Гунар Цирулис - Гастроль в Вентспилсе
— Пойдет! — Мексиканец Джо очень любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.
...Когда тетушка Зандбург, нагруженная покупками, к вечеру пришла домой, на крылечке трогательно скулило маленькое и пушистое четвероногое существо. Конец поводка был привязан к дверной ручке, в узелок всунуто письмо:
«Дорогая акционерша! Терпя бедствие в океане благодарности, мы хотим таким способом погасить хоть малую толику нашего неоплатного долга. Очень надеемся, что вы друг дружке понравитесь и найдете общий язык. Не советуем давать ему кличку Брут. Ваши преданные компаньоны».
— Но я же дала клятву никогда больше не заводить собаку! — громко простонала тетушка Зандбург, взяла щенка и погладила его предательски дрожащей рукой. — Окрещу тебя Томом Джонсом Найденышем.
Том на удивленье скоро освоился с новой обстановкой. Тетушка Зандбург только еще готовилась налить ему в Цезареву миску молочка, а он уже успел оставить — и не одну! — визитную карточку на паркете гостиной. Утолив голод, песик стал еще деятельней, проковылял в спальную и, следуя врожденному инстинкту, вытащил из-под ночного столика тетушкины шлепанцы, прибежал с тапкой в гостиную, бросил и вцепился зубами в бахрому скатерти. Потянул что было силенок, и в последний момент спрятался под стол от падавшего на него транзистора.
— Дурачок! Твой единственный долг — прожить на этом свете дольше меня. — Тетушка Зандбург погладила дрожащего щенка по коричневой головке и лишь потом осознала нанесенный им урон.
С такими трудностями купленный японский приемник «Сикура» продолжал издавать звуки, но от пластмассового корпуса отломился столь большой кусок, что взгляду открылись почти все внутренности. И на самом видном месте красовалось название изделия:
«Дзинтар». Сделано в СССР».
День первый
С вокзала он хотел прямиком направиться в городской отдел МВД, но, увидев уйму народа возле автобусной остановки, повернул назад, чтобы оставить чемодан в камере хранения. Затем сунул папку под мышку, повесил на плечо спортивную сумку со съестными припасами, которые дала ему мать на дорогу, и гордо прошествовал мимо толпы приезжих, все еще терпеливо ожидавших автобуса.
«Надо будет принять меры, чтобы согласовали время отправления автобусов с прибытием поездов», — подумал Тедис Яункалн и остановился у края тротуара. Достав из кармана приобретенную вчера записную книжку, он зафиксировал эту мысль на первой странице, как свое первое неотложное дело. На зеленой обложке красовались выведенные черной тушью буквы: AGENDA. Конечно, с тем же успехом можно было написать: «Неотложные дела» или совсем лаконично: «Сделать», но это было бы не так изысканно. К тому же таким образом представлялась возможность ненавязчиво показать, что в университете он успешно усвоил основы латыни. Правда, на милицейской службе навряд ли удастся применить эти знания, но ведь Яункалн отнюдь не намеревался оседать надолго в Министерстве внутренних дел. Отработает сколько положено после окончания, и — прощайте. Перейдет в адвокатуру, как он тогда пригрозил руководителю практики подполковнику Кашису, только сперва надо приобрести навыки оперативной и следственной работы. К сожалению, председатель комиссии по распределению даже слышать не хотел о назначении молодого юриста в коллегию адвокатов и направил Яункална в родные края — в распоряжение вентспилсской милиции. И вот теперь Теодора Ансовича Яункална, 1950 года рождения, от будущего места работы отделял всего лишь двадцатиминутный переход.
Длинные ноги Тедиса как нельзя лучше соответствовали своему природному назначению. Убедившись, что, несмотря на идеальный рост, из копотливого парня никогда в жизни баскетболиста не сделать, университетский тренер пытался уговорить Яункална заняться спортивной ходьбой, обновить и, быть может, придать новый блеск былой славе латвийского спорта в этой дисциплине. Напрасные усилия. Тедис смотрел на все эти упражнения, которыми надлежало укреплять мускулы и закалять организм, как на пустопорожнюю трату времени, и не внял уговорам. «Эх, мне бы Яункалновы ноги!..» — по-сокрушался тренер и вовремя прекратил бессмысленные мучения юноши, не успев отбить у него охоты к дальним прогулкам. Так что четырнадцать километров, отделявшие хутор родителей, где он погостил три дня, от станции Угале, он без труда проделал пешком.
Ночью Тедиса мучила бессонница — спать не давало странное возбуждение, будто предстояло одолеть некий очень важный рубеж. Завтра он будет уже не такой как все: как его родственники, соседи или бывшие одноклассники; завтра он будет уже не просто дылда Яункалн, а представитель власти, сотрудник милиции Теодор Яункалн, долг которого — оберегать общество от всякой злокозненности, применяя при необходимости даже оружие.
Интересно, каков он будет в милицейской форме? Тедис долго пытался себе это представить, создать так называемый словесный портрет, вернее — автопортрет. Итак: длинный, сутуловат, шея тонкая с кадыком; мощный подбородок, скуластое лицо; волосы льняные, глаза неопределенного цвета, поскольку они прячутся за желтоватыми стеклами цейссовских очков — единственная роскошь, которую Яункалн позволил себе, путешествуя со студенческим хором по Германской Демократической Республике. Во время чтения он их снимал и тогда нравился себе больше — быть может, потому, что видел свое отражение в зеркале несколько смутно.
На мосту он остановился. С правой стороны взгляду открывался промышленный пейзаж. Порт со складами, элеваторами и цистернами, подъездные железнодорожные пути, юркие электрокары и грузовики и надо всем — стрелы урчащих портальных кранов. Суда он даже не пытался пересчитать. Отсюда, с моста, было видно не менее дюжины, а угадывалось гораздо больше; за излучиной Венты торчал целый лес мачт. Суда, как люди, имеют свой характер, свою биографию и дороги в морях; но у них, как у домов, есть хозяева, которые налагают на них свой отпечаток. И потому было бы несерьезно пытаться их понять, окинув поверхностным взглядом с высоты птичьего полета. Ничего, еще успеется. Яункалн сознавал, что рано или поздно ему придется соприкоснуться и с жизнью порта и с судами. Даже если его не направят на службу в водную милицию. В этом городе испокон веку все связано с морем — как хорошее, так и плохое.
Начальник городского отдела внутренних дел говорил медленно, взвешивая как будто не только фразу, но и каждое отдельное слово. За десять прожитых в Вентспилсе лет полковник в совершенстве овладел латышским языком, однако, когда говорил, то на латышский все-таки переводил в уме с русского.
Зато заместитель начальника по оперативной работе сразу же взял быка за рога.
— Люди с высшим юридическим образованием необходимы нам как воздух! Будете работать в угрозыске начальником над малолетними разбойниками.
— Майор хотел, чтобы вы поняли, почему мы не можем дать вам акклиматизироваться постепенно, приобрести навыки в работе прежде, чем взять на себя руководство сектором, — счел необходимым пояснить полковник. — Займётесь несовершеннолетними. Придется иметь дело и с несчастными родителями заблудших девчонок и с отчаявшимися классными руководителями шпанистых подростков.
— Я уже говорил в отделе кадров министерства... — Яункалн хотел сказать, что никогда не ощущал в себе призвания быть педагогом.
Но майор не дал ему высказаться.
— Вы можете гордиться, что сразу получили назначение на такой ответственный пост. Завтра капитан Печак передаст вам дела. А сегодня вы могли бы познакомиться с инспекторами детских комнат, цветом и украшением нашего отдела. Сами увидите, какие они у нас красавицы, только имейте в виду — они обе замужем. Которая помоложе, та — старший инспектор, ну и, естественно, наоборот.
— Постойте! — перебил своего заместителя полковник. — А как обстоит дело с самым больным вопросом? Где поселится наш новый инспектор? Вы можете временно пожить у родителей?
— Субботы и воскресенья с удовольствием буду проводить дома. Но ездить каждый день...
— Про субботы и воскресенья позабудьте и о выходных пока не мечтайте. — Майор грустно улыбнулся. — И исполкомовское «временно» может тянуться до конца пятилетки. Я вам тут напишу несколько адресочков, это люди, которые не побоятся сдать комнату даже начальнику ОБХСС. В самом худшем случае сможем позвонить дежурному по вытрезвителю. Тишину не гарантирую, но там, в кабинете на втором этаже, есть удобный и широкий диван...
Подобная перспектива не очень соблазняла Яункална.
— Вы не могли бы позвонить в гостиницу? Помоюсь, оставлю вещи и...
— Отпадает. Гостиница забита женами моряков настолько, что скоро здание завалится. Да еще киностудия приехала, снимает здесь картину про... кстати, о чем они говорили, товарищ полковник, когда просили разрешение на съемки в нашем зале заседаний?
