Чингиз Абдуллаев - Альтернатива для дураков
Но мы-то знали, что ни в чем не виноваты. И хотя нас можно было обвинить в целой куче грехов, мы все-таки еще надеялись на объективное разбирательство.
И тем не менее нас опять отстранили от работы и приказали явиться в понедельник к десяти часам утра в управление к какому-то Тарасову. Вечером в субботу мы собрались в нашем любимом баре у Славы. Вообще-то, у бара было свое название, но все называли его баром «У Славы». Барменом там работал невероятно толстый и невероятно благодушный Слава, которого знал весь город. Он никогда не хитрил, никогда не подсовывал нам третьесортное пиво, никогда не баловался пенкой. Он был настоящий бармен и соответственно запрашивал за свои услуги всегда немного больше, чем в других барах. За профессионализм. И все с удовольствием ему платили.
В этот вечер пиво у него было особенное. У него вообще всегда хорошее пиво. Только не зарубежное, не эта баночная гадость, а настоящее бочковое пиво, которое нужно пить с хорошей рыбкой или с соленым горохом. Я еще десятиклассником был, когда мы бегали в пивную, и я там пробовал пиво с горохом. В общем, собрались мы вчетвером и опять обсуждаем нашу хреновую ситуацию.
— Я, наверно, уйду из милиции, — сообщил вдруг Маслаков, — ребята зовут в охранное агентство. Там зарплата в десять раз больше, да и работы поменьше. А здесь рискуешь собственной шкурой, и тебя еще обвиняют непонятно в чем.
— Никто нас не обвиняет, — рассудительно заметил Аракелов. Он вообще рассудительный парень, но иногда бывает слишком нетерпелив, — просто хотят разобраться, что с ребятами случилось. Вы ведь сами говорили, что разбираться все равно нужно. Баркова убили, а кто это сделал? Кто такую подставу придумал для наших ребят? Может, в управлении разберутся.
— Шиш тебе разберутся, — ответил я ему злым голосом, — пока разбираться будут, нас еще сто раз с работы выгонят и еще сто раз какое-нибудь дело пришьют. Нельзя верить этим охотникам из управления безопасности. Они натренированы только на охоту.
— Разберутся, — махнул рукой, соглашаясь со мной, Маслаков, — ничего они не разберутся. Формально дело об убийстве Дятлова еще не закрыто. Значит, будут копать до конца, пока не найдут убийцу. А его все равно не найдут. Значит, обвинят кого-нибудь из нас. Уходить надо, ребята, пока не поздно. Ну их всех к черту.
Сергей Хонинов молчал. После смерти Звягинцева и Зуева он у нас за командира. Он всегда молчит. Не любит вообще разговаривать. Может, потому, что он немного заикается. Или потому, что единственный из нас может в любой момент уйти, оставив службу. У него такие ранения были в армии, что его в любой момент списать можно. Но он точно никуда и никогда не уйдет. Он полтора года добивался права работать на оперативной работе. Михалыч, наш бывший командир, подполковник Звягинцев за него у самого Панкратова просил. Сергей молча пил пиво и слушал наш разговор, как будто он не имел никакого отношения ни этим беседам, ни к нашим спорам.
Потом, чуть заикаясь, выговорил:
— Нам самим с этим делом еще ничего не ясно.
Вот за что я его люблю, так это за четкую постановку вопроса. Он бывший военный, а у них мозги так устроены, что прежде всего нужно ставить четкую задачу, чтобы подчиненные поняли. У нас в милиции больше экзотики. И больше импровизации. У военных больше порядка и больше четкости в выполняемых действиях. Вот так одной фразой Хонинов сразу перевел наш разговор из разряда пивных баек на конкретную тему.
— Что тебе неясно? — вскинулся Аракелов. — Может, ты думаешь, кто-то из нас Дятлова задушил и все эти подлянки устроил?
— Не думаю, — невозмутимо отозвался Хонинов, — просто мы два месяца глупо себя ведем. Нам самим нужно было работать, а не ждать, пока прокуроры и следователи во всем разберутся.
— Ты же помнишь, что нам сказал Краюхин, — встрял Маслаков, — он просил не высовываться. Да и Баркова этого давно убили. Чего мы будем копаться, если за нас все равно отомстили?
— Это еще неизвестно, — почему-то мрачно заметил я, и все уставились на меня. Я попытался сделать вид, что ничего особенного не сказал. Но все трое смотрели на меня, и я понял, что должен еще что-нибудь добавить.
— Бессонов погиб, — словно спрашивая, сказал Аракелов.
— Правильно, — согласился я, — но ведь кто-то послал этот конверт из министерства? И я знаю, кто.
Вот тут у Маслакова рука дернулась, и он пиво чуть не пролил себе на брюки. Сережа Хонинов на него посмотрел, потом на меня и строго так сказал:
— Ну?
— Я думаю, что Александр Никитич сыграл здесь не последнюю роль, — неохотно сказал я.
Вообще-то, я — сука. Нужно было давно им все рассказать. Но я просто устал. И немного боялся. Видел я, сколько моих товарищей они за день угрохали.
И думал отсидеться, никому и ничего не рассказывать. А может, просто хотел выждать время и сам все разузнать, чтобы ребят еще раз не подставлять. Я и сам не знаю, что я хотел, но про мои приключения я им подробно не рассказывал.
Вернее, рассказывал, но всегда упускал одну подробность. Что я перед тем как в управление приехал, еще в министерство заезжал. И там точно убедился, что за всеми этими событиями стоял Александр Никитич. Но наш бывший генерал был уже давно на том свете, а я очень не хотел неприятностей.
— Это мы и сами знаем, — строго сказал Хонинов, — ты, Никита, не темни. Ты нам лучше скажи, что ты знаешь еще. Я ведь чувствовал, что ты что-то скрываешь, не до конца договариваешь. Но думал, ты ребят погибших выгораживаешь, не хочешь лишний раз их пачкать.
— Верно, и ребят тоже не хотел лишний раз марать. Я вас подставлять не хотел. Я, кажется, знаю, кто мог послать такой конвертик.
Хонинов поставил свою кружку на стол и строго на меня посмотрел. Так строго, что мне сразу неприятно стало. Словно это я был предателем. И меня нужно было на куски резать как убийцу Влада. Я первый отвел глаза. А потом сказал:
— Прости, командир, но я думал так будет лучше. Не хотел вас в это дерьмо снова втягивать. Думал, без вашей помощи обойдусь.
— Ты уже говори, раз начал, — посоветовал мне Хонинов.
— Мне Людмила Кривун перед смертью успела сказать, что ей звонили из министерства в десять часов вечера. Позвонили и сказали, чтобы она была готова к ночному выезду.
— Ну и что? — разочарованно спросил Аракелов.
— Сейчас объясню. А от Леньки Свиридова, который дежурил в ту ночь, я узнал, что сообщение о группе Коробка поступило только в одиннадцать вечера.
Значит, кто-то точно знал, что Метелина позвонит в одиннадцать часов и в ту ночь будет назначена эта операция.
Ребята молчали. Маслаков и Аракелов растерянно переглянулись. Только Хонинов сидел как ни в чем не бывало. Потом медленно спросил:
— Кто звонил, знаешь?
— Знаю.
— Фамилию тоже знаешь?
— Да.
— И ты все это время молчал? — безжалостно спросил меня Хонинов.
— Да, — опустил я голову.
Он вдруг резко взмахнул правой рукой. И точно влепил мне прямо в морду. Ну и поделом влепил. Он ведь не дешевкой был, а настоящим боевым офицером. Понял, что я просто испугался, решил больше ни с кем не связываться. И товарищей предал. Я такого резкого и сильного удара не ожидал. И поэтому упал на пол, опрокинувшись на стуле. Со всех сторон подбегали клиенты бала. Даже Слава нахмурился. Он ведь точно знал, где мы работаем. И когда к нам один парень подскочил, чтобы что-то сказать, он его уже по инерции тоже отбросил. Сильным ударом локтя. Тот упал, а подоспевший Слава развел руками характерным жестом, как обычно на ринге судьи разводят боксеров.
— Иди, иди, — взял он за шиворот незадачливого посетителя, — не нужно лезть в чужую драку. Видишь, люди спорят. Ты лучше пойти и сядь в сторонке, я тебе пива бесплатно поставлю.
Вот за такие вещи все Славу и любят. Он обычно чутко улавливает, где и что происходит. И сразу вмешивается, чтобы людей зря не нервировать. Посетитель отошел, а я поднялся с пола. Нос у меня был в крови, и я платок носовой достал.
Сергею врать было нельзя. Он понял, что я просто боялся. Я сел напротив него, уже зная, что второй раз он меня не ударит. Он внешне остался таким же невозмутимым, как прежде. Маслаков и Аракелов тяжело дышали, но пока молчали, не вмешиваясь в наш разговор.
Я не хотел смотреть им в глаза. Особенно в глаза Сережи Хонинова. Теперь я понял, почему не сопротивлялся Миша Бессонов, когда я его так страшно бил перед самым взрывом конверта. Взгляды товарищей могут сковать тебя гораздо сильнее самых крепких наручников. А когда ты чувствуешь, что драться не имеет смысла хотя бы потому, что твоя позиция полное дерьмо, тогда понимаешь, что твой соперник все равно тебя измочалит. Может, поэтому в уличных драках побеждает обычно тот, кто считает себя более сильным. Не самый сильный, а именно считающий себя самым сильным. Важна твоя внутренняя позиция. Или самый настойчивый, что тоже немаловажно.
Я приложил платок к носу, пытаясь остановить кровь. Слава принес мне стакан холодной воды и пачку салфеток. Он настоящий психолог, этот бармен. И несмотря на свои необъятные размеры, очень деликатный человек.
