Марина Серова - Красиво жить не запретишь
— Документы! — закричали все трое сразу.
«У-у-у», — загудело у меня в голове.
Я попыталась залезть в карманы, но обнаружила, что джинсов на мне нет. Только трусики. Интересно.
Впрочем, интересно было не только мне. Служивые не сводили глаз с моих ног. Ну вот, не застрелят, так изнасилуют.
Я наконец нашла свои джинсы. На своей постели, в ногах, под одеялом. Достала журналистское удостоверение. Таможенники мельком глянули на него и снова перевели взгляд на мои ноги. Я догадалась залезть на полку и прикрыться одеялом.
— Где ваши вещи? — грозно спросил один из них. У него была такая маленькая голова и такие мелкие черты лица, что голова казалась не жизненно важной частью тела, а ненужным придатком.
Я стащила свой рюкзак с верхней полки, открыла его:
— Пожалуйста.
— И все?! — таможенники были искренне удивлены.
— Все свое ношу с собой, — ответила я.
Они еще покрутились по купе, проверили места для вещей под нижними полками, недоверчиво посмотрели на меня и вышли.
Я натянула джинсы, взяла сигареты, зажигалку и пошла в тамбур. Курить не хотелось — меня мутило от выпитого, — но пришлось караулить: вдруг им приспичит проверить еще и туалет? Этого мне совершенно не нужно было. Если бы они попытались туда зайти, я бы сделала вид, будто мне жутко плохо (что в принципе было недалеко от истины), и, сыграв на их человеческих чувствах, попросила бы пустить меня первой.
Я выкурила три сигареты, пока они дошли до туалета в нашем вагоне. Напрасно выкурила. Во-первых, меня замутило еще больше, во-вторых, туалет они проверять не стали. Прошли мимо, бросая на меня взгляды. Тоже мне мужчины… Камуфляж, набитый мускулатурой, — и все.
Я затушила последний окурок и пошла досыпать.
Казалось, только я приклонила на подушку голову, сразу забарабанили в дверь. Сна моментально как не бывало. Я вскочила с койки и выбежала в коридор. Здорово! Все идет по плану. Поезд стоял. По вагону с вытаращенными глазами носились похмельные участники конференции. Откуда-то сбоку на меня налетел Дима.
— Таня! Таня! Как хорошо, что я тебя нашел! — радостно закричал он, тряся лохмами растрепанных волос.
— А что случилось? — спросила я, имитируя крайнее изумление от всего происходящего.
— Кто-то подложил бомбы в два наших вагона! Пойдем, нужно немедленно выходить!
— По-оки-инуть вагон, — раздался у меня над ухом зычный голос. В коридоре был совершенный хаос. Честно говоря, я даже не рассчитывала на такую реакцию, когда подкладывала свои «бомбы».
Черт возьми, как мне теперь оторваться от своего навязчивого любовника и осуществить вторую часть плана — быстро обшарить купе, где ехали товарищи, на которых указал мне Никуленко?
— Дима, — я перешла на зловещий шепот, — мне нужно с тобой поговорить.
— Слушаю, — он несколько посерьезнел. Очевидно, подумал, что я скажу ему, что теперь его долг — жениться на мне.
Мы вернулись обратно в купе. Я прикрыла дверь и молча показала красную корочку фальшивого удостоверения. Эффект был поразительный. Дима открыл рот и посмотрел на меня, как на внезапно воскресшего ископаемого ящера.
— И как вас теперь прикажете называть? — он неожиданно перешел на «вы». — Товарищ капитан?
— Товарищ майор, — я едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
Топот и крики за дверью стихли. Скорее всего в вагоне уже никого не было, нужно спешить.
— Дима, слушайте меня внимательно, — не знаю почему, но я тоже перешла на «вы», — выходите вместе со всеми, на расспросы обо мне отвечайте, что в поезде меня нет, я ушла, скажем, интервьюировать работников железной дороги. Естественно, о том, кто я на самом деле, ни один человек не должен знать. Поняли?
— Да, я…
Тут послышались вопли проводника, вопрошающего: все ли покинули вагон, загромыхали двери — он заглядывал в каждое купе.
— Идите, — шепнула я Диме.
Он кивнул и выбежал. Я забралась на полку для чемоданов и затихла. Открылась дверь, в купе заглянул проводник. Как я и думала, на третью полку посмотреть он не удосужился. Дверь захлопнулась, и наступила непривычная для поезда тишина. Я спрыгнула с полки и, осторожно приотворив дверь, выглянула в коридор.
Вроде вагон пустой. Нужно было спешить, саперы скоро должны подойти. Я надеялась, что менты без них побоятся сунуться. Итак, два купе в нашем вагоне, одно — в следующем. Четвертое и восьмое. Я толкнула дверь в четвертое. Странно, что проводник не запер все купе. Тоже, наверное, обкакался, спешил; он и осматривал-то их… заглянул, и все. Да если бы и закрыл: такие стандартные замки открываются на раз-два.
Четвертое купе я обыскала по всем правилам, даже взрезала клеенчатое покрытие вагонных коек, в восьмом пришлось действовать быстрее, ни с какими покрытиями возиться не стала. Все, иду в другой вагон. Вообще-то «иду» — слишком громко сказано; я передвигалась чуть ли не ползком, чтобы меня не заметили из окон. И, по-моему, зря беспокоилась, художники сразу же разбрелись кто куда — мне повезло, что «бомбы» заметили, когда мы подъезжали к станции: поезд пустили на запасный путь.
Я перебралась в следующий вагон. Пятое купе. Дверь здесь тоже оказалась незапертой. Я открыла первый попавшийся чемодан и стала копаться в вещах. Потом сняла с полки второй, третий…
Я закончила примерно минут через десять. Результаты неутешительны — полный ноль, черт возьми.
А вот интересно, почему до сих пор не слышно саперов? Я перебралась обратно в свой вагон и осторожно выглянула из окна на улицу. Никого, кроме Димы, который, вероятно, вообразил, что я оставила его прикрывать тылы. Тоже мне контрразведчик… Ну, раз пока все тихо, сделаем еще одно дело — и я вошла в купе председателя Киевского союза художников Григория Львовича Никуленко.
Сомневалась я: разумнее было бы, конечно, предположить, что не он убил Нубина, но улики говорили против него, да и вообще я чувствовала, что он чего-то недоговаривает, где-то привирает. Если убийца все-таки Никуленко, то должны остаться какие-то доказательства: одежда с пятнами крови, оружие, хотя пистолет он скорее всего выбросил.
Минуты через три были обысканы его одежда и чемодан. Под нижними полками я обнаружила ящики с трехлитровыми банками, полными варенья. Вишневым, если я не ошибаюсь. Такая же банка, непочатая, даже не открытая, стояла на столике. И все. Я прикинула, что ехать нам осталось совсем немного — прибытие завтра утром. Ну, задержимся на пару-тройку часов из-за моего «терроризма». Времени мало, план мой никаких результатов не дал, а другого у меня нет. В коридоре послышались голоса:
— Шутники, мать их…
— Расстреливать надо таких шутников. Придумают же — часы изолентой обмотали и в сортире повесили. Зря только отделение подняли.
— Не иначе как спьяну.
— Спьяну… Вот именно, знаем мы этих художников. Творческая, блин, интеллигенция…
Саперы! Вовремя, ребята. Я собралась проделать привычный уже путь на третью полку. Поставила ногу на столик. Оттолкнулась. Черт! Трехлитровая банка летит на пол. Я пытаюсь как-то предотвратить ее падение, нога моя подворачивается, и я с грохотом обрушиваюсь на столик.
Саперы, видимо, подумали, что все-таки сработала какая-то бомба, поскольку в купе вошли не сразу, а примерно спустя минуту. К этому времени я уже сидела на койке. Болела рука и поясница. Прощупав ушибленные места, я пришла к выводу, что хоть и обошлось без переломов, но синяки останутся — будь здоров.
Саперов оказалось двое. Здоровенные мужики в военной форме, да один к тому же с бородой.
— Здравствуйте, — поздоровалась я, когда они вошли.
— Здравствуйте, — ошалело ответили они.
— А я с верхней полки упала, — пожаловалась я им.
Тут до них стало доходить, что ситуация, мягко говоря, несколько абсурдна.
— А вы, собственно, что тут делаете? — строго спросил бородач.
Я показала им свое журналистское удостоверение.
— Пишу статью о Киевском союзе художников. Сопровождаю их в поездке. А тут случай — террористический акт. Не могла же я просто уйти, мы, журналисты, такими происшествиями дорожим, — быстро проговорила я, — а вы случайно не выяснили, чьих это рук дело?
— Да чьих, чьих… Сами себе, наверное, и подложили, — ответил мне тот, что без бороды, — бухали, поди, вчера, попугать решили друг дружку, да и забыли наутро. Они ж ведь додумаются…
Помолчали.
— Микеланджелы! — со злобой вдруг сказал бородач. — Паганини хреновы!
Его коллега встрепенулся:
— Пойдем мы… Удачного вам репортажа, — сказал он.
— До свидания, — попрощался и бородач.
— Счастливо, — сказала я.
Да, счастливо еще отделалась. Могли бы и в милицию повести, а там уж, наверное, и журналистская ксива не поможет. Повесят на меня убийство Нубина, и доказывай, что не верблюд. Доказать-то докажу, но времени сколько потеряю!
