Шарль Эксбрайя - Бесполезное путешествие
Когда я шел к площади Аббей, меня обогнали две молодые женщины, и вдруг я услышал, как одна спросила у другой.
— А что стало с Сесиль? Очередная любовь?
Сердце мое забилось сильней, и, не особенно раздумывая над тем, что поведение мое может показаться неприличным, я подошел к ним.
— Простите меня, мадам…
Они обернулись, чтобы взглянуть на человека, осмелившегося им помешать.
— Я позволил себе обратиться к вам только потому, что случайно услышал, как вы произнесли имя Сесиль… Я приехал в Сен-Клод, чтобы найти одну Сесиль… и, клянусь, до сих пор не нашел ее.
Женщины расхохотались.
— А откуда вы знаете, что вам нужна именно наша Сесиль?
— Увы! Конечно…
— Скажите нам фамилию вашей возлюбленной. Может быть, мы ее знаем? Видите ли, Сен-Клод не такой уж большой город…
— Сесиль Луазен.
Они растерянно переглянулись.
— Вы что, разыгрываете нас?
— Простите?
— Сесиль вам о нас рассказала?
— Клянусь, нет… Впрочем, мадам, ведь я незнаком с вами.
— Это правда… А что вам нужно от Сесиль Луазен?
— Это трудно объяснить…
— Ладно, не трудитесь… Все мужчины одинаковы… Вы, впрочем, довольно симпатичны, так вот предупреждаю: Сесиль — отнюдь не сахар. Она верит только в большую любовь… понимаете? Хочет встретить мужчину, который настолько полюбит ее, что сможет вырвать из лап мамаши Ирель.
— Мамаши Ирель?
— Ну да, ее тетки.
Наконец-то!
— Вы знаете ее адрес?
— Естественно… Вилла «Макс», у моста де ла Пип, в районе Су-Сен-Уайян.
Глава 3
На следующий день, разгуливая по улице Пре, где расположены прекрасные магазины, в одной из витрин я вдруг увидел женщину, очень похожую на ту, что рассказала мне о тетке Сесиль. Наши взгляды встретились, и она приветливо помахала мне рукой. Я тоже помахал ей и вошел в магазин.
— Ну что, узнали что-нибудь новенькое о Сесиль?
— Нет.
— Вот это да… Интересно, куда она могла деваться?
— Если вы свободны, мы могли бы поболтать.
— У меня перерыв в четверть первого.
— Я могу вас где-нибудь подождать?
— В «Кафе Америкен».
— Хорошо. Пообедаем вместе?
— Нет-нет! В час дня я обедаю с одним приятелем… Он не простит, если я подведу его… Он очень ревнив…
— Для вас это имеет значение?
— Не особенно, но он может причинить мне неприятности.
— Почему?
— Потому что работает в полиции.
Девушка появилась в двадцать минут первого. Ее приход вызвал в кафе волну веселого возбуждения среди молодежи. Девушка села напротив меня и, изображая задумчивость, произнесла:
— Вот видите, я сдержала слово.
— Очень признателен. Позвольте представиться: Мишель Феррьер, поверенный.
— А я Арлетта Шатенуа.
Мы сделали заказ, и, когда нас обслужили, Арлетта спросила:
— Очень странно, что Сесиль в последние дни не показывается. Вы были у ее тетки?
— Еще нет… А вы?
— О! Я не по вкусу старой святоше… Похоже, моя компания — не самое достойное общество для ее племянницы. За кого она себя принимает, эта старая астматическая сова? Бедная Сесиль! Она практически ничего не умеет делать… Тетка воспитала ее так, как воспитывали девушек сто лет назад… Немного живописи, уроки музыки, вышивание… Попробуйте-ка этим заработать себе на жизнь!
— Мадемуазель Шатенуа…
— Люди, которым я симпатизирую, называют меня просто Арлеттой, а вы мне нравитесь, несмотря на серьезный вид… Можете называть меня Арлеттой.
— Хорошо… Так вот, Арлетта, между нами говоря, Сесиль… она была серьезной девушкой?
— Что вы имеете в виду? Она любила гулять, танцевать… По-вашему, такую девушку не назовешь серьезной? Но если вы хотите спросить, были ли у нее любовники, то готова поклясться, что нет!
Итак. Арлетта знала Сесиль значительно хуже, чем думала.
Виллу «Макс» я обнаружил без труда. Очевидно, вилла переживала период упадка. Дома, как и люди, подвержены разрушительному влиянию времени. Кое-где облупилась штукатурка, водосточная труба погнута, краска на ставнях тоже облупилась, за садом давно никто не ухаживал.
Звонок, висевший у калитки, издал тонкий надтреснутый звук. Я сомневался в том, что его можно было услышать в доме, но через несколько минут на крыльце появилась худенькая, сгорбившаяся под тяжестью лет старушка. Подойдя ближе, она подняла ко мне свое сморщенное лицо, на котором горели очень молодые глаза, и тихо спросила:
— Что вам угодно, мсье?
— Я хотел бы встретиться с мадам Ирель, если это возможно и не очень затруднит ее.
Старушка колебалась.
— По какому поводу?
— Из-за ее племянницы.
— О! Боже мой!
Она прижала руку к груди.
— Надеюсь, по крайней мере ничего плохого? Понимаете, я ее вырастила.
Я подумал: если сейчас скажу, что Сесиль умерла, она упадет прямо у двери. Поэтому из жалости соврал:
— Нет, просто мне необходимы некоторые сведения для устройства на работу.
— А… Понятно…
Старое лицо осветилось доверчивой улыбкой, и мне стало стыдно.
— Входите, мсье, присаживайтесь. Я предупрежу мадам. Не угодно ли вам назвать свое имя?
— Мишель Феррьер.
Она слегка поклонилась и вышла, оставив меня одного в комнате, где я чувствовал себя столь же чужим, как первый астронавт на Луне. Я сел в кресло и ощутил запах увядания.
Вот где в течение долгих лет жила Сесиль Луазен. Теперь я понимал, почему ей хотелось сбежать. Детство, юность, девичество, проведенные среди старой мебели, в дряхлом доме с затхлой атмосферой, — есть от чего прийти в отчаяние.
Дверь гостиной бесшумно отворилась, и на пороге появилась пожилая женщина, платье и походка которой полностью соответствовали обстановке в комнате. Мадам Ирель явно перевалило за шестьдесят. Бледное лицо, шаль, окутывавшая плечи, прозрачные руки — все говорило о том, что она пережила свое время. Я бы ничуть не удивился, если бы она достала из кармана юбки бонбоньерку и предложила бы мне конфетки с просвирняком.
— Мсье Феррьер?
— К вашим услугам, мадам.
Голос у нее был тихий, какой-то фетровый.
— Прошу вас, садитесь. Я не очень хорошо поняла, что сказала моя старая служанка по поводу вашего визита.
— Мадам, я — инспектор одной из парижских фирм, предприятия по производству хозяйственных товаров. Мы набирали по объявлению служащих для работы в цехах и конторах.
— Должна ли я понимать, мсье, что моя племянница?..
— Мадемуазель Сесиль Луазен, не правда ли?
— Да
— Она действительно прислала нам предложение, заинтересовавшее руководителя предприятия, и, поскольку я все равно был в этих краях…
— И она осмелилась! — скорей прошипела, чем произнесла мадам Ирель. — Даже не спросив моего мнения! Даже не предупредив меня! Удрала в Париж, ах, потаскуха!
— Позвольте, мадам…
— Нет! Вы ведь ничего не знаете! А еще говорят, что за добро всегда воздается добром! Не смешите меня! Неблагодарность, слышите! Нынешняя молодежь — воплощение неблагодарности! Подумать только, я взяла ее к себе, когда ей не было и пяти лет, моя бедная сестра и ее муж погибли в результате несчастного случая в горах… Ради этого ребенка я пожертвовала собственной жизнью. Мне хотелось воспитать женщину, которая сможет стать хорошей женой и матерью семейства, но порок у нее в крови… В возрасте шестнадцати лет ее выслали из монастыря, потому что она могла испортить одноклассниц. Тогда я наняла домашних учителей… Только один из них был удовлетворен ее успехами. Это Хюбер Вижо, учитель музыки, он считает себя артистом… — Она презрительно пожала плечами. — Какая жалость!.. Плевать я хотела на артистов! Настоящий бездельник, он даже не в состоянии обеспечить приличное существование жене и дочерям… Никчемный человек! Не удивляюсь, что они с Сесиль нашли общий язык! Они прямо-таки созданы друг для друга!
— Простите, мадам, но чему научилась ваша племянница?
— Вы имеете в виду, что она умеет делать?
— Совершенно верно!
— Так вот, мсье, к сожалению, должна вам сказать, что моя племянница ни одно дело не может довести до конца. А ведь я не жалела денег, чтобы дать ей образование! Музыка, живопись, вышивание, Бог знает что!
— Не кажется ли вам, мадам, что в наше время этого недостаточно для жизни?
Она выпрямилась.
— Мсье, я получила именно такое образование и не понимаю, почему то, что было хорошо для меня, может оказаться плохо для моей племянницы? Нет, тут дело во всепоглощающей аморальности молодежи… Они ни во что не верят, ни на что не надеются… У них нет идеалов, нет религии, нет уважения!
Я изо всех сил сдерживался, чтобы не сказать ей все, что думаю о ней и ее тупости.
— С вашего позволения, мадам, я хотел бы передать вашей племяннице, что она не может рассчитывать на наш положительный ответ.
