Анатолий Безуглов - Ошибка в объекте
- Случайно?! - воскликнул Агеев. - Но это невероятно!
- Так же, как и то, что один из компании - убийца-маньяк...
Машина свернула к воротам санатория. Виктор Сергеевич пошел распорядиться, чтобы их открыли. А когда снова сел в машину, я предупредил его:
- Надо постараться поменьше обращать на себя внимание отдыхающих. И так нашумели.
Белла Григорьевна была в своем кабинете. За эти два дня она осунулась, как-то постарела. Видимо, сильно переживала.
- У вас в столовой все в порядке, - сказал я после взаимных приветствий. Пища и продукты доброкачественны.
- Слава Богу! - облегченно вырвалось у главврача. - Выходит, они своими отравились... Я всегда всем прибывшим отдыхающим твержу: выбросьте то, что привезли с собой! Наглядный пример! Впредь надо строже...
- Нет, Белла Григорьевна, - мягко перебил я её, - дело не в домашней снеди... В горилке, которую выпили Иванов и Вачнадзе, был сильный яд.
Главврач так и застыла, глядя на меня расширенными глазами.
- Значит... Значит... - вымолвила она наконец, - убийство?
- Вот этого мы пока не знаем, - сказал я.
- А что мне сказать персоналу? Люди должны успокоиться. Да и отдыхающие волнуются. Одна пожилая женщина собралась уезжать. Боится у нас есть. Еле отговорили... Может быть, все-таки преподнести это событие как отравление домашней стряпней? И в порядке предостережения...
- Кто-то очень хорошо сказал: если не можешь выдумать ничего лучше правды, говори правду... Разъясните людям, что с случай с Вачнадзе и Ивановым - не ваша компетенция. Этим занимаются следственные органы. А про-J" дукты на кухне проверяли, потому что х не знали еще, в чем дело... Хотите, для убедительности ознакомим персонал с заключением экспертизы пищи и продуктов из столовой?
Белла Григорьевна задумалась.
- Думаю, это излишне. Мне поверят и так.
Я попросил пригласить Лещенко. Его перевели в другую палату, так как тринадцатая стояла ещё опечатанная. Пока его искали, мы с Агеевым обговорили план допроса.
Лещенко зашел в кабинет главврача разгоряченный, потный - резался в пинг-понг. И как только сел на предложенный стул, тут же достал и начал вертеть в руках сверкающий камешек.
Пока Агеев переписывал с его паспорта данные в бланк протокола допроса, я поинтересовался, что это за камень.
- Авантюрин, - ответил Лещенко, перекатывая золотистое яичко на ладони.
- Дорогой?
- Вот такие, природные, считаются довольно дорогими. Но в последнее столетие их почти не используют. Парадокс - искусственные авантюрины забили естественные.
- Почему? - удивился я.
- Потому что искусственные красивее. - Лещенко чуть отвел от себя руку, любуясь искорками, вспыхивающими в глубине камня. - Эффект мерцания создают кусочки слюды, вкрапленные в прозрачный кварцит. Видите?
- Прямо завораживает, - признался я. - Хочется смотреть и смотреть.
- Этот камень ещё называют "собрание любви"... В начале прошлого века итальянец Бибилия выплавил стекло с включением в него медных опилок. Получилось ещё более эффектно... А потом искусственный дешевый авантюрин вытеснил с рынка природный.
- Я вижу, вы не расстаетесь с этим камнем...
- Никогда! Мой талисман, - с каким-то благоговением произнес Ле-щенко, поглаживая сверкающее яичко. - Семейный. С отцом был всю войну. Мать считает, что это он уберег отца от пули... Вот теперь по наследству перешел ко мне.
Агеев кончил писать, отложил авторучку.
- А вам когда-нибудь талисман помогал? - спросил он. - Ну, спасал?
- О, не раз! - воскликнул Лещен-ко. - Однажды я тонул. Чудом остался жив... На мотоцикле врезался в грузо-вик. Мой "ижок" превратился в метал-лолом, а я отделался царапинами... Ну а по мелочи - и не вспомнить всего...
- А позавчера?
- Что позавчера? - с испугом спросил Лещенко.
- Три человека, которые сидели с вами за одним столом, отравились, а вы нет...
- Я не успел ничего съесть, - пожал плечами Лещенко и мрачно добавил: Что, сожалеете? По-вашему, надо было и мне?..
- Не нужно придумывать то, чего нет, - буркнул Агеев: кажется, поначалу он выбрал не тот тон. - Давайте лучше, Лев Митрофанович, вспомним, как вы сели за стол, что делали... Постарайтесь не пропустить ни одной подробности.
- Попробую. - Лещенко вытер лоб. - Но, собственно, мы ещё и не успели посидеть. Только расположились, стали разливать горилку...
- Об этом, пожалуйста, и расска-жите, - попросил Агеев.
- Вахтанг Багратионович открыл шампанское. Я откупорил горилку с перцем... Разлили...
- Постойте, - перебил следователь. - Горилку разливали вы?
- Я.
- Кому?
- Мужчинам.
- А себе?
- Не хотелось. Попросил Вахтанга Багратионовича плеснуть мне шампанского.
- Что, горилку не уважаете?
- Да нет, просто не хотелось заводиться...
- И кто что пил?
- Не знаю. Меня вызвали к врачу.
- Горилку привезли вы?
- Ну, я.
- Привезли, а сами пить не захотели... Не кажется ли вам это странным? строго спросил следователь у Лещенко.
- Ничего нет странного, - начиная злиться, ответил Лещенко.
- Так для чего же вы её брали?
- Думал, в поезде выпью.
- И не выпи ли...
- В поезде меня угощали.
- Кто?
- Этот администратор, Карасик.
Ответы выглядели пока вполне логично. И следователь понимал это. Мне почему-то казалось, что Виктор Сергеевич начал не с того конца. Но вмешиваться я пока не хотел.
- Вот вы химик, Лев Митрофанович, - сказал Агеев. - Имеете дело с ядовитыми веществами?
- С ядовитыми? Это как считать. Скорее уж с вредными. Но у нас техника безопасности. И молоко дают за вредность... Простите, товарищ следователь, я не могу понять, к чему вы об этом спрашиваете?
- А к тому, что в бутылке горилки с перцем, которую вы выставили для гостей, был яд, - спокойно сказал Агеев.
- Яд?! Откуда? Как он мог туда попасть? - Лещенко переводил недоуменный взгляд с Агеева на меня. - Я же сам открывал бутылки... Заводская пробка... Сургуч... Не может быть!
- Вот, ознакомьтесь, - подал ему бумагу следователь.
Лещенко прочитал заключение экспертизы и медленно, словно боясь, что листок рассыплется в прах, положил на стол. Некоторое время он сидел в оцепенении и вдруг тихо спросил:
- Выходит, и Оля выпила горилку?
- Выходит, - кивнул Агеев.
- Значит, Вахтанг Багратионович и капитан умерли от нее? - ещё тише спросил Лещенко.
- После вскрытия провели анализы содержимого желудков... Вот, - протянул следователь ещё одно заключение экспертизы.
- Нет, не надо! Не надо! - отшатнулся в испуге Лещенко. - Не хочу читать! - Он неожиданно вскочил со стула и зло бросил Агееву: - Хотите приписать это мне?
- Сядьте, пожалуйста, - мягко, но настойчиво попросил Виктор Сергеевич. Вот так. Успокойтесь. И давайте разберемся...
- Неужели вы думаете, что я мог бы... И у меня не дрогнула бы рука?! - с отчаянием произнес Лещенко.
- Я ничего ещё не думал, - сказал Агеев. - Скажите, как, по-вашему, попал в горилку цианистый калий?
- Клянусь чем угодно, не знаю! Дочкой клянусь! Майечкой! - словно в молитве, сложил он обе руки на груди.
Авантюрин со стуком упал на пол и покатился в угол. Лещенко бросился догонять его. Подобрал, зажал в кулаке и вернулся на свое место.
- Где вы взяли горилку с перцем? - спросил Агеев.
- Купил в магазине.
- В каком?
- Рядом с моим домом.
- Когда?
- Накануне отъезда. В ту пятницу.
- И где она находилась?
- В холодильнике, где же еще! Но почему... Какое это имеет значение? Умер Вахтанг Багратионович! Он мне фотографию жены и детей показывал! А капитан? Он за что? - Лещенко сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. - Нет! Это не я! Что хотите делайте, не я... Не я... Не я это... - бормотал он все тише и тише.
Наверное, у него началась истерика.
Агеев вышел и вернулся с главврачом. Та предложила прервать допрос.
Лещенко дали лекарство. Посоветовавшись, мы решили его больше сегодня не беспокоить.
Я поехал домой, а Виктор Сергеевич остался, чтобы произвести обыск в тринадцатой палате.
Горе и скорбь матери... Я буквально ощущал их физически, слушая пожилую женщину.
Иванова прилетела в Южноморск, как только узнала о гибели единственного сына. И вот пришла в прокуратуру, чтобы выяснить, как все случилось.
У неё были сухие воспаленные глаза, спекшиеся губы. Наверное, напла-калась дома и в самолете.
- Что же не уберегли моего Колю? - с упреком обратилась ко мне Иванова. И от этого упрека я чувствовал себя так, словно был виноват сам. - Не война ведь... А человека сгубили... Провожала его, радовалась: выздоровеет сын-то, в себя придет... А оно вон как обернулось! Да лучше бы он дома сидел...
Я понимал, что ей сейчас хочется говорить о Николае. Рассказывая о нем, мать как бы отодвигала, гнала прочь страшную мысль, с которой она не может смириться, - сына нет, нет сына...
Какие слова утешения мог я найти? Да если бы и попытался, вряд ли они помогли бы. Оставалось только слушать.
Иванова поведала о влюбленности сына в свою профессию речника. Как он сокрушался, что подрастающие мальчишки увлекаются теперь другим - авиацией, космосом, кибернетикой, а романтика плавания уходит в прошлое. В речных училищах, курсанты которых щеголяют в клешах, тельняшках и форменках с бело-синими воротниками - мечта пацанов послевоенного времени, - недобор.
