Анастасия Валеева - Паутина
Шумные улицы вскоре сменились более пустынными, а их пышность – некоторой убогостью. Начались кварталы, усеянные частными домами, домиками, домишками. Здесь были и великолепные особняки, двухэтажные, недавно отстроенные, смотрящие на мир амбициозно и тщеславно; были и скромные жилища, поросшие вокруг бурьяном, с покосившимися заборами и прохудишимися крышами.
– Во-он, вон туда, – вытянув вперед указательный палец, указал Виктор водителю.
– Может быть, тут выйдете? – спросил тот, – Тут дорога плохая очень…
Синявский посмотрел на Милославскую. Она пожала плечами, дав понять, что ничего против не имеет, и через пару минут Яна и ее клиент уже стояли посреди неширокой улицы.
– Вперед? – спросил Виктор, тяжело вздохнув.
– Угу, – поджав губы, промычала гадалка и потянула за собой собаку.
– Вон, посмотрите, – сказал Синявский, указав на добротный кирпичный дом, обнесенный высоким, тоже кирпичным забором, заканчивающимся большим гаражом, в котором легко могли уместиться две машины.
– Неплохо, – удивленно заметила гадалка.
До этого в качестве жильцов таких строений ей приходилось видеть преимущественно новых русских или просто обеспеченных горожан. Что так могут жить пенсионеры, Милославская никак не предполагала.
– Отец сам его выбирал, – горделиво заметил Виктор, а потом с грустью добавил: – Но пожить в нем ему толком так и не удалось. Сердце…
Когда Синявский и Яна приблизились к калитке, массивной, деревянной, Виктор достал из своей кожаной барсетки ключи и, повернув одним из них в замочной скважине пару раз, распахнул ее перед Милославской.
Яниному взору предстал просторный двор с несколькими кирпичными строениями, вероятнее всего, баней, летней кухней и двумя сараями. За домом находился сад, густо усаженный плодовыми деревьями.
– Отец любил проводить там время, – заметил Виктор, уловив взгляд гадалки.
– Идемте в дом? – спросила она, не желая тратить время понапрасну.
Синявский ступил на невысокое крыльцо и отпер металлическую дверь. Миновав просторную веранду, Яна и ее клиент очутились наконец в доме. Гадалка приказала собаке лечь в угол.
Джемма, явно недовольная таким распоряжением, тем не менее подчинилась.
Обставлен дом был великолепно. Дорогая мебель в сочетании с замечательно подобранными под нее аксессуарами смотрелась эффектно. Все это в представлении Милославской о пенсионерах выглядело очень непривычно. В доме не было и того специфического запаха, который обычно бывает в жилищах стариков.
– Недурно, – протянула она, – очень недурно…
– У мамы был отменный вкус, – пояснил Виктор.
– А у папы зарплата? – спросила Яна, постучав кончиками пальцев по деревянному круглому столу, окруженному четырьмя стульями с высокими резными спинками.
– Да, зарабатывал он неплохо, – коротко ответил Синявский и поспешил перевести разговор на другую тему, предложив гадалке кофе.
– Как зовут вашу мать? – спросила гадалка, ничего ему не ответив и рассматривая портрет, висящий в простенке между окнами.
– Ольга Сергеевна, – ответил Виктор и, смахнув с портрета пыль, сказал: – Это она. Правда, десять лет назад.
С художественной фотографии на Милославскую смотрела обаятельная женщина, которой на вид вряд ли можно было дать более сорока пяти лет. Она немного склонила голову и подперла ее локтем, слегка поджав ухоженные тонкие пальцы.
Запечатленный фотографом взгляд играл лукаво и даже надменно, и во всем облике чувствовалась внутренняя сила и успешность, а слово старость никак не шло в сочетание с ним.
– После смерти отца она заметно сдала, – сказал Синявский, – да и болячки всякие стали ее одолевать. То давление, то спина, радикулит, или как его там. Она писать-то об этом не любила, но иногда все-таки проговаривалась.
– Ладно, – перебила Виктора гадалка, – хватит лясы точить. Давайте к делу. Я могу осматривать вещи Ольги Сергеевны?
– Д-да, – немного неуверенно ответил Синявский.
– Эта процедура может для вас оказаться не очень приятной, – предупредила гадалка.
– Ничего не поделаешь, – вздохнув в пониманием, ответил ей клиент.
Милославская принялась внимательно осматривать дом. Теперь она была гораздо больше похожа на обычного сыщика, нежели на мага-чудотворца, и именно это, наверное, Синявского очень удивляло. Он сел в кресло и пристально наблюдал за действиями гадалки, которая без этих процедур обойтись не могла. Во-первых, они ей помогали получить наиболее полную картину данных о человеке, а во-вторых, раскрытие преступления, если таковое имело место, всегда оказывалось возможным только при сочетании методов необычных и традиционных. Могла, например, выясниться какая-нибудь деталь, зацепившись за которую Яна и начинала действовать в одном каком-то направлении. Пока же она не имела представления о том, с чего же ей начать.
Первым делом Милославская принялась копошиться в вещах пропавшей, раздвинув двери шкафа-купе в комнате, являвшейся, по словам Виктора, спальней его матери. Антресоли до отказу были забиты постельными принадлежностями, используемыми и новыми, на которых болтались еще картонные этикетки. Здесь гадалка не нашла ничего необычного. Две полки под антресолями вмещали в себя нижнее белье. Яна, скрепя сердце, осмотрела его наскоро и перешла к исследованию других отделов шкафа.
В платяном отделе висели платья, костюмы и здесь же верхняя одежда. Все это было качественным, преимущественно импортным, но вышедшим из моды. Начав пересматривать вещи, гадалка громко чихнула: по всей видимости, Ольга Сергеевна давно ими не пользовалась, и они впитали в себя приличное количество пыли.
– Некогда мама любила пощеголять новыми нарядами, – с ностальгией протянул Синявский.
– Кажется, в последнее время она изменила своей привычке, – сказала Милославская, утирая нос.
Виктор промолчал.
– Я могу осмотреть карманы? – спросила гадалка, вытянув конец кашемирового пальто.
Синявский одобрительно и одновременно удрученно покачал головой.
– И не только эти? – снова обратилась к нему Яна.
– Делайте, что посчитаете нужным, – пробормотал Виктор, махнув рукой.
Милославская торопливо осмотрела карманы всех вещей, но они оказались пустыми; только в одном из них с неких времен остались скомканные троллейбусные билеты.
В нижних выдвигающихся ящиках оказалась корреспонденция: старые письма, в том числе Синявского, открытки, телеграммы. Все это Ольга Сергеевна хранила очень бережно, аккуратно разложив по стопочкам. Яна тщательно просмотрела каждый листок, но, увы, не нашла ничего проливающего свет на исчезновение женщины.
В ближайший час гадалке пришлось перевернуть все в этой комнате. Она старалась делать это бережно, не допуская возникновения у Виктора мысли о неуважении к его матери. В один момент и он присоединился к Яне, но вскоре, поморщившись, вышел из комнаты: это занятие причинило ему душевную боль. Наверное, всплывали воспоминания, возникали черные мысли.
– Может быть, на самом деле, кофе? – прикуривая, обратилась к Синявскому Яна, выходя из спальни Ольги Сергеевны.
– Ничего? – с надеждой спросил ее клиент.
Милославская отрицательно покачала головой.
– Ну тогда давайте кофе, – меланхолично ответил Виктор и отошел от окна, в которое он печально и безотрывно смотрел последние полчаса. – Пройдите пока в библиотеку, – сказал он, указывая гадалке на соседнюю комнату, в которой, помимо высоченных, до самого потолка этажерок с книгами стояли два плетеных кресла, покрытых клетчатыми пледами, и маленький между ними столик, заваленный старыми газетами.
– Ваша мать – поклонница русской классики? – спросила.
Яна, разглядывая многотомное собрание сочинений Пушкина в оригинальном переплете.
Именно произведений классиков отечественной литературы в этой библиотеке было больше всего.
– Да, – крикнул ей с кухни Виктор, – по-моему, она.
Лермонтова предпочитала всем остальным, а…
Синявский сказал еще что-то, но за шумом включенной им воды слов не стало слышно.
– А отец обожал политику? – позже спросила Милославская, начав перелистывать томик Маркса, привлекший ее ярко-красным переплетом с золочеными буквами.
– Да нет, – ответил Синявский, показавшись в дверях, – просто некогда он думал, что все это мне непременно пригодится, и обогащал библиотеку такой вот ерундой, —
Виктор поставил на столик сахарницу и снова удалился, – А на что она сегодня? – крикнул он их кухни, – Только макулатура!
– Это кому как, – не согласилась Милославская, – некоторые до сих пор читают с упоением.
– Кто же?
– Коммунисты, наверное, – гадалка пожала плечами.
В этот момент она открыла книгу примерно посередине, потому что ей показалось, что в этом месте страницы несколько отстранены друг от друга. Между листами, несколько пожелтевшими, оказался сложенный вдвое белый лист. Яна развернула его из чистого любопытства, не ожидая найти в нем ничего особенного.
