Андрей Гуляшки - Современный болгарский детектив

Ну, хватит о внешней обстановке.

Настал черед получить представление о   в н у т р е н н е й, то есть о квартире, в которой был убит профессор Астарджиев. Не представив себе ясно квартиру, мы не смогли бы в строгой последовательности увязать две части преступного деяния: 1. Подготовку убийства, 2. Убийство. В криминалистике эти две части называют:   з а м ы с е л   и   и с п о л н е н и е.

Квартира профессора Астарджиева состоит из четырех комнат, столовой, кухни с кладовой, прихожей и коридора. Квартире принадлежит подвал — сухое, довольно просторное помещение четыре на пять метров, окно которого выходит во двор.

Итак, поднявшись на лестничную площадку второго этажа (под ним находятся первый этаж и бельэтаж), вы видите две двери. Одну большую и массивную, с прибитой на ней бронзовой пластинкой, на которой написано:

Буквы написаны каллиграфическим почерком, по старой моде, слегка вдавленные в уже потемневший желтый металл.

Другая дверь узкая, плоская, выкрашенная серой краской, на которой годы оставили свои темные и грязные отпечатки.

Первая дверь парадная, она ведет в прихожую. Вторая, узкая, для хозяйственных нужд — чтобы вносить продукты и выносить мусор; через нее входят в кухню.

Прихожая — это, по существу, небольшой холл. Справа расположены вешалка и зеркало, слева — низкий столик с телефоном, в глубине — двухстворчатая «разлетающаяся» дверь. Пройдя через эту дверь, человек ожидает, что он очутится непременно в какой-то гостиной, но вдруг замечает, что находится в начале длинного коридора. По обе стороны его — полки с книгами, а между полками расположены двери — три слева и столько же справа. Первая слева ведет в кабинет профессора, вторая — в спальню, третья — в гостиную. Если пойти в обратную сторону, то есть из глубины коридора к прихожей, то комнаты по правую сторону коридора идут в следующем порядке: вторая спальня, столовая, кухня с кладовой. Узкая дверь, о которой мы упоминали в начале нашего описания, принадлежит кухне и ведет непосредственно на лестничную площадку. Кабинет, гостиная, так же как и две спальни, не сообщаются с соседними комнатами, в них входят прямо из коридора. Кухня и столовая тоже имеют двери из коридора, но в отличие от других помещений соединены между собой проемом, искусно сделанным в разделяющей их стене. Через него подается еда из кухни в столовую. Обычно проем закрыт металлической створкой.

У меня такое чувство, что читающий это описание испытывает некоторую раздвоенность: с одной стороны, обстановка указывает на склонность интеллигентного человека к строгому порядку (полки с книгами, отделенные друг от друга комнаты, чтобы никто никому не мешал), а с другой — на тягу к кулинарии и ресторанным удобствам. Считаю целесообразным уже сейчас дать объяснение этому двоякому впечатлению. В свое время профессор Астарджиев высказал своему архитектору пожелание создать в квартире обстановку, которая отвечала бы характеру и образу жизни одинокого человека, любящего тихий, уединенный образ жизни. Но появился зять Краси с прямо противоположными наклонностями. Он вел совершенно иной образ жизни, перевернувший установленный порядок с ног на голову. В коридоре до поздней ночи болтались гости, и для педантичного профессора наступили дни вавилонского столпотворения. Ему пришла в голову идея пробить дверь на кухню, соединив кухню со столовой, чтобы по крайней мере наполовину уменьшить столпотворение в коридоре. Когда же и это не помогло, Астарджиев купил виллу в Бояне и переехал туда. Через два года молодая семья обзавелась собственным жильем, и профессор вернулся в свою прежнюю квартиру. Дверь, соединявшая кухню с внешним миром, и проем с металлической створкой между столовой и кухней остались как воспоминание о светской суете, пронесшейся, точно циклон, по его тихой и замкнутой жизни.

Я не был знаком с этим человеком, но на основании убранства его жилья и рассказов о его жизни, которые пришлось услышать, когда я вел расследование, у меня создалось впечатление, что он был из тех ученых, которых в простонародье называют «книжными крысами», то есть эгоистами, сухарями, необщительными людьми. Эти черты (даже если профессор Астарджиев и имел их при жизни) ни в коем случае не умаляют, естественно, его значения как ученого и гражданина.

Вот почему, вскочив в служебную машину, я понесся на улицу Антона Павловича Чехова с обнадеживающими мыслями в голове и с хорошими предчувствиями в сердце. Профессор Иван Астарджиев был важной птицей, и, если бы я сумел быстро найти его убийцу, меня бы ждала слава... А слава, как известно, приводит за руку то повышеньице, то награду. Слава могла бы улучшить — как двойная доза витамина C — самочувствие моего сына, которому предстоят конкурсные экзамены в языковую школу, и пощекотать, как крылышком горлицы, честолюбие моей жены, которая уже давно, еще с моих преподавательских времен, мечтала проводить лето в обществе жен видных «начальников» в нашем черноморском санатории и обедать с ними на равных в начальнической столовой...

Короче говоря, дело было ответственное, убийство на улице Чехова открывало передо мной перспективы. Поэтому я, не будь дурак, выбрал себе помощников, которые неоднократно доказывали свои способности, — лейтенантов Данчева и Манчева. Их фамилии звучат похоже, однако характеры совершенно разные. И каждый, действуя по-своему, не сидел сложа руки, когда надо было обезвредить общественно опасного типа.

Хорошо, что на этой вечерней пирушке присутствовал «наш» парень — ответственный за противопожарную охрану в Эпидемиологическом институте, лаборант Веселин Любенов. Доктор Петр Беровский, сомнительная личность (в связи с убийством профессора), попытался ускользнуть, но наш человек его задержал. «Останешься здесь! — сказал он ему. — И не высунешь носа наружу, пока не прибудут ответственные люди!»

Браво лаборанту!

Вот каких граждан с кристально чистой душой рождает наша действительность. Ему нипочем, что тот — его шеф. Имей мы побольше таких сотрудников-добровольцев, работа следователей стала бы проще по крайней мере раз во сто. Я взял адрес этого парня — буду рекомендовать его бригадиром группы противопожарной охраны.

Войдя в квартиру, перешагнув через труп профессора и остановившись напротив пяти присутствующих (женщины и четырех мужчин, один из которых был более чем достаточно окровавлен, чтобы немедленно схватить его за шиворот), я учтиво снял шляпу и проговорил:

— Тот из вас, кто убил профессора, может не подавать мне руки!

Подал было руку женщине (чрезвычайно, между прочим, красивой!), но ее побледневшее лицо вдруг исказил гнев.

— Как вы смеете? — крикнула она возмущенно. — Не грешно вам? Я его дочь!

— Извините. — Я отступил. — А в мировой криминалистике известны случаи, когда дочь убивает отца...

— Вы отдаете себе отчет в том, что болтаете?!

— Товарищ, вы в самом деле перебарщиваете, — обратился ко мне пожилой мужчина, стоявший слева от красавицы (он словно извинялся за нее). — Ветеринарный врач Анастасий Буков, — представился он.

Лицо этого человека выражало доброту и открытый характер, но я предпочитаю в начале следствия остерегаться поспешных впечатлений (люди с лицами святых угодников совершали, бывало, такие преступления, что волосы дыбом встают!).

— Вы получите слово — в свой черед, — сказал я строго.

И прекратил провокацию, предпринятую специально, чтобы смутить возможного убийцу; но определенный эффект был очевиден: лица присутствующих помрачнели. Приказав своим людям начать работу (паспорта, фотографирование следов возле тела убитого, осмотр квартиры и т. п.), я спросил врача:

— Когда наступила смерть?

— Он еще не остыл. Прошло самое большее сорок минут. Смерть наступила мгновенно.

— Удар ножом в область сердца?

— Прямо в сердце. Со спины.

Сотрудники оперативной группы продолжали работу — снимали отпечатки пальцев, следы обуви, брали пробы на алкоголь. Я приказал немедленно отправить в дежурную лабораторию управления нож, пробы крови убитого, крови у входа в квартиру и, разумеется, крови, пропитавшей рукава и пиджак одного из присутствующих. Затем велел лейтенанту Манчеву внимательно осмотреть всю квартиру, сфотографировать следы, оставленные на ручках входных дверей, проверить замки; осмотреть кладовую при кухне, которая, не знаю почему, показалась мне с первого взгляда весьма подозрительной. Лейтенант Данчев тем временем знакомился с обстановкой вокруг здания — осмотрел двор и принадлежащие квартире профессора подвальные и чердачные помещения.

У меня было чувство, что начало предварительного следствия складывается хорошо. Когда тело профессора увезли в морг, я вежливо, но официальным тоном попросил присутствующих собраться в гостиной для   б е с е д ы. Начинался второй час ночи.