Елена Мошко - Ты – моя!
Глаза слипаются. Стою под дождем в мокром плаще Влада. Прячусь в каком-то нелепом месте, напоминающим простенок. Меня радует и пугает одна мысль – я знаю, куда его привезли, куда выволокли… Знакомая пристань, какой-то катер. Нет, оттуда, с воды, меня не видно. Но долго под дождем я не продержусь. Мои белые туфли давно промокли… С меня стекают ледяные капли дождя. То ли тающего града…
Зачем я здесь? Торчу – без сил, уставшая… Под ногами – мокрая брусчатка – как маленькие зеркальца… В них отражается сизое небо, я сама…
Как день ясно – ему не выпутаться самому! Вспышка молнии. Кто-то другой на моем месте – пошлепал бы домой, выпил чай с медом и лег в теплую постель, но кто-то другой или другая, но точно не я. О, да, мне больше всех надо!
Да нет, просто, заводя друзей, я добилась всего, что имею. Даже расположения самого… Да, такой ценой, как сейчас! Кто-то может жить без друзей, без людей вообще. Кто-то никогда не поможет другому, потому что ему никогда не помогали. Я – не похожа на них! Я добилась всего, приобретая друзей – не наживая врагов. Быть в стороне от событий – не в моих правилах.
Что это? Один за другим из катера выскакивают люди. Один из них тащит чемодан Влада и судорожно сует его в машину, как-то по-воровски оглядывается… Я едва успеваю спрятаться.
– Зачем он нам нужен? Он на ногах не держится! Что с ним такое?
– Ну-дык, мы ему… Как бы это сказать… вкололи. Клиент скорее жив, чем мертв.
– Как думаешь, его скоро потеряют? Кинуться искать?
– Нет. И потом – где он, а где мы? Поехали!
Через минуту за углом, набирая обороты, завизжали колеса.
Потом все стихло.
Наконец-то тишина…
Я замерла и вздрогнула, почувствовав, как рядом вздохнул ветер. И еще кое-что – в этом движении решилась наша судьба. Ему не выбраться! Совсем! Это точно! Что с ним? У меня болит плечо. Пустые рукава наспех наброшенного плаща извиваются по ветру, словно моля о помощи. Мокрый ветер, как сумасшедший, теребит их, распустив для пущей забавы мои волосы. Я ежусь, закрываю глаза. Господи, я хочу вспомнить что-нибудь теплое, светлое!
И вдруг – в моем подсознании всплывает – «Град Божий»! «Град Божий»?.. Так, это ж рукопись в том свертке! Ее название…
* * *По сонным предутренним влажным от дождя улицам я ищу самую короткую дорогу домой. Машина как никогда покладиста и послушна. Моя ласточка! Она сулит спасение от осенней непогоды, от всех передряг и ночных страхов.
Мы приезжаем домой, точнее в нашу мастерскую, вровень с рассветом.
Кирилл немного странно пыхтит. Он пыхтел, залезая в катер, потом пыхтел всю дорогу, пыхтел, перенося на руках спящего Влада в спальню, пыхтел, помогая снять с него мокрую одежду…
Как будто нет никого вокруг, он – сам по себе.
Несмотря на то, что в моей голове так и не смогли уложиться события этой ночи, ко мне возвращается спокойствие и на удивление не хочется спать: тихий домашний очаг, неспешный огонь в камине, немного вина – и весь мир из жестокого врага превращается в друга.
Совсем тихо, шумный город еще спит, только где-то на кухне Кирилл гремит посудой, вероятно изобретая, как вскипятить воду, потом куда-то пропадает. Куда? Немного погодя я обнаруживаю его спящим на кухонном диване. Он лежит без света, повернувшись к окну. По всему видно – лег в чем был, как-то по-сиротски, сверху на покрывало.
Я присаживаюсь рядом, гадая – спит он или нет. Кажется, спит.
Нет, конечно, он не спит! Я склоняюсь над ним.
Почувствовав мою руку, он разворачивается ко мне, и наши глаза встречаются. Несколько секунд он молча смотрит на меня с немым укором, потом устало отворачивается. Я касаюсь его руки. Она – шершавая от мелких шрамов и едва заметных порезов. У каждого стекольщика так… Это неизбежно. Микрораны, микропорезы. Едва шевельнувшись, он ревниво спрашивает:
– Появился второй… такой же, к-ккак я?
Отпрянув от него, я пытаюсь встать. Но Кирилл удерживает меня так, что я чуть не падаю. И тут же извиняется:
– Все, все… Больше ничего не ссспрашиваю…
Я в замешательстве (с какой стати?!), не знаю, как реагировать («ничего не спрашиваю!»), но вдруг (как трава сквозь асфальт) нахожу в себе силы:
– Давай лучше укрою тебя пледом. Вот так…
Хрупкая фигурка девушки на фоне окна – изящна, полупризрачна, полупрозрачна. Что-то плохое, болезненное, скользкое, осталось во вчерашнем дне, где-то там, далеко. Здесь – она. Она – королева! Как она прекрасна!
Кого или что она там рассматривает? Наверно, она давно встала и бесшумно выбралась из своей постели, чтобы никого не будить. Ее волосы сияют, искрятся в лучах солнца. Красиво! А кто-то зовет:
– Аннечка…
Анна… Да, Энн… Куда она уходит?… Ах, жаль, сорвалась, убежала…
Солнце врывается в комнату через распахнутое окно, слепит. Куда она ушла? Зачем? Все плывет перед глазами. Предметы теряют очертания, сливаясь и комкаясь. Окно плавает мутным пятном, темнеет дверь или… Болит плечо.
Этого не хватало! Очки лежат где-то рядом, они всегда где-то рядом, эти чертовы очки! Я пытаюсь их нащупать, но не могу. И вдруг – обескураживает мысль – я совсем не знаю, где я. Анечка тут как тут:
– Вот они.
– Спасибо!
Ее глаза теперь я вижу так близко и настолько четко, что сам поражаюсь этому. Ее взгляд прекрасен! Она стоит рядом и обеспокоено следит за… мной?
– Тебе помочь? – встревожено протягивает руку.
– Ну что ты… Нет!
Вернулась твердость и уверенность в своих силах. Головокружение улетучилось. Но пока не решаюсь встать. Я слежу за каждым ее движением, и мне нравится все. То, как она наклоняет голову, ее руки, носик. Румянец на ее щеках. В ответ на мою улыбку она смеется, непринужденно подходя к окну:
– Это ужасно!
– Что? Что именно? Я – не брит?
– Да нет, посмотри – старушка: она подглядывает за нами…
Не видя, что за окном, я в красках представляю, как выражение соседского лица напротив идет волной при виде меня, полуголого.
– Какая разница, как и в чем я хожу по суше? Гол как сокол иль в шелках и мехах? – и НАМНОГО громче, – Всегда раздражало, почему всем и вся до меня есть дело!!!
Аня просто в шоке:
– Ты бы видел ее лицо!
* * *Влад улыбается своей звездной улыбкой. Лицо старушки бледнеет, потом наливается краской… И, конечно же, она при этом невинно поливает цветочки. Господи, ей, похоже, хочется быть на моем месте! Да! Такой мужчина! Я закрываю окно и опускаю жалюзи, оглядываясь на Влада. Он, озадаченно потирая щетину, поднимает брови. Его взгляд падает на мои эскизы, картины, накрытые тряпьем, потом на предметы утвари, расписанную мной керамику, и, наконец, на страусиное яйцо, предмет моей гордости, рисунок на котором восхитителен.
– Надо же… – Влад широко распахивает ресницы. – А где это мы? У тебя дома?
– В моей мастерской, точнее нашей…
– Нашей?.. С кем – нашей?..
Не услышав ответа, Влад настаивает, теряясь в догадках:
– Есть мастер?.. Где он?.. И… Где мой чемодан?
– Ну вот, кажется, ты приходишь в себя… Твою поклажу украли.
– Фух… Хотя… Уже неважно. Это чемодан моего старшего брата, а я похож на него. Из-за этого переполох. За братом – пристань, точнее порт. На кону – крупные деньги, чей-то невыполненный заказ. Я лишь пешка в крупной игре… Я отвел от Мишеля удар. Ой! Время! Мне нужно в аэропорт – на съемки в Женеву…
Вот это кино… Подумать только! Мое лицо, наверно, выражает крайнее удивление. Влад, блеснув холодным туманом очков, коротким жестом приглашает меня к себе. Всего час в моей спальне, а уже как хозяин!
– … спешить! – Влад заканчивает фразу.
Как же так? Упрямая, капризная, я мгновенно теряю волю:
– Неужели…
– Не расстраивайся! – одним только взглядом он нежно гладит меня по волосам и тут же хмурится, – Плохо помню… Сверток…
– «Град Божий»?.. сценарий))) Он у меня… Вот только… Только как же ты сел в мою машину, Влад? Как?..
Влад не слышит вопроса: одним ловким движением он ловит меня за плечи. И, преодолевая мое сопротивление, тянет в свои объятья, как добычу:
– Ты – Моя Птица…
