Георгий Миронов - Игуана
- Кто пришла?
- Я пришла. Утром. Гляжу в ящик под сеткой, - что такое? Глазам своим не верю.
- Анаконда проглотила игуану?
- Наоборот. В ящике - одна игуана. Нет анаконда.
- Может, сбежала?
- Ящик сеткой стальной закрыт. Сетка цел.
- И куда же делась анаконда? Не хочешь же ты сказать, что игуана за ночь сожрала гигантскую анаконду?
- Не всю.
- Это как?
- Очень большой был анаконда, такой длины, как пять тебя, если всех вас положить друг за другом, голова - ноги, на песок.
- Метров десять? Не может быть...
- Я сказал, - не всю скушал.
- Ты сказал, да я не понял.
- Хвост торчал.
- Чей хвост.
- Кумуди.
- Хвост анаконды торчал? 0ткуда?
- Изо рта игуаны. Такой большой кумуди был - весь в неё не влез.
Поместив игуану в надежную клетку, обработав и тщательно промыв раны, сделав себе и проводнику противостолбнячные уколы, Егор дал себе передышку всего в час. В этом районе реки задерживаться надолго было опасно. Где-то поблизости, по данным его друзей из Географического общества и Союза натуралистов, бродило племя людоедов, говорящих на своем, сильно отличающемся от языков других индейских племен наречии, так что надеяться, что его проводник найдет с ними общий язык, - не приходилось. Тучность проводника также могла сыграть дурную услугу. Вероятно, жирный, лоснящийся под тропическим солнцем проводник мог показаться людоедам лакомым кусочком. Надо было спешить.
Через час им удалось поймать несколько симпатичных, туатар: самца, самку и детеныша. Шустрый парнишка был приятной шоколадной масти, родители же были просто невообразимо прелестны по окрасу: кожа их была зеленовато-бурая, с серовато-зелеными и зеленовато-желтыми пятнами и полосами.
Вдоль спинки от головы и до основания хвоста тянулся гребень, причем у папаши он был значительно шире. Гребешки на туатарах состояли из маленьких треугольников белой кожи, плотной, как картон. Хвост украшали твердые шипы такой же формы. Однако шипы на хвосте 6ыли такой же расцветки, как остальная кожа, гребень же поражал непривычной для зарослей мангров белизной.
У самца была крупная голова с большими, печальными совиными глазами.
Собственно, туатара даже не ящерица. Когда её открыли, для неё придумали особый подкласс "клювоголовых".
Одна из особенностей туатары - третий глаз.
Поначалу Егору было непривычно: заглянет в клетку, затянутую мелкой стальной сеткой, а на него укоризненно смотрит: черный глаз, расположенный на темени, между двумя настоящими, это на него детеныш "смотрит".
У детенышей теменной глаз виден особенно четко: голое пятнышко, окруженное чешуями, которые расположены подобно цветочным лепесткам. Со временем "глаз" зарастает и у взрослых туатар его уже не разглядеть.
Прежде туатар встречали и на Новой Зеландии. А теперь только здесь. Большая редкость.
Естественно, Егору и в голову не пришло, что туатар и игуану можно посадить в одну "камеру". Егор привык учиться на ошибках, лучше на чужих. А если уж на своих - то один раз. На ночь он тщательно проверил надежность двух рядом стоящих клеток. В одной были семья туатар, в другой - мирно спящая игуана.
Рука, израненная этой так спокойно спящей сейчас ящерицей, болела неимоверно, вероятно, не смотря на мазь, уколы, лекарство, рука нарывала. Ее дергало, один раз все тело свела судорога, он проснулся, прислушался.
В клетках, стоявших в двух метрах от него, было тихо. И он снова заснул.
...Проснулся рано. Встал. Подошел к ящикам, плотно укутанным в мелкоячеистую стальную сеть.
Десять лет работы в генеральной прокуратуре позволили ему легко восстановить картину кровавого преступления, произошедшего ночью.
Туатары прекрасные "норники". Видимо, самец и самка прогрызли деревянный пол и проложили "туннель" из клетки на волю. Игуана не любит рыться в земле. Возможно, ленится, возможно, брезгует. Она дождалась, когда "подельники" пророют тоннель, разгрызла стенки ящиков, отделявшие её от соседней "камеры", и ушла из неволи вслед за туатарами. Брошенный метрах в двадцати хвост самца - туатары с твердыми зелеными шипами поставил последнюю точку в этой лесной трагедии. Во время попытки настичь семью, самец отвлек игуану, приняв нападение на себя. Однако хищница, похоже, сожрала всю семью и скрылась в мангровых зарослях. Охоту Егору надо было начинать сначала...
"Марфа-посадница". "Утро вечера мудренее"
...Марфа с трудом разогнула ноги.
Джакузи было сделано по спецзаказу и она свободно помещалась в нем, так, что голубоватая душистая вода, взрываемая идущими снизу и с боков пузыриками обогащенного кислородом воздуха, покрывала всю её необъятную тушу.
Так что место, чтоб ноги разогнуть, было.
А возможности - не было.
- Все-таки можно купить многое, даже любовь. А здоровье не купишь, подумала Марфа, тяжело выдыхая воздух сквозь сложенные трубочкой тонкие губы. - То есть, конечно, врачей, лекарства, - это пожалуйста. А здоровье нет...
Она тяжело повернулась боком, подставляя, под пружистые струи джакузи бока, где давно слилось в некое плотное единое целое и бедро, и талия, и бок.
- Ах, хорошо...
Ее давно мучила странная болезнь, вот так же как её тело слившаяся воедино с опоясывающим лишаем жестокая аллергия. То есть кроваво-красные чешуи величиной с золотой луидор опоясывали её бока в любое время. Но стоило ей съесть что-нибудь сладенькое, как эти красные чешуи начинали мучительно чесаться и болеть. Не помогали ни патентованные заморские лекарства, ни сверхсовременные мази и кремы.
Но если подобрать температуру воды и точно выверить напор кислородно-воздушных пузыриков так, чтобы не слишком слабо, но и не слишком сильно, то боль и нестерпимое жжение проходили... И то сказать, - не девочка - ухмыльнулась Марфа. - Восемьдесят в этом году.
Ей вспомнились все болезни, которыми она страдала за восемь десятилетий. Выходило не так ух и много.
В детстве Марфа была чудо как хороша. И то сказать - сошлись в ней Восток и Запад, Средняя Азия и Древняя Русь. Мать - русская, прослеживающая свою родословную до XVII века. Дед по матери, генерал Зеленский, был начальником всех тюрем Туркестана. Дворянин, красавец, хотя и склонен был к полноте... Не от него ли у Марфы тучность? Хотя и дед со стороны отца, Разорбай Кудибеков, был, по рассказам, тучен... Дедов Марфа не застала: их обоих большевики убили ещё в начале 1918. А она родилась в конце июня.
Родителей помнила. Отец - Асхат Разорбаев, ушел в Афганистан, - когда ей было лет 6-7. Но помнила его лицо, - добродушное и полное, всегда лоснящееся, покрытое густой черной бородой. Помнила, как играла у него на коленях рукояткой маузера, ножнами богато украшенного золотой насечкой кинжала. А вот семейных драгоценностей не помнила. Их увез дед в пуштунские горы. А то, что осталось на руках, на шее, в ушах матери, - все ушло на лепешки, чтоб не умереть с голоду.
Когда отец ушел за кордон, преследуемый красными, не имея возможности пробиться к кишлаку, в котором, уехав из большого города, жила его семья, мать собрала немногие вещи и снова бежала. В другой кишлак, в многих километрах от тех мест, где люди знали, что она жена курбаши. Тем и спаслись.
Вот и все с дедами да отцом. Мать умерла в 1926. Так что воспитывала Марфу советская власть: детдом, работа на хлопкоочистительной фабрике, рабфак, замужество.
В 1936 году она познакомилась с Робертом Локком, американским инженером. И начался новый этап в её жизни. Что осталось от прежнего?
Марфа поморщилась: бок болел нестерпимо. Она дотронулась до зудящего, пылающего места на боку, под левей грудью, нащупала утолщение. Мало того, что снаружи все горит, ещё и опухоль какая-то назревает, - с тревогой подумала она. Подлая штука болезнь не разбирает, кто богат, кто беден.
- А с другой стороны, - подумала Марфа. - Оно и к лучшему, что не разбирает. Ведь если есть на самом деле Бог православный, которому её мать поклонялась, - Христос, и Бог мусульманский, которого почитал отец, Аллах, - женщина не религиозная, но и не глупая, она иногда думала, что скорее всего Бог все же, если он есть, - един... Так вот, если есть Бог, думала Марфа, - то он уж точно бы распределил по справедливости: праведники живут в счастии, богатстве и здоровии - долго и умирают безболезненно. А грешники живут короткую жизнь, полную удовольствий и соблазнов, грехов и неправедных поступков, и умирают в бедности, болезнях и мучениях...
Она тяжело повернулась, выплеснув из ванны - джакузи своим гигантским, покрытым крупными красными чешуями телом часть воды. Но пол вокруг ванны был застлан специальным ковриком, впитывающим влагу, так что и беспокоиться о таких пустяках не было смысла. Она тупо удержала минуту взгляд на украшенном цветными плитками потолке ванной комнаты: в райском саду среди низких восточных деревцев с цветущими плодами и крупными яркими цветами бродила семья павлинов.
И снова вернулась Марфа к своим рассуждениям:
