Ксавье Монтепен - Кровавое дело

— Что с тобой? — с живостью спросил Рене, удивленный и испуганный. — Разве ты знаешь ее?

— Знаю ли я ее? — воскликнул Леон отчаянным голосом. — Еще бы! Это Эмма-Роза, воспитанница моей тетки, содержательницы пансиона в Лароше. Я не только ее знаю, но и люблю.

— Ах, Боже мой! — воскликнул Рене, взволнованный словами друга.

— Эмма!… Дорогая Эмма!… — сказал Леон, становясь на колени перед телом девушки и беря ее за руку. — Скажите что-нибудь!… Отвечайте мне, умоляю вас! Как, ни одного движения!… Она глуха к моим словам! Какая неподвижность, молчание! Неужели ее уста сомкнулись навеки, неужели она умерла?…

— Успокойся, будь хладнокровнее, милый Леон, — сказал Рене. — К чему придумывать небылицы? Что mademoiselle Эмма-Роза была жертвой несчастного случая или преступления — это несомненно. Но она еще жива, даже, может быть, вне опасности… Подумаем, как ее перенести отсюда…

— Перенести… да, — повторил Леон вне себя, несмотря на увещевание друга.

Рене продолжал:

— Мы находимся между Сен-Жюльен-дю-Со и Вильнёвом. Всего проще сходить за помощью в Сен-Жюльен к моему отцу. Ее перенесут в наш дом под надзор моей матери. Позовут доктора…

— Да, — бормотал Леон, — да, мой друг, мой лучший друг, единственный друг, иди за помощью, а я не хочу ее покидать! Иди скорее, и если мы спасем ее, я твой должник на всю жизнь.

— Бегу!…

Рене быстро пошел по направлению к станции Сен-Жюльен-дю-Со, находившейся в четырех километрах.

Он не перелез через изгородь, считая, что гораздо проще идти вдоль дороги. Леон, оставшись один, всецело предался своему горю, и крупные слезы текли по его щекам, хотя он их и не замечал.

— Ох, — говорил он, — исполнился сон, виденный мной вчера ночью и так меня напугавший! Я видел вокруг себя кровь, которой была покрыта и она. Это не обыкновенный сон, но предсказание! Что случилось? Какая несчастная случайность была причиной этого происшествия, или какое чудовище совершило это преступление? Но если она умрет? Одна мысль об этом сводит меня с ума. Нет, нет, Бог не допустит! Не без причины привел Он меня сюда. Не допустит Всевышний погибнуть двум душам зараз!… Холод усиливается… Снег все идет и покрывает ее… Ах, если бы я мог защитить ее от снега и мороза!

При этих словах Леон приподнял тело девушки. Кровь, струившаяся из раны, испачкала его руки.

— Ранена! — воскликнул он с невыразимым испугом. — Она ранена! Помогите, Боже мой, помогите!

Этот отчаянный призыв никем не был услышан, и Леон совершенно упал духом; он стоял, устремив свой взор на тело, которое едва различал сквозь слезы и падавший снег.

Рене, задерживая дыхание, продолжал быстрым шагом свой путь к станции, где надеялся найти помощь. В четверть седьмого он дошел до Сен-Жюльен-дю-Со и, запыхавшийся, влетел, как бомба, в контору начальника станции. Тот только что встал с постели и проверял счета.

Увидев Рене, которого хорошо знал, и заметив расстроенный вид молодого человека, он вскочил в удивлении и беспокойстве.

— Вы, monsieur Дарвиль! Вы — в такое время, весь в снегу, с взволнованным лицом! Что случилось?

— Несчастье, большое несчастье!.:

— Несчастье! — повторил начальник станции. — На линии?

— Да.

— Какое?

— Одна молодая женщина упала или была выброшена с курьерского поезда, который проходит через Ларош в пятьдесят восемь минут пятого…

— Что вы говорите?

— Истину.

— Как вы узнали?

— Я сам видел! Я шел вдоль полотна с другом. Мы шли, несмотря на дурную погоду, на охоту. Вдруг почти в четырех километрах от Сен-Жюльен-дю-Со, в ту минуту, как проходил поезд, мы услышали страшный крик. Думая, что случилось какое-нибудь происшествие, мы спустились к дороге и нашли там в снегу тело девушки, которую узнал мой друг.

— Мертвая? — спросил испуганный начальник.

— Нет, она еще не умерла… еще дышит, но в такую темную ночь мы не могли точно судить о ее положении. Я прибежал предупредить вас и просить спасти несчастную…

— Сию минуту, monsieur Дарвиль, я сейчас распоряжусь. Думаете, присутствие врача необходимо?

— Конечно, но поиски доктора отнимут у нас время, а малейшая проволочка может быть гибельна. По-моему, самое главное, — укрыть ее как можно скорее от снега и холода.

— Ваша правда. Подождите меня минутку, вы нас проведете. Я только велю своему помощнику заменить меня на время моего отсутствия.

Начальник станции вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся в сопровождении двух людей, несших носилки с матрасом и одеялами. Третий держал фонарь.

Ветер стал стихать, и снег пошел мельче. Последним шел начальник станции. Он завернулся в широкий плащ с капюшоном и спросил:

— Так ваш друг узнал эту женщину?

— Да.

— Кто же она?

— Это одна молодая девушка, воспитанница madame Фонтана, содержательницы пансиона в Лароше.

— Я давно и хорошо знаю ее. Очень образованная дама, ее все уважают. Из Сен-Жюльен-дю-Со две девушки воспитываются у нее. Что вы думаете, это несчастный случай или преступление?

— Преступление кажется мне невероятным. Кто его совершил, да и какой расчет?

— Тогда случайность?

— Без сомнения… Плохо запертая дверца…

— Это правда: пассажирка оперлась на нее без всякого опасения и скатилась на дорогу. Несчастью недолго было случиться. Но если девочка после такого страшного прыжка останется жива и не переломала себе кости, то она может похвалиться, что родилась под счастливой звездой, и закается впредь так поступать. Два раза кряду так дешево не отделаться.

Больше начальник станции не расспрашивал, и маленькая группа шла в молчании.

Леон не переменил положения с тех пор, как мы его оставили. Он сжимал в своих руках руки Эммы-Розы и тщетно старался их согреть. Ежеминутно он взглядывал в туманную даль, настораживал слух, надеясь заметить свет, услышать шум шагов, возвещающий, что идут на помощь.

Он не видел ничего, слышал только завывание ветра, и минуты казались ему часами. Несколько раз он протягивал свою руку под шубку, чтобы удостовериться, бьется ли еще сердце, так как обморок длился и очень походил на смерть.

Эмма-Роза не выказывала ни малейшего признака жизни, и Леон чувствовал с ужасом, что слабое биение все замедляется.

Прошло три четверти часа, вдруг молодой человек вздрогнул. В сотый раз посмотрев на горизонт, он заметил колеблющийся свет, по всей вероятности, от фонаря. В то же время донесся крик:

— Мужайся, Леон! Мы здесь!

— Скорее! — закричал Леон. — Торопитесь!

Свет от фонаря быстро приближался, и вскоре послышались торопливые шаги.

— Как дела, мой друг? — спросил Рене.

— Ничего не изменилось, — ответил Леон чуть слышным печальным голосом. — Боюсь, что с минуты на минуту последняя искра жизни угаснет…

Затем, обратясь к начальнику станции, он прибавил:

— Прошу вас, милостивый государь, прикажите осветить ее лицо… Я хочу ее видеть.

Начальник сам взял фонарь из рук служителя и направил яркий луч на лицо девушки.

Оно было сине, струя крови текла со лба под подбородок и, как удар топором, разделяла шею на две равные части. Эта кровавая полоса на белоснежной коже производила ужасающее впечатление.

— Боже мой, Боже мой! — вскричал Леон, ломая в отчаянии руки. — Она умерла — или же сейчас умрет!

По звуку голоса молодого человека, по выражению его лица начальник станции понял, что пансионерка madame Фонтана была не просто знакомой для друга Рене.

— Успокойтесь, пожалуйста, — сказал он. — Ничто не доказывает, что ей угрожает неминуемая смерть. Мы ее перенесем, не теряя ни минуты, в Сен-Жюльен-де-Со, где о ней позаботятся.

— Я пойду вперед, — сказал Рене. — А вы будьте добры перенесите девушку в дом моей матери. Я предупрежу врача нашего семейства, и вам не придется его ждать.

Затем, взяв за руки своего друга, продолжал:

— Успокойся! Будь тверд — все пойдет хорошо.

Леон, по лицу которого текли крупные слезы, ответил рыданиями.

Эмма-Роза со всевозможными предосторожностями была поднята, положена на носилки и покрыта толстым шерстяным одеялом.

Рене, никогда ничего не забывавший, схватил ружья, которые товарищи второпях бросили на землю, и пустился домой чуть не бегом, чтобы предупредить мать и позвать доктора.

Печальный кортеж готов был уже двинуться в путь.

— Подождите, — проговорил вдруг начальник станции, — я должен посмотреть, около какого верстового столба случилось несчастье; я обязан в точности упомянуть об этом в протоколе.

Столб находился как раз около того места, где упала Эмма-Роза; поэтому поиски были недолги, и они увидели на нем цифру сто тридцать один.

— Теперь в путь, — проговорил начальник станции, тщательно записав эту цифру.