мне осталось не более двух-трех месяцев. Потому и смолю напоследок. Ни к чему оттягивать конец, не для чего. А двух месяцев мне хватит…
Вытерев синюшные губы платком, он не стал уточнять, для чего именно ему хватит двух месяцев, и продолжил:
— Я не стану спрашивать, как Вы узнали о деле Летунова. Я имею ввиду ту его часть, которая не стала достоянием общественности. Не сомневаюсь, что официальную версию Вы знаете. А вот об изъятом протоколе допроса обвиняемого, а позже осужденного Летунова, знают всего несколько человек. Теперь и Вы. И Вас, конечно же, интересует, почему я это сделал?
Я молча кивнул. Зайчик загасил трубку, и кивнул мне на пепельницу:
— Курите, если желаете. Мне хуже уже не станет… Так вот. Когда Летунов на одном из допросов признался, что убийство совершил не он, а его хозяин Салихов, я, признаться, немного ошалел. Подозреваемый подкидывает мне информацию, которая в корне меняет все дело. И ведь верить остается только ему, или Салихову. Из пяти человек, пришедших на "стрелку", в живых остались только они…
Перехватив мой взгляд, Зайчик уточнил:
— Да, были застрелены и оба охранника Мордовского. Это как-то затерлось, личность Бакшиша все затмила. А убийство было тройным. И я не сразу сообразил, что уже в тот день не мне одному было известно, что Летунов сдал своего хозяина. Поначалу взял вину на себя, а потом сдал. Уже позже я узнал, что в СИЗО Летунова навещали люди Багдасарова, и под их давлением он раскололся. Уж не знаю, чем они его прижали, могу только догадываться, зная, какой зверь Карен. Вы ведь не обольщаетесь на его счет?
Я, все так же молча, покачал головой, не решаясь перебивать. Александр Федорович усмехнулся:
— Удивлены, что я знаю о Вашей связи с Кареном? Не удивляйтесь, я все же следователь, хоть и бывший. И у меня есть свои профессиональные секреты. К тому же имею серьезный интерес к личности Карена… Знаете, Антон, когда появился тот самый протокол допроса Летунова, а вслед за ним на меня вышли люди Карена, я не слишком и удивился. Предполагал нечто подобное. Понятно, что ему нужен был убойный компромат на конкурента. Который он держал бы как джокер в рукаве, до поры. А ведь я уже повестку выписывал Салихову, на очную ставку с Летуновым…
Тут меня прямо таки кольнуло в сердце, от ощущения нестыковки. И я впервые за монолог Зайчика рискнул его перебить:
— Простите, я не понимаю: к чему такие сложности? Принудить Летунова написать признание о Салихове, а потом изъять его из материалов дела и похоронить в собственном сейфе. И на суде Летунов все равно взял всю вину на себя! Не проще было заставить его просто написать признание, и этим держать Салихова на крючке?
Зайчик усмехнулся. Только что вслух не сказал: "Умный ты мужик, но дура-а-ак…"
— Антон, Карен та еще лиса. Одно дело просто бумажка с подписью, и другое — официальный протокол допроса, подписанный следователем. К тому же он двух зайцев убивал. И убойный компромат на конкурента получил, и приобрел карманного следака из центрального аппарата. А я, без скромности скажу, фигурой был значимой. И на предложение Карена я согласился. Мне предложили классический кнут и пряник. Причем кнут был увесистым, а пряник совсем крохотным. Но мне удалось сторговаться. Мне, верой и правдой служившему всю жизнь! Как базарному торгашу! И знаете почему? Моя жена уже год была тяжело больна. Нужны были огромные для меня деньги на лечение в Австрии, которых мне не удалось бы собрать и за десять лет. Даже если бы я продал все, что имел. И тогда я решил продать душу дьяволу, в лице Карена. За пятьдесят тысяч долларов. И аванс получил, десять тысяч. И успел на эти деньги жену отправить в клинику, и оплатить ее пребывание в течение десяти дней. А собственно на операцию Карен воровским словом пообещал перечислить необходимую сумму на счет клиники. На следующий день меня арестовали. Потом СИЗО, суд, и "красная" зона. Всего то на шесть лет. В течение года я не получал писем ни от жены, ни от дочери. Они просто не доходили. А я сходил с ума от беспокойства. И только через год прорвалось письмо от дочки, Наташи, с известием, что мама умерла в клинике на четвертый день после поступления. По той причине, что операцию ей делать не спешили из-за отсутствия денег. А я ей писал весь год. Уже мертвой… Одного до сих пор понять не могу. Зачем Карену нужно было меня посадить, если ему нужен был свой человек в следственном Управлении? Ведь посадили то меня только за взятку. За те самые сорок тысяч долларов, которые люди Карена положили в банк, открыв счет на мое имя. Копию счета подкинули в Управление собственной безопасности. А Летунов заявил, что я вымогал у него эту сумму за развал дела. Деньги на мой счет положили, а дело я так и не развалил. Ну, он и сдал меня с легкой душой якобы за обман. Ну, и вообще тонко и ненавязчиво обмазали меня грязью. И ведь поверили Летунову, а не мне! Как же, убойный компромат — такие деньги на счету нищего следака! И происхождение их стало известно…
Помолчав, он снова набил трубку, но раскуривать ее не спешил. Я тоже подавленно молчал. Собственно, и говорить больше было не о чем. На все мои предполагаемые вопросы Зайчик уже ответил, полно и исчерпывающе. Опыт. Его не пропьешь, ни зоной, ни туберкулезом не вытравишь. И я задал свой единственный вопрос, который возник по ходу монолога бывшего следователя:
— Александр Федорович, как получилось, что вы, отсидев шесть лет, не занялись лечением всерьез. Я понимаю, смерть жены, но… Ведь для лечения туберкулеза не требуется колоссальная сумма денег. У Вас дочь…
— Ее нет.
— То есть?
— Наташи нет. Она пропала два года назад. А я в это время еще сидел. Вы полагаете, что Карен позволил бы мне освободиться через шесть лет, зная, какие чувства я к нему испытываю? Он устраивал мне в зоне провокацию за провокацией, я почти год безвылазно просидел в ШИЗО. Где меня регулярно избивали за малейшую провинность. Упаси Вас Бог когда-нибудь попасть в зону. Вы знаете что такое "бур"? Это каменный мешок два на два метра, в котором по колено ледяной воды и нары опускаются только на ночь. Туберкулез и ревматизм обеспечены уже через пару месяцев. И я решил бежать. Я совершенно точно знаю, что не убил при побеге часового, а только оглушил. Но когда меня поймали, вдруг выяснилось, что я уколол его заточкой в сердце. Молодого пацана, у которого наверняка есть папа с мамой и любимая девушка. И на рукоятке обнаружились мои пальчики. В результате я получил еще пятнадцать лет, и освободили досрочно только из-за последней стадии туберкулеза. Теперь можете себе представить, сколько жизней поломал Карен?
Я мрачно кивнул. Раньше я мог только догадываться.
— А как же Ваша дочь? Вы пытались ее искать?
— Пытался. Из зоны. Понимаете, какое это безнадежное занятие? Писал соседям, знакомым. Из шести только один рискнул сообщить, что Наташа исчезла. Я писал заявление, отправлял его по почте. Из зоны! Кто его станет рассматривать всерьез? Она до сих пор числится утратившей родственные связи. Ее даже в розыск не объявляли, несмотря на все мои просьбы к бывшим коллегам. Все отвернулись от меня. Да и правильно. Ренегат он и есть ренегат.
И, подавшись ко мне через стол, лихорадочно пробормотал:
— Я убью Карена. Клянусь памятью моей жены и дочери. Убью. Кто-то должен остановить эту кровожадную тварь. Но если мне это не удастся, я прошу тебя: сделай все, чтобы его хотя бы посадили. Я знаю, ты честный мужик. И то, что ты взялся на него работать, это видимость. Не верю, что такой, как ты, станет подмахивать ублюдку. Я очень тебя прошу. Нет, я заклинаю тебя: выполни мою последнюю просьбу. Ради моей жены и дочери. Ради всех, кого загубил этот упырь…
