Синтия Хэррод-Иглз - Концерт для скрипки со смертью
– В чем дело, шеф? – осведомился Атертон. – Вы выглядите каким-то затравленным.
– Просто не могу перестать думать об этой девушке. Все время вижу ее перед собой.
– Вы и раньше видели мертвых. По крайней мере, эта хоть не была изуродована.
– Во всем этом есть какое-то несоответствие, – неохотно ответил Слайдер. Он понимал, что на самом деле не знает, какие сомнения его тревожат. – Такая девушка – и в таком месте. Почему кому-то пришло в голову убить ее именно в этом месте?
– Мы пока не знаем, было ли это убийством, – парировал Атертон.
– Едва ли она могла прийти и подняться в квартиру совершенно голая так, чтобы ее никто при этом не увидел, – заметил Слайдер.
Атертон кивнул в сторону горы листов с показаниями, которые просматривал его шеф.
– И все же, видимо, она добралась туда незамеченной. Если только местные жители не лгут все поголовно. Что тоже совершенно невозможно. Большинство людей, кажется, врут нам автоматически. Как обычно орут на иностранцев, думая, что так те лучше поймут.
Слайдер вздохнул и прижал листки ладонями.
– Я не понимаю, каким образом кто-нибудь из них мог иметь какое-то отношение к этому делу. Если только это не было ограблением. Но кто тогда забрал всю одежду, вплоть до нижнего белья?
– Какой-нибудь торговец подержанным платьем?
Слайдер пропустил мимо ушей его замечание.
– В любом случае, все это выполнено слишком тщательно. Исчезло все, что могло бы помочь опознать ее. Все вокруг протерто и вычищено; даже дверные ручки протерты. Единственный отпечаток во всей квартире – ее же отпечаток на ручке входной двери. Кто-то об этом похлопотал.
Атертон фыркнул.
– Не найдено никаких следов борьбы, и никаких звуков борьбы никто не слышал, судя по показаниям соседей. Мог это быть несчастный случай? Может, она пришла туда со своим парнем, чтобы немножко заняться сексом и наркотиками, и что-то пошло не так. Бум – и она мертва! Любовник остается с телом девушки, ее смерть объяснить ему будет очень трудно. Так что он раздевает ее, чистит место от следов, забирает вещички в сумочку и дает деру.
– И режет ей ногу?
– Она могла порезаться в любое время – наступить на разбитое стекло от входной двери, например.
– Порезаться в виде буквы «Т»? Да и в любом случае это были порезы, нанесенные после смерти.
– Ох, да – я и забыл. Ну, она могла быть убита где-нибудь в другом месте и перенесена сюда раздетой в черном пластиковом мешке.
– Ну, так могло быть, – согласился Слайдер, но только потому, что он всегда старался рассуждать справедливо.
– Спасибо, – улыбнулся Атертон. – Она небольшого роста, – вы же знаете. Мужчина крепкого сложения вполне мог бы перенести ее. Все же в доме смотрели телевизор – ему надо было только дождаться удобного момента и подняться по лестнице. Оставить ее и опять спуститься.
– Тогда ему надо было подъехать на машине.
– А кто наблюдает за машинами? – Атертон пожал плечами. – Такое место, как это – идеальное для вашего предполагаемого убийцы. На обычной улице люди знают машины друг друга, они выглядывают в окна, они по меньшей мере знают, как выглядят их соседи. Но в общем дворе люди приходят и уходят все время – это же проходной двор. И окна всех гостиных выходят на заднюю стену, помните? Так что там легко было остаться незамеченным.
Слайдер покачал головой.
– Я все это знаю. Я только не понимаю, почему кому-то понадобилось влезать во все эти сложности. Нет, все это дурно пахнет, это дело воняет организацией. Убийца заманил ее туда, убил, а потом все следы были уничтожены, чтобы предотвратить ее идентификацию.
– Но зачем надо было резать ее ногу?
– Вот это то, что я больше всего не могу стерпеть! – Слайдер скривил лицо в гримасе.
– Не знаю ничего другого, что бы я так ненавидел, как порезанный палец, – проговорил Атертон с отсутствующим видом.
– А?
– Цитата. Стейнбек, «Гроздья гнева».
В дверь просунул голову дежурный полисмен, заметил Слайдера и доложил:
– Только что по телефону передали результаты, сэр. Я звонил вам по вашему номеру – не знал, что вы здесь. По отпечаткам пальцев ответ отрицательный, сэр. Такие не зарегистрированы.
– Я и не думал, что они могут быть зарегистрированы. – Мрачность Слайдера чуть усилилась.
Лицо полисмена смягчилось – все сотрудники любили Слайдера и сочувствовали ему.
– Я как раз собираюсь заваривать чай, сэр. Не хотите ли чашечку?
Николлс вошел в комнату Слайдера в полдень, держа в руках большой коричневый конверт. Слайдер удивленно посмотрел на него.
– Что-то ты рановато, по-моему, или у меня часы встали?
– Делаю Ферпосу любезность. Он все еще мучается с оттиском зубов, – ответил Николлс. Он и О'Флаэрти были старыми друзьями, вместе заканчивали полицейский колледж. Он звал О'Флаэрти «Напыщенный Ферпос», а О'Флаэрти звал его «Франт Николлс». Иногда оба срывались в давно и хорошо накатанную процедуру обсуждения возможности их совместного пребывания в одном окопе. Николлс был зрелым и красивым шотландским горцем с совершенно потрясающим диапазоном музыкальных талантов. Как-то на благотворительном полицейском концерте он поверг всех ниц исполнением арии «Королева ночи» из «Волшебной флейты» Моцарта, спев ее мощным альтом и взяв верно мучительное для певцов верхнее «до». Не столько школа «бель канто», сколько «кап бельто», как заявил он сам позже.
– Настолько замучился, – продолжал Николлс, выразительно тряхнув конвертом, – что даже забыл передать тебе это. Я нашел их на его столе. Думаю, что ты их очень ждал.
Он передал конверт Слайдеру, и тот тут же открыл его.
– Да, я как раз удивлялся, куда их девали, – подтвердил Слайдер, вынимая из конверта пачку фотографий и раскладывая их по столу. Николлс наклонился над столом, опираясь на кулаки, и беззвучно присвистнул.
– Вот это и есть твое тело? Маленько шикарная, верно? Лучше не показывай это жене, а то получишь хороший «бенц» на ближайшие десять лет. – Он дотронулся пальцем до верхних снимков. – Бедная маленькая девчушка. Все еще не повезло с идентификацией?
– У нас ничего не было для этого, – ответил Слайдер, – ничего вроде кольца с печаткой или шрама после аппендицита. Ничего, кроме этой отметины на шее, и я не знаю, даст ли это нам хоть что-нибудь.
Николлс взял со стола один из крупных планов шеи и ухмыльнулся Слайдеру.
– О миссис Штейн – или я могу называть вас просто Филлис?
– Ты что-то понял?
Николлс постучал по фотографии указательным пальцем.
– Тебя и Фредди Камерона я еще могу понять, но маленько удивлен тем, что молодой Атертон не обратил внимания на это.
– Наверное, он просто не видел этого пятна там, в квартире. А потом мы дожидались снимков, – терпеливо объяснил Слайдер.
– Скажи мне, Билл, ты не отметил ничего насчет ее пальцев?
– Ничего особенного. За исключением того, что ногти были очень короткими, я еще подумал, что она обгрызала их.
– Ага. Так вот, ничего подобного, парень. Она играла на скрипке. Скри-пач-ка. Такую мозоль получают от зажимания скрипки между плечом и шеей.
– Ты уверен?
– Ну, я бы не поклялся, что это была не скрипка, – серьезно сказал Николлс. – А ногти должны быть короткими, чтобы плотно прижимать струны к грифу.
Слайдер задумался.
– Они были короткими на обеих руках.
– Думаю, она просто хотела, чтобы они были симметричны, – любезно подсказал Николлс. – Ну что ж, во всяком случае, это дает тебе возможность проследить ее. Сужает поле поиска. Это тесный и замкнутый мирок – каждый знает каждого.
– Полагаю, я начну с профсоюза музыкантов, – прикинул Слайдер. Подобно большинству людей, он не представлял себе, как организован музыкальный мир. Он никогда не был на симфоническом концерте, хотя дома у него было несколько пластинок с классикой и он мог на слух отличить Бетховена от Баха. Но не более того.
– Сомневаюсь, что в этом много пользы, – заметил Николлс. – Ты не знаешь ее имени. А у них нет фотографии в центральном архиве. Нет, на твоем месте я бы начал с опроса оркестров.
– Но мы не знаем, была ли она оркестрантом.
– Нет, но если она играла на скрипке, то наиболее вероятно, что она занималась классическим приложением профессии, а не была солисткой. И даже если она не работала в оркестре, кто-нибудь все равно знает ее. Я же сказал – это замкнутый мир.
– Ну, в любом случае, это куда-то ведет. – Слайдер поднялся с обновленной энергией и стал собирать фотографии в пачку. – Спасибо, Франт.
Николлс ухмыльнулся.
– Не за что. Я бы послал Атертона заняться этим. До меня доходил слух, что у него были дружеские отношения с некоторой флейтисткой в прошлом году. Вот почему я удивился, что он не распознал эту отметину.
– Вот если б это была отметина на пупке, он тут же заметил бы ее, – сказал Слайдер.
* * *Пытаться добраться домой в половине шестого явно было ошибкой. Шоссе А40 – Вестерн-Авеню – было прочно забито «Роверами» и «БМВ», стремившимися из города в сторону Джеррард-Хауса. Слайдер оказался запертым в своей машине на целый час, слушая по радио диск-жокея по имени Чаз, или Майк, или Дэйв, – всегда казалось, что их имена похожи на лай собаки, – который болтал что-то о громадном заторе машин на А40 из-за дорожных работ в Перивэйле. Так что его желанию забыть на время о работе помешало то, что он оказался в ловушке как раз на том участке дороги, который проходил рядом с Уайт-Хаус-Эстейт.
