Леонид Словин - Хозяин берега
Я хотел обернуться, но парикмахер неверно истолковал мое движение, взял меня под руку со словами:
- Отбросьте свои сомнения, тем более что у вас нет на них времени. Вы же наверняка еще не представлялись в обкоме! - Осведомленность капиталиста-парикмахера была исчерпывающей. - Вы приехали позавчера. Секретаря обкома не было. Сегодня вам наверняка было не до этого. Неизвестно, сможете ли вы завтра выкроить хоть минуту для себя... Все другое время у вас займут допросы. Надо же искать убийцу! А ищут обычно или поздно вечером, или ночью, или на рассвете...
- Пожалуй...
Я провел рукой по лицу. Мелкая колючая щетина покрывала подбородок.
Мы зашли в его белую мазанку, очень аккуратный домик, разделенный белой медицинской ширмой на два помещения. Передняя оказалась залом ожидания, включавшим столик с неизбежным потрепанным комплектом прошлогодних "Огоньков" и двумя стульями. За ширмой был парикмахерский рай. Гарегин усадил меня в кресло, обвязал хрустящей чистой белой салфеткой, намылил лицо горячей душистой пеной и начал колдовать, ни на минуту не прекращая разговор.
- У каждого свое призвание. Я не стригу, я рисую на голове... Один рождается солдатом, другой - художником...
- витийствовал Мкртчан. Других клиентов, желавших последовать моему примеру, не было, и он не спешил сократить время, отведенное на саморекламу. - Вообще, в нашей стране умели делать настоящую прическу два человека: один уже умер, второй - мой учитель, он на пенсии. Я - третий. Я филирую, шлифую, разделываю, просто точу красоту... Волос на голове должен лежать натуральной волной.
За окном парикмахерской показался черно-желтый похоронный автобус "пазик".
Я вспомнил о Пухове. Завтра в таком же автобусе убитый инспектор рыбнадзора отправится в свою последнюю дорогу. Где она кончается, никто не знает.
Много лет назад, когда моя жена была еще студенткой и училась на факультете психологии, ей предложили тему курсовой, которая ей и мне тоже тогда студенту юрфака - пришлась по душе. Она называлась - вот и говори после этого о свободной воле и случайности выбора - "Поведение браконьера в конфликтной ситуации". Никогда до того я не интересовался вопросами рыбоохраны и после многие годы, вплоть до моего назначения в Восточнокаспийск, не предполагал вернуться к ним.
Вместе с еще одной молодой парой - студентами биофака - мы получили в свое распоряжение весельную лодку "кулаз" и возможность курсировать вдоль берега.
Прекрасное было время! Мы внимательно выслушивали рыбиыспекторов и задержанных ими нарушителей лова, заполняли карточки, вычерчивали диаграммы.
Конфликтная ситуация, как нам представлялось, ограничивалась поигрыванием мускулами в зависимости от силы обеих сторон - наличия оружия, количественного соотношения браконьеров и инспекторов, качества и числа имеющихся у них плавательных средств.
Мы не предполагали, что можно, подойдя почти вплотную, расстрелять инспектора рыбнадзора, как это произошло с Пуховым, или, проникнув в инспекцию, плеснуть бензин на живот спящему, выйти и выстрелить из ракетницы, как это проделал Умар Кулиев.
Метеостанция, где был убит Пухов, не находилась на участке его обслуживания, и было непонятно, что привело его в район бывшего банка. Что он ожидал от ночной этой поездки на берег? Где его лодка?
Я сидел в полудреме, слушая, как с легким скрежетом ползет по моим щекам бритва, и раздумывая над своими непростыми проблемами.
- А вот в рыбинспектора я бы, например, никогда не пошел, - клубился в это время надо мной голос Согомоныча. Задумавшись, я забыл, что, кроме меня, в парикмахерской присутствует кто-то еще, кто соединяет бесшумные успокаивающие прикосновение к лицу с такими же ласковыми неутомительными сотрясениями воздуха над моей головой. - Это же не шутка! Перед этим тоже молодой рыбинспектор погиб - Саттар Аббасов... Сожгли прямо в рыбинспекции!
Созвучие наших мыслей имело общую причину, и я легко установил ее. Из окна парикмахерской была хорошо видна выцветшая надпись, на которую я раньше еще обратил внимание, - "Смертный приговор убийце - браконьеру Умару Кулиеву..."
Еще трижды я увидел за окном желтые похоронные автобусы. Можно было подумать, что на побережье вчера бушевала война. Правда, у людей в катафалках лица были деловые, озабоченные; никакой особой печати скорби не наблюдалось.
- У вас пассажиры предпочитают похоронные автобусы обычным или что-то случилось?
Парикмахер недоуменно посмотрел на меня, потом проследил направление моего взгляда, увидел автобус и захохотал:
- Да нет! Просто фондов не хватило на нормальные, и нам спустили пятьдесят штук, предназначенных для похоронного обслуживания. Да вы не удивляйтесь! Вообще люди в нашем городе идут как-то вспять.
- Почему?
- Не знаю, жизнь какая-то недостоверная.
Гарегин работал действительно очень быстро и ловко.
Приоткрывая глаза время от времени, я видел, как постепенно моя давно не стриженная шевелюра укладывается в ровный, точно продуманный рисунок.
- Вот и все!..
Гарегин бросил мне на лицо раскаленную салфетку. Обжигающий жар объял мое лицо, но в тот же момент, прежде чем кожа на физиономии начала плавиться, он начал прижимать ее ладонями, быстро гладить, потом сорвал раскаленное покрывало, быстро скрутил и начал со скоростью вентилятора обдувать прохладными струйками распаренную поверхность. Одно слово тропические стихии.
- ...Неизвестно, когда приедет Первый, но вы будете выглядеть в обкоме, как огурчик!
Я положил на столик трояк, поблагодарил Согомоныча и твердо пресек его попытки переселить деньги обратно в мой карман.
- Иначе эта сегодняшняя наша встреча - единственная и последняя, и я немедленно отправляюсь в парикмахерскую Дома быта...
Я вошел во двор и увидел на крыльце крысу.
Большая серая крыса лениво шевелила влажно-розовым длинным хвостом. Черными бусинками глаз выжидательно смотрела на меня. Она хотела понять, пойду я на нее или отступлю. Чуть наклонив острую голову, спокойно смотрела она на меня, перебирая когтистыми голыми лапками, и я понял, что я ее боюсь. Со стыдом я подумал, что сидящий на крыльце здоровенный пес вряд ли произвел бы на меня такое сильное впечатление. А эта маленькая, кровожадная тварь внушала ужас.
Крысу можно было смести одним ударом ноги, но я боялся даже ботинком дотронуться до нее и поймал себя на том, что озираюсь в поисках камня или палки, чтобы шугануть с дороги эту мерзость. Наверное, она не чувствовала для себя никакой опасности, потому что, налюбовавшись вдоволь моей растерянностью, не спеша соскользнула с крыльца, неторопливо юркнула в дыру под стеной. Я облегченно вздохнул, мне повезло - никто не видел позорного поединка нового прокурора с крысой.
Вопросы, вопросы...
- Где вы были позавчера вечером? Кто может это подтвердить?
- Когда последний раз видели Пухова?
- А Мазута?
Опросы начались с раннего утра. В них принимала участие и водная прокуратура - и Бала, и Гусейн Ниязов.
Хаджинур Орезов, инспекторы рыбнадзора с дежурным нарядом ездили безостановочно на милицейском "козле" и нашей "Ниве", привозя все новых людей.
Молодые и старые, одинаково черно-загорелые, с заросшими лицами, осторожно отвечали они на все вопросы, подолгу задумывались.
"Не видел", "не знаю", "не встречал"...
Я выбрал в собеседники старого Бахтияра-Сафарали-оглы Багирова, крепкого еще, высокого мужчину с маленькими острыми глазками, шесть раз привлекавшегося к уголовной ответственности за браконьерство.
Бахтияр-Сафарали-оглы оказался словоохотливым несуетливым стариканом, откровенным во всем, что не касалось сегодняшнего дня браконьерского Берега.
- У нас испокон веков ловили рыбу... - попивая заваренный Гезель чай, витийствовал он. - И всем всегда ее хватало. Человек должен употреблять в пишу все, что создал Аллах на земле...
- Государство запретило браконьерский промысел, приняло специальные законы...
- Мы тут все рыбаки. Какое же это преступление - ловить рыбу? Это ведь не убить, не ограбить! Своим трудом!.. Постепенно от защиты старик перешел к обвинениям:
- Ты возьми сажевый комбинат! Вот от кого рыбы не стало... И все знают, а молчат! Почему?
- Почему? - повторил я, как эхо.
- Потому что начальство сразу даст укорот! Хоть и прокурору!..
В коридоре закричали хрипло:
- Выходи! Серегу Пухова везут...
Все высыпали на балкон, на соседних появились жильцы: все словно ждали этого хриплого выкрика. Внизу хлопнула дверца - это под личным руководстврм Агаева в "газон" сели милиционеры с карабинами - на могиле убитого должны были прозвучать скорбные залпы.
А за забором протяжно запела труба. Процессия шла от здания рыбинспекции и приближалась к центру, здесь гроб должны были поставить в автобус. К первой трубе присоединилась вторая. Известная с детства щемящая мелодия затопила двор, улицу. Я увидел, как Гезель, зажав уши, с паническим страхом бросилась назад в комнату, закрыла окно.
