Александр Щёголев - Ночь, придуманная кем-то
Новое место действия манило ослепительным светом, вырывавшимся из приоткрытой двери. Приемная проректора по материально-техническому обеспечению. Пост ответственного дежурного — здесь. Молодой человек остановился поодаль, усмиряя волнение, чуть выждал и продолжил путь. В кабинете громко работало радио, наполняя пространство стилем «кибер-поп». Повинуясь назойливому ритму, в мозгу отплясывали варианты вступительных фраз. Гость вежливо постучался, затем помог двери распахнуться — щурясь, напряжено всматриваясь заслезившимися глазами.
Увы, вступительные фразы не понадобились, потому что хозяина в кабинете не было.
Молодой человек переступил порог. В центре, прямо на огромном нечищеном ковре почему-то лежал мужской пиджак. Кроме того, беспорядочно валялись широкие мягкие стулья, обычно шеренгой стоящие вдоль стены — на них вполне удобно спалось во время дежурства. Был сворочен на бок столик с пишущей машинкой. Сама машинка нелепо громоздилась у окна, выставив напоказ ржавеющее брюхо. Странная обстановка для приемной проректора… Гость склонился над пиджаком, не дотрагиваясь, потом выпрямился, недоуменно озираясь.
И тут наконец обнаружился дежурный.
Он оказался крупным мужчиной очень даже спортивного вида. Но вовсе не тем любителем вечерних пробежек, которого наблюдали спрятавшиеся на кафедре романтики. Он лежал между боковой стенкой и столом секретарши, поэтому заметить его было непросто. Дежурный пристально смотрел на лампу дневного света, не моргая, не шевелясь. Из его приоткрытого рта тянулась по щеке аккуратная дорожка запекшейся крови, из груди его, проколов рубашку, коротко торчало что-то тонкое, отвратительно красное. И тогда незваный гость закричал, не слыша своего голоса.
Монолог: НА ЛЕСТНИЦЕ
Погода наша, фирменная, люблю такую. Целый день тучи — увесистые, без конца и без края, из-за них сегодня нормальный вечер, с нормальной темнотой на улицах. У нас ведь, начиная с мая, вечера практически отменяются, а в июне и ночи тоже. Это называется «белые ночи» — ну, когда закат в полночь, небо чуть-чуть потемнеет ради приличия, и все — в пять утра восход. Помню, прошлым летом мы с мамой провожали одного родственника с Финляндского вокзала, так вот, вместо того, чтобы обратно на автобусе ехать, мы поперлись пешком. Маму одолело что-то поэтическое, и она решила мне показать «это незабываемое явление». Интересно, конечно. Белая ночь — в самом деле явление. Темноту будто ветром приносит на пару часов и уносит. Да и какая там темнота! Курам на смех, читать запросто можно, если глаз не жалко. До сих пор картинка перед глазами стоит: вокруг ночь, но серое небо быстро краснеет, краснеет, потом облака светиться начинают, и вдруг уже утро. Мы тогда почти всю Неву прошагали — смотрели, как мосты разводятся, удивлялись, как много людей на улицах, мама меня в свой плащ кутала, а когда возле моста лейтенанта Шмидта домой свернули, солнце снова вовсю светило — как днем, несмотря на сумасшедшую рань. Только улицы были пустые, транспорт еще не ходил, жуть…
Странно, что это меня на лирические воспоминания потянуло? Наверное, дождь виноват. Шелестит по крышам, стучит по карнизу, успокаивает нервы. Проспект глубоко внизу — черный от воды. Город в пелене, весь подсвеченный ртутными фонарями… Тьфу! Опять красивые фразочки лезут… Просто в окне лестничного пролета под нашим этажом разбито окно, еще зимой разбито, и сквозь него слышно, как дождь шумит, иногда автобусы отдаленно взрыкивают, трамваи громыхают. «Внешний фон», как любит говорить сосед дядя Павел. А я по лестнице на полпролета вверх поднялся, стою на площадочке возле дурацкого окна полукруглой формы, вожу носом по стеклу. Стою посередине между нашим шестым этажом и седьмым, где дядя Юра жил. Лестница вокруг лифта горным серпантином закрутилась, ступеньки посбиты — такая здесь обстановка…
Мыслю.
Я просто так сюда вышел. Состояние нервное, не могу больше в комнате, не могу. Двор наш поганый глазеет на меня, свет не дает включить. Никак не успокоиться. Каша в голове — дядя Юра, следовательша, причитания Бэлы, разговоры, сплетни, слухи. В довершение всего на даче какая-то хреновина стряслась. Неужели Игорь в самом деле от ментов убегал? Бред. «Парни» непонятные, чья-то машина… Да не убежал бы он ни от кого, слабак, даже если бы очень захотел! Но тогда кто там был? Воры? Чушь собачья! Кому понравится наш развалюшный домик, из которого, кроме старых сапог, и взять-то нечего. По всей Рыбной улице наш участок самый неухоженный — у других грядки как грядки, кусты как кусты, парники, колодцы… И главное — куда подевались Игорь с Жанной? Воры вряд ли унесли бы их с собой, а менты, наверное, дачу вверх дном перевернули… Ну, хорошо, допустим братец все-таки вляпался в историю, допустим, его не зря следовательша увидеть хочет. А Жанна? Ей что, тоже есть из-за чего бегать по пересеченной местности? Короче, «ни фига понять невозможно» — выражаясь любимой фразой Игоря.
Гораздо понятнее то, что сегодня у нас на лестнице случилось. Накрытые простыней носилки, торчащая наружу рука — чего тут непонятного? Я, когда по ступенькам взад-вперед метался, каждое слово ловил, как радар. И соседские разговоры слушал, и тех, из милицейской машины. В милиционерах-то я быстро разобрался: их приехало четверо, два мужика назывались «оперуполномоченными», еще один — «эксперт-криминалист», а вот тетка — это уже «следователь». Они и вызвали вторую машину, которая дядю Юру в морг повезла. Оперуполномоченные потом ходили по квартирам, выясняли, кто заметил что-нибудь подозрительное. У нас тоже был. Следовательша так и не выходила с «места происшествия», наверное, Бэлу выспрашивала о ее барской жизни. Когда оперуполномоченный убрался, вся наша коммуналка собралась на кухне. Говорил Андрей Петрович. Он ведь понятым был, то есть все видел своими глазами. Андрей Петрович — это один из соседей, кстати, участковый врач во взрослой поликлинике. Они с женой и сыном проживают в двух самых дальних комнатах напротив ванной. Сын у них — бугай, хамло, сволочь, на заводе каком-то работает, а сами они ничего, нормальные. Сосед нам много чего рассказал. Оказывается, убийство произошло не сегодня, а вчера, часов примерно в восемь вечера. Это эксперт-криминалист сразу определил. Почему милиция решила, что дядю Юру именно убили, что он не сам умер, например, от какого-нибудь сексуального фильма по телевизору? Его ведь в кресле нашли, сидящим как раз перед работающим телевизором, причем ни крови, ни раны, ни других зверских штучек на нем не было. Зато линии на нем были, ну, эти… Ну вот, забыл. Короче, электричеством его убило, а линии эти как раз от электрического тока появляются. Андрей Петрович очень увлекся, когда труп расписывал — по медицински так, сочно, бабам на кухне даже поплохело. Мне-то ничего, я трупы часто видел у дяди Юры по видео. Он при мне только секс вырубал, а фильмы ужасов или боевики — смотри, сколько влезет. Так, значит, следы эти — они на голове были, в районе ушей. А проводов рядом никаких. Правда, розетка сбоку от кресла, но все равно — откуда электричество взялось? Ясное дело, кто-то помог. Кроме того, дядю Юру то ли усыпили сначала, то ли мозги какой-то химией задурили. Мужик, который назывался «эксперт-криминалист», заподозрил это по зрачкам. Андрей Петрович сказал, что тот долго-долго дядины Юрины глаза разглядывал… И главное — «черный ход» у них оказался открыт! Дело в том, что дверь на заднюю лестницу в квартире Бэлы всегда была заколочена доской, в придачу к обычному засову, а теперь вдруг — откупорена. В общем, все элементарно: убийца пришел в гости, отравил хозяина, для верности подключил его к электрической розетке, освободил на кухне «черный ход» и удрал через двор-колодец. Почему удрал именно тем, загаженным кошками путем? Еще проще: чтобы никто случайно не увидел. Задняя лестница хоть и страшненькая, хоть и можно на ее ступеньках ноги переломать или ребра пересчитать, зато на этажах максимум по одной двери. Да и то не на каждой площадке, потому что в некоторых других квартирах нашей половины дома задние двери тоже забиты намертво. Кстати, все квартиры, которые по парадной лестницы напротив нас находятся, имеют другой, свой собственный «черный ход» — вот какие хитрые дома раньше строили…
А потом вдруг заявилась следовательша, часов примерно в девять вечера. Наверное, допросила жену убитого и сразу решила за обвиняемых взяться. Причем, обвиняемые очень легко нашлись — понадобилось только спуститься ниже этажом. Хрен ее знает, чем ей наша семья не понравилась, но она, не задерживаясь, прямо ко мне в конуру ввалилась, и с порога — вопросами в лоб. Может, конечно, она всех людей подозревает в убийстве, а может мне от нервов показалось, что она на Игоря зуб точит, но как еще понять ее любопытство?
Для начала следовательшу заинтересовало, почему я сижу дома один. Ну, объяснил ей: потому что остальные отсутствуют. А где они отсутствуют? Очень просто: мать на турбазе, брат собирался вечером ехать на дачу, а что? А ничего, но только где дача расположена? И кем работает брат? И на какой турбазе мать? И вообще — как тебя зовут, дорогой, сколько лет, хорошо ли учишься?..