Дмитрий Щеглов - Сентиментальный детектив
– А откуда вы меня знаете?
Девушка удивленно на него посмотрела и сказала:
– Можешь ко мне на «ты» обращаться. Мы не старики и не из высшего слоя. Я вас в первый раз в жизни вижу.
– А почему тогда спросили меня, куда я поступаю?
Он думал, что своим дурацким вопросом поставит ее в тупик. Ничего подобного. Она спокойно ответила:
– Хотела узнать, какой у вас конкурс, а вы что подумали? – и не преминула похвалиться, – Я ведь медалистка, мне только один экзамен сдать. Я Богданова Арина, из Кирова. А вы?
– Можешь на ты, ко мне обращаться! – великодушно разрешил Скударь и представился. – Я Скударь Рюрик!
Она рассмеялась.
– Ага, звучит почти как государь Рюрик. Теперь понятно, почему надо на «вы» к тебе обращаться. Ты мнишь себя далеким потомков варягов, севших править в Новгороде. Кто там еще был кроме Рюрика? Кононги Трувор и Синеус? Итак, рассмотрим тебя получше, усы у тебя не синие, а цвета растворимого кофе, того, что пить нельзя. Правильно, ты потомок не Синеуса и не Трувора. Трувор был большой вор, а ты, если судить по твоим глазам, честным, но бесстыдно бегающим и наглым, к нему тоже не имеешь никакого отношения. Действительно, ты Рюрик.
В ее глазах горел лукавый огонек. Она вновь насмешливым взглядом прошлась с ног до головы и сказала:
– А ты наверно с Северного Кавказа приехал. Угадала?
– Угадала! Ну и что, что с Северного Кавказа?
Девушка рассмеялась.
– А у вас, у всех, кто оттуда приезжает, только одно на уме. Озабоченные вы!
– Чем же я это озабоченный?
Скударь обиделся. Неужели у него по лицу можно так просто прочитать потаенные мысли? Девушка продолжала над ним издеваться.
– А это тебе самому лучше знать! Вместо того чтобы думать о том, как лучше подготовиться к экзаменам, ты бог знает, о чем думаешь! Я, например, не собираюсь в ближайшее время замуж выходить!
Скударь оскорблено поджал губу и решил поставить ее на место:
– У нас об этом, кажется, не было никакого разговора.
– Ну…у! – девушка снова рассмеялась. – Если захочу, влюбишься и женишься, никуда не денешься!
– Мне бы вашу самоуверенность! – отделался банальностью Рюрик. – Я не теленок, чтобы меня на веревочке вели в загс. Уж как-нибудь сам решу, без ваших драгоценных советов, кого туда приглашать.
– Это ты так думаешь! – самоуверенно продолжала она поучать его.
– А на самом деле?
– А на самом деле все, с точностью, наоборот.
– То есть?
– То есть, мне в четвертый корпус, а тебе дальше. Рюрик, жмурик! Ха…ха…ха. Рюрик-мазурик. Не провожай меня.
Она помахала ему рукой не оставляя шансов на продолжение разговора. Он проводил ее долгим, растерянным взглядом. Две косички в такт шагам бились по хрупким, девичьим плечам. Девушка так ни разу и не оглянулась.
– Тьфу! – потерянно сплюнул Скударь себе под ноги и пошел в свой корпус Он думал, что навсегда забудет ее, но шип-заноза на второй день погнала его в сквер перед ее четвертым корпусом. Увидел он ее лишь на третий день, когда на тройку написал письменную по математике. Они обрадовались друг другу.
– Как сдала? – на этот раз он перешел на ты. – На пятерку?
– Нет!
– А ты?
– И я!
Больших огорчений не было, да и не может их быть в молодости. Не прошли здесь, поступят в другом месте.
– Ты, знаешь, я о тебе думал все эти дни! – смущаясь, сказал Скударь.
– Я знаю!
– Ты не можешь знать такие вещи.
– Представь, что ты еще подумать не успеешь, а я уже знаю, что ты скажешь.
– Ну, и что я думаю сейчас?
– Ты хочешь, чтобы я с тобой пошла в кино. А еще ты переживаешь и надеешься, что я на этот раз не буду смеяться над тобой, иначе ты дашь мне достойный отпор.
– Хватит или продолжать?
– Продолжай.
– Ты, считаешь, что у тебя богаче жизненный опыт, что ты старше меня, ты видел девушек красивее меня, а я всего лишь наивная, бесхитростная провинциалка, и тебе ничего не будет стоить, сегодняшним вечером сорвать невинный поцелуй. Ты не хочешь обижать меня, и поэтому украдкой любуешься мною. И все время думаешь, нет в ней ничего особенного, я сам с усам, в десять раз красивее и представительнее ее. А она обидела меня, мою гордость, мои холеные усы, сравнила с помойным цветом. Кстати, зря ты их сбрил, они тебе очень шли. И цвет у них был благородный, не сивый-красивый, а мышастый. Да, ты никак обижаешься на меня? А я ведь сама тебя ждала, думала, придет или не придет мой Рюрька!
– Ох, так уже и твой! До твоего еще далеко. Будешь насмехаться, не женюсь на тебе! – наконец, нашелся с ответом Скударь.
Рассмеялись. Посмотрели в глаза друг другу, как дети сцепили ладошки и пошли в кино.
Парковая зона вокруг университета была огромная. Они вдоль и поперек исходили ее за месяц. Потом она поступала в нефтяной институт, он выбрал финансовый, чтоб наверняка. Медаль ей не помогла, а он стал студентом. Она устроилась на работу в ремонтно-строительное управление, а у него начались студенческие будни. Виделись не часто. Он наезжал, когда хотел, оставался ночевать у нее в рабочем общежитии. Она съездила в родной Киров. Показала его фотографию родителям. Две младшие сестренки, не по-детски горестно вздохнули:
– Красивый! Вот бы и нам таких женихов.
Однако с женихом вышла промашка.
Не тот он институт выбрал. Слишком много рядом было соблазнов в виде красивых роз. Раз Скударь пропал надолго, почти год не появлялся, а потом свалился как снег на голову. Встретила она его укоризненным, померкшим взглядом.
– А я подумала, что ты больше никогда не появишься, – и обезоруживающе добавила: Рюрь, прости, я замуж вышла! Восемь с половиной месяцев тебя не было.
Помертвевшие губы едва слышно шептали:
– Господи что же я наделала!.. Как же так?.. Что я думала…
Сначала он не осознал всего случившегося. Ему почему-то казалось, что она его будет вечно ждать. Арина виновато держала руки по швам.
– Муж уехал на два дня к родителям. Хочешь, оставайся! Куда пойдешь на ночь, глядя? – она показала ему на диван, стоявший напротив кровати. – А хочешь, постелю здесь!
Он отказался.
– Неудобно! Соседки видели меня.
– Оставайся! Не твое дело!
Обида подтупила к горлу.
– Я пойду!
Первый раз в ее голосе пробились горестные, просящие нотки. Когда-то в далеком детстве, на берегу реки Скударь нашел кутенка, голодного, испуганного, жалкого. Или топить не захотели, или потерялся. Когда он взял его на руки, дрожащий щенок стал тыкаться ему в лицо, лизать, заглядывать в глаза, а потом, прижатый к груди согрелся и затих.
Арина сейчас была похожа на того щенка, которого бросили на холодном и каменистом берегу. Никогда она с ним раньше так покорно не разговаривала. Без вины виноватая, виновато глядя, она подала ему уходящему, куртку. Дураку бы, нет, чтобы обнять ее, сказать на прощание хоть одно ласковое слово, надышаться запахом ее волос. Нет, он зажал в горле звериную тоску и сказал глухим голосом:
– Ну, я пошел!
Хлопок двери отрезал его навсегда, от того единственного, искреннего, светлого, благоговейного, что носишь, потом, до конца жизни на самом донышке души, не позволяя никому к нему прикоснуться.
И вот теперь, он ехал к ней. На душе, как теперь выясняется, была только одна зарубка, ее. Никого он не хотел видеть сейчас, когда ему плохо, а жену, с ее вечными меркантильными запросами, особенно.
Почему до этого он ни разу не удосужился ей позвонить?
Мелькала у него раньше мысль набрать ее номер, но разве мог он подумать, что Арина до сих пор обитает в рабочем общежитии? Как же так получилось? Оскорбленная гордость не позволяла?
Скударь вспомнил, что жили девчонки в трехкомнатной квартире. Став на колеса, уже позже, он несколько раз подъезжал к блочной девятиэтажке, надеясь хоть издали увидеть ее. В общежитии теперь жили только семейные. Папаши, мамаши гуляли с колясками. Из окон голосистые женки звали играющих в домино мужей на ужин. Один из них наверно ее. От этой мысли становилось муторно на душе, и Скударь заводил двигатель. Медленно машина ползла вдоль всех шести подъездов. За эти годы, так он ни разу ее и не увидал.
Как будет выглядеть сейчас их встреча? По дороге он купил большой букет цветов, огромную коробку конфет, и неожиданно разволновался, будто первый раз в жизни шел на свидание. Что он скажет ей? Нет, насчет того, что ему накаркали врачи, он промолчит. Скажет, что уезжает далеко и надолго, вот пришел попрощаться, а то может так случиться, что больше и не придется увидеться.
А если дома будет муж? Ну и пусть будет, что ему чашку чая жалко выставить на стол? А если дети? Сколько она сказала у нее сыновей? Трое? А если они будут дома? Ну, что ж полюбуюсь на них.
Тойота кремового цвета медленно ползла в потоке машин. Вот и удаленный спальный район Москвы. Скударь свернул на знакомую, исхоженную пешком вдоль и поперек улицу, и подъехал к ее дому. Припарковаться негде не было. В конце дома, превращенном, двумя врытыми столбами в тупик, у крайнего подъезда, статный красавец ремонтировал старенькую «копейку». Скударь хотел уже сдать назад, когда мужчина помахал ему рукой.
