Аркадий Вайнер - Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху
Не сможет он мне отказать.
Не сможет. Надеюсь, не сможет. Но зависеть это будет от того, сумею ли я доказать Стратонову, что я лучшая из невест и на мне надо остановиться. Тем более, что я уже так красиво распланировала нашу будущую жизнь.
В маленький игрушечный вокзальчик заходить не стала, мне ведь обратный билет не понадобится. Купила эскимо, пропустила поезд, перешла через пути и по асфальтированной дорожке направилась к дому Стратонова.
Двести метров до поворота, мы встретимся, и Стратонов остановится на мне, я стану его последней невестой.
Одиночество ужасно, я вычитала в журнале «Смена», что одинокие женщины статистически вымирают на десять лет раньше. Мне не хочется умирать на десять лет раньше.
Я хочу прожить долгую жизнь – например, в этом доме, красивом, двухэтажном, с большим благоустроенным участком, от ворот которого отъехал самосвал, оставив на площадке огромную кучу навоза, трехтонную гору.
И улыбающегося мне стройного мужчину, 177-ми сантиметров роста, 33-х лет, со спокойным твердым характером, не курит и не пьет…
– Здравствуйте, Флор Алексеевич…
– А вы – Надя Истомина? Здравствуйте!
– Да, я – Надя Истомина…
«…женщина в возрасте от 25 до 50 лет, порядочная, трудолюбивая, физически здоровая, с мягким покладистым нравом, бездетная, не обязательно красавица, а просто привлекательная, знакомая с сельской работой, ищущая семейного покоя и домашнего уюта…»
Да, Стратонова зовут красивым именем Флор. Цвет, цветочек. Цветок душистых взморий… Интересный худощавый блондин с небольшими залысинами, про таких моя бабка говорила – ему бог за ум лба добавил. У него смышленые смеющиеся глаза. И подбородок мужчины с очень твердым характером. Надеюсь, спокойным. На твердость его мне наплевать, главное – чтоб он не разнервничался.
– Вот времена настали! – показал Стратонов со смехом на кучу навоза. – Люди наличную копейку заработать не хотят! Мне этот фекал три месяца обещают привезти, просто за шиворот сегодня водителя приволок!..
Стратонов был безусловно тонкий человек. Мне понравилось, что вместо грубого слова «навоз» он говорил интеллигентно – «фекал».
– Упадок и порча мира повсюду наступают, – сочувственно вздохнула я и поняла, что меня надлежит отнести к легендарным персонажам, сказочным героям. Те тоже, отправляясь на поиски своего счастья, своей судьбы, преодолевали реки и горы. Я пересекла реку Лиелупе, и мне предстоит срыть гору фекала. Ничего не попишешь, по отношению ко мне судьба никогда не ограничивается полумерами. Большое счастье требует больших усилий. Семья, как мифическая страна Гедония, – это земля изощренных наслаждений, –
Стратонов взял меня под руку и ввел в распахнутые ворота своего имения, и от ощущения его сильных пальцев, от зрелища, открывающегося перед моим взором, марш Мендельсона громовыми раскатами грянул с небес, и я твердо решила, что с этого плацдарма меня вышибут последней.
Да, дорогой Флор, «счастье мое я нашла в нашей встрече с тобой…»
Синеватый отблеск стекол теплицы, пунцовый кровяной разбрызг клубники в зелени прополотых, будто пробритых, грядок, ровные каре цветочных куртин – нарциссов, гладиолусов, тюльпанов; нежная, еще не заматеревшая сень сада, геометрические шпалеры кустов смородины, малины и крыжовника. Под пластиковыми куполками лениво наливались краснотой помидоры.
Здесь не пропадало ни одной пяди земли. Только перед самым домом сочно зеленел ровный травяной квадрат. Я показала на него Стратонову:
– Наверное, в жаркую погоду вы загораете на этом газоне?
Он усмехнулся, покачал головой:
– Дороговатый загар выйдет! Это кресс-салат, по-грузински трава называется цицматы. На рынке пучок выхватывают за тридцать копеек. Этот газон стоит тыщу в сезон…
Ах, извини, дорогой Флор, цветочек мой, – я с порога сморозила глупость, а ты мягко поправил меня, не одернул, а ответил, как поэт, стихами:
Этот газон
Стоит
тыщу
в сезон…
- Не обращайте внимания, Флор Алексеевич, – попросила я. – Я так потрясена вашим садом, вашим участком – просто обалдела! Я такого никогда не видела…
– И не скоро увидите, – снисходительно заметил Стратонов. – Я вам, Наденька, так скажу: если бы наши героические труженики полей вкладывали в свое Дело столько же рвения и смекалки, мы бы давно уже Решили продовольственную программу.
Нисколько не сомневаюсь в этом, – искренне от-
ветила я, потому что хорошо представляла рвение, затраченное на этой земле. И смекалки Стратонову, видно, не занимать.
– В том-то и дело, – сказал Стратонов, – все люди хотят ням-ням, буль-буль, а на земле пускай корчится дядя… За хороший заработок так бывает напластаешься за день, так накорячишься, что в глазах темно… А у лентяя сил да времени хватает только заработки наши считать… Да и кажутся они ему впятеро… Хотя, грех жаловаться: если попадется хорошая женщина, мы с ней на всю жизнь будем обеспечены…
– Флор Алексеевич, я хорошая женщина, – сказала я застенчиво, а он засмеялся.
– Поживем – увидим, – пригладил волосы белокурые на затылке и добавил: – Я с детства работаю, и главная для меня в человеке добродетель – трудолюбие. Тунеядцев ненавижу. И презираю. Человек в работе должен радоваться…
Я знала, что услышу это, я надеялась, потому что я – порядочная, трудолюбивая, физически здоровая, с мягким, покладистым характером. А иначе – зачем же было ехать на знакомство со Стратоновым?
– Давайте зайдем в дом, – предложил Стратонов. – Вам ведь переодеться надо, в этой комнате вам будет удобно…
Комната была маленькая, голубая, светлая, с отдельной крохотной верандой. Вход в комнату был из большого, отделанного деревом холла с камином. Из холла вела дверь в белую кафельную кухню. А на второй этаж поднималась широкая лестница. Там, на втором этаже, должны быть покои Флора Алексеевича. Если мы поженимся, он поднимет меня на второй этаж, в свои апартаменты.
Я поймала себя на мысли, что немного побаиваюсь его.
А Стратонов, наоборот, любезно спросил:
– Наденька, а вы есть не хотите?
Ну, на такие покупки я не ловлюсь! Тоже мне – современная невеста, – никак себя еще не показала, а уже уселась жрать…
– Нет, нет, Флор Алексеевич, не беспокойтесь, я позавтракала, я вообще поздно ем. – И трусливо добавила: – И мало совсем.
– Ну, захотите – скажете, – благодушно-веско кивнул Стратонов. – Я сам стараюсь не переедать, работать невмоготу! И женщина не должна много есть, это неэстетично…
– Почему? – робко поинтересовалась я.
– Да сам не знаю. Наверное, когда смотришь, как молодая миниатюрная женщина много и жадно ест, невольно возникает мысль, куда это потом все девается…
Нда-тес, оказывается, мой цветок еще и эстет впридачу.
– Давайте лучше что-нибудь по дому поделаем, – предложила я.
– Пожалуй, день идет, дела стоят, а в совместной работе люди лучше всего узнают друг друга. У вас есть с собой купальник?
– Есть. А что? – Я подумала, что Стратонов пригласит меня сейчас на пляж.
– В купальнике на даче лучше всего работать. Легко, тело дышит – загореть можно и простирнуть потом купальник просто…
– Да, наверное, – согласилась я. Вот она, наша первая со Стратоновым близость: кому бы это я, кроме жениха, разрешила рассматривать не на пляже свою частичную обнаженность?
Но Стратонов глупостями явно не интересовался, он не стал рассматривать мои прелести, а вышел на воздух; и, торопливо переодеваясь, я слышала, как он гремит там какими-то железяками. Я сложила одежду на стуле, рукав куртки выпростала и положила сверху на брючину, а замок молнии на своей сумке отодвинула чуть-чуть, сантиметра на два. И пошла навстречу своему счастью.
Стратонов стоял около горы навоза, рядом – садовая тачка на дутых шинах, в руках он держал совковую лопату.
– Надюша, вы видите эту яму? – Яма была огромная, как упокоище для братской могилы, заваленная наполовину прошлогодней палой листвой. – Соседи, дурачье, жгут опавшую листву, а я свою собираю сюда…
– И что?
– А то, что сейчас мы с вами перевезем, скинем сюда фекал, сверху подсыплем торфа, закроем досками, а осенью позакидаем сверху новой опавшей листвой, за зиму с фекалом перегорит, и за гроши мы будем обеспечены прекрасным удобрением. Естественным!..
Для убедительности он воздел палец, и я обратила внимание, какие у него чистые руки с красивыми ногтями. Как учил Чернышевский: чистая грязь рук не марает. Фекал для удобрения нашего со Стратоновым сада – это чистая грязь. Да.
Он сунул мне лопату в руки и сердечно сказал:
– Ну, Надюша, с богом – начинайте…
