Фридрих Незнанский - Московский бродвей
Бородулин кивнул.
– Вы сами гримировали массовку?
– Да. Обычно я подключаю свою ассистентку, но тут была очень ответственная съемка. Так что я решила сделать все сама. Знаете, чтобы потом не переделывать. Тем более ассистентка у меня новенькая, только учится…
– А много времени уходило на каждого?
– Да нет… Минут по пять. На женщин, конечно, больше. Грим несложный, парики заранее приготовили…
– Значит, на двадцать человек в массовке вы потратили в общей сложности…
– Ну примерно часа два с половиной – три.
– А вы знали предварительно количество людей, которых предстоит загримировать?
– Да.
– И считали их?
Скоробогатова задумалась:
– Нет, не считала. Они стояли в очереди в коридоре.
– Сначала шли женщины или мужчины?
Она покачала головой:
– Вперемешку.
– Значит, вы могли и не заметить, если бы зашел лишний?
– Да, пожалуй, могла… За этим обычно следят ассистенты.
– И в этот раз было так же?
– Да.
Бородулин вздохнул. Ему уже удалось выяснить, что ни один из ассистентов не заметил лишнего человека, оказавшегося на площадке.
– А ваша ассистентка за этим не следит?
– Нет. Ее и не было в тот день на работе.
– Почему?
– Она отпросилась, что-то у нее дома произошло. Ну я и отпустила, все равно от нее толку мало.
– Странно. Вам предстояла большая работа, а вы отпустили ассистентку.
– Я же сказала, она отпросилась. И потом, я справлялась и не с такой работой. А Света бы просто болталась под ногами и всем мешала. Она еще неопытная.
– И все-таки, Галина, постарайтесь вспомнить, гримировали вы того, кто совершил нападение, или нет?
Она подумала с минуту, затем уверенно покачала головой:
– Нет. Не могу вспомнить. Знаете, это профессиональное качество – когда я работаю, то вижу перед собой то лицо, которое должно получиться. А если обращаю внимание, то только на детали лица по отдельности. На нос, рот, брови. А тут стояла простая задача: подвести глаза, припудрить щеки, подкрасить губы. Так что я не могла запомнить кого-то одного…
Бородулин вышел из Останкина около четырех. На пять у него была назначена встреча с Элемом Симеоновым, который сразу после больницы Склифосовского отправился домой залечивать раны. Когда Бородулин разговаривал с ним спустя несколько часов после происшествия, ему показалось, что певец даже рад случившемуся. Еще бы, повреждения минимальные, зато реклама… Вчера и сегодня газеты вышли с огромными заголовками. Кто-то даже узрел здесь «чеченский след» – поспешил обвинить в нападении на Симеонова террористов Басаева. А в других статьях прозрачно намекалось на некие интимные отношения Симеонова с преступником, несчастную любовь с голубым оттенком, из-за которой певец и пострадал… Так что Симеонов из этого случая извлек только пользу.
Следователь сел в свой «Москвич», с трудом выбрался с обширной стоянки перед Останкинским телецентром и взял курс на легендарную квартиру Анны Разиной, которая, по слухам, своими размерами превосходила даже знаменитую квартиру Брежнева. Надо было поторопиться: Симеонов собирался ехать за город, на дачу, и Бородулин должен был успеть допросить его, пока он был в Москве.
Подъезд, где жили Разина с Симеоновым, Бородулин узнал сразу. Перед ним стоял длинный лимузин темно-вишневого цвета, на передней дверце которого было изображение самого Симеонова. Рядом с портретом помещался размашистый автограф певца.
У подъезда находилась небольшая будка, в которой дежурил милиционер. А во дворе на лавочках сидела группа девчонок лет пятнадцати, которые все были одеты в футболки с изображением Симеонова. Судя по сумасшедшему блеску в глазах, это были поклонницы певца. Одна из них держала в руках небольшой плакатик «Я люблю Элема».
Войдя в подъезд, Бородулин изумился. Пожалуй, ему еще не приходилось видеть такой нечеловеческой чистоты. Белые стены, без всякого «Спартака» – чемпиона" и «prodigy», на полу ковровые дорожки, растения в кадках, кондиционированный воздух, мягкие кресла и даже телевизор в холле! Видно, таким образом проявлялась забота о посетителях: если хозяев не оказалось дома, можно было приятно провести время.
Дверь Бородулину открыла миловидная девушка с большими печальными глазами, одетая в классический костюм служанки – темное платье, кружевной фартук. Она, ни слова не говоря, провела следователя по длинным и бесконечным («Почти как в Останкине», – подумал Бородулин) коридорам, пока они не попали в большую спальню. На обширной кровати под красным бархатным балдахином возлежал Симеонов, облаченный в белый шелковый халат, расшитый яркими цветами. Его забинтованная рука покоилась на груди. Увидев следователя, он попытался придать лицу страдальческое выражение, что, впрочем, удалось не вполне.
– Здравствуйте! Проходите, – сказал он надрывно, указывая здоровой рукой на мягкое кресло рядом с кроватью.
Бородулин поздоровался и сел. Интерьер спальни вызывал в памяти воспоминания об антикварном магазине. У следователя в глазах зарябило от обилия золота, мебели с гнутыми резными ножками, ярких атласных драпировок и пестрых ковров. На стенах висели картины, изображавшие пасторальные сцены, на одной из них Бородулин узнал самого Симеонова в качестве пастушка и Разину в костюме пейзанки.
– Сафонов, – гордо произнес Симеонов, проследив направление взгляда следователя.
– Что? – не понял Бородулин.
– Александрос Сафонов. Художник знаменитый. Это подарок нам ко дню свадьбы. Правда хорошо?
Бородулин неуверенно кивнул:
– Неплохо. Очень похоже.
– Мастер, – со значением произнес Симеонов.
Бородулин отвел глаза от картины, сделал серьезное лицо и по-деловому спросил:
– Как ваша рука?
Симеонов страдальчески поднял брови и потрогал плечо:
– Болит… Но врачи обещают, что скоро заживет.
– Будем надеяться… Я хотел задать вам несколько вопросов.
– Да, конечно…
– Итак, Элем…
– Можно просто по имени.
– Хорошо. Элем, вы запомнили лицо нападающего?
Симеонов задумался и после некоторого колебания отрицательно покачал головой:
– Нет. Понимаете, в этот момент прямо мне в лицо светил софит. Так что разглядеть лицо не было никакой возможности.
– Жаль… Это бы упростило нашу задачу. Значит, вы не сможете его опознать?
– Пожалуй, нет. Хотя… Возможно, если вы его поймаете… Ну или хотя бы покажете фотографию…
Бородулин развел руками:
– К сожалению, фотографией мы пока не располагаем. Но чтобы его поймать, нужно знать, как он выглядит. А узнать, как он выглядит, можно только поймав… Замкнутый круг получается… Никто из множества присутствующих на площадке не запомнил его лица. И даже режиссер, который видел его ближе всех.
– Да, – сочувствующе покачал головой Симеонов, – я вас очень хорошо понимаю. Задача, конечно, не из легких. Но и вы меня должны понять. Даже если бы он оказался в поле моего зрения, ежедневно мне приходится встречаться с таким огромным количеством людей, что выделить кого-то просто нереально. К тому же видел я его только мельком. Он ведь напал из-за спины. А потом, после удара, мне было не до него…
Бородулин вздохнул и подумал, что все, не сговариваясь, повторяют один и тот же текст.
– Ну ладно. Скажите, Элем, а у вас есть какие-то предположения, кто мог покушаться на вас и почему? Может быть, у вас есть враги?
– Не знаю… Понимаете, у нас, артистов, такое количество врагов и завистников… – Он огляделся, почмокал губами и спросил: – Не хотите ли выпить?
– Можно. Что-нибудь безалкогольное.
– Ну а я, с вашего позволения…
Симеонов нажал кнопку изящного звонка на столике. Тотчас в комнату вошла служанка.
– Даша, будь добра, сделай мне мартини. И для гостя…
Он вопросительно посмотрел на Бородулина.
– Минеральной. Похолоднее.
Служанка исчезла и через минуту появилась снова с напитками.
– Да, – продолжил Симеонов, – о чем я говорил?
– О личных врагах, – напомнил Бородулин.
– Да… Очень много врагов. И среди коллег, и среди простой публики. Это неизбежно при нашей профессии. И причем чем больше популярность, тем больше врагов. Соответственно вы можете прикинуть, какое огромное количество врагов у меня…
Бородулин внутренне усмехнулся этому тонкому намеку певца на собственную известность, но вслух ничего не сказал.
– Может быть, в последнее время появились новые? Или, скажем, вы получили какое-то сообщение?
– Если бы вы знали, – махнул рукой Симеонов, – какие иногда письма приходят нам… Мне еще ничего. А вот Ане, моей жене… Это просто кошмар какой-то.
– Бывают угрозы? – поинтересовался Бородулин.
– Все что угодно. И угрозы, и грязные предложения, и просто ругань. Что хотите бывает. Конечно, чаще всего благодарности за искусство…
Симеонов скромно потупил взор.
– Очевидно, вы не читаете все письма?
