Игорь Галеев - Калуга первая (Книга-спектр)
- Ну, это как посмотреть, - посмеивается приятель, - может, тебе и повезет еще.
Веефомит садится на кровать, никого бы ему сейчас не видеть.
- Да ладно, - бормочет, - это же ради эксперимента. Все равно я брошу. В тайгу поеду.
Но приятелю чем-то симпатичен странный Веефомит. Хотя он и пугает своими философиями, но чудится иногда приятелю, что что-то во всем этом есть, и помнит приятель, что все великие были со странностями, но, не имея оснований считать Веефомита Великим, он самонадеянно отводит ему место чудака где-то пониже себя и, пользуясь моментом, щедро говорит:
- Звонили тут, адрес передали, вот, возьми.
И уже несколько завистливо, но все так же несмешливо добавляет:
- Молодой женский голос, понял, счастливчик?
Все понял Веефомит. Взял листок: улица, дом, фамилия, имя.
Отчества только нет.
- Вдовушка, наверное, интеллектуалочка, будешь ты теперь, Валера, как сыр в масле кататься. Слушай, а что ты за роман пишешь?
- И что, мне прямо к ней идти?
- Бежать, чудак, - приятель сам был готов сделаться Веефомитом, лететь, понял? Только сначала скажи, какой это ты незаурядный роман задумал? О чем? Появился у приятеля шанс заглянуть за кулисы к Веефомиту долг платежом красен.
- Да я пошутил, - расхохотался Веефомит, - ты что, ничего не понял? Поприкалывался, чтоб не так тоскливо было. Окстись! Какой роман? Что я, короче других? Вон сколько шары стольники заколачивать.
Приятель открыл рот.
- Ну ты даешь! Храбер! Так может, мы это... вдвоем двинем, у этой вдовушки наверняка подружка есть, знаешь, не могу, так переконторить охота!
Веефомит посмотрел ему в глаза и твердо сказал:
- Нет, туда я пойду один.
Пятница.
Ксения могла слушать, она могла понимать. Еще тогда, когда приезжала на практику, когда сидели с ней на кухне допоздна и не смел дотронуться до её руки. А так хотелось! Она, как глубокий колодец, далека, но зачерпнуть можно; попить можно, но нырнуть в глубину - нельзя, опасно. Она мечтала о таком вот неуемном и встретила - талант налицо, энергии через край, интересно, остро, не соскучишься. И приехал, дабы жениться. Это было удобней сделать в столице, разумнее.
Дружно взялись за дело. Плодовито работалось. Многое дополнял, поправлял, и все выходило как нельзя лучше. Ксения знала меру и могла не спорить, о чем не знала, но могла и подсказать.
Потом перепечатывал на чистовики, читал ей, при чтении испытывал насыщение мыслью и полнотой чувства, возникал восторг от созданного ("не мой, я лишь орудие") талантом. А в талантливости уже не сомневался, Ксения истово верила, что сдвинутся горы.
Поначалу и жениться-то не хотел, но Ксения подарила уверенность в силах, чувствовал, что о другой такой, да чтобы ещё лучше, - мечтать незачем. И неудобно было жить с родителями, без прописки, двусмысленно получалось, и рукопись готова, столица замерла в ожидании и грешно упускать момент.
Зарегистрировались. И как хрупка и доверчива Ксения!
Маленькая комната уютно обставлена, и было приятно работать за столом среди заботы и внимания, стрекотать на машинке или править отпечатанный текст. Одна половина уносилась к вершинам мысли, а другая наслаждалась заботой и теплом, и не только от Ксении исходящим.
Теща и тесть - истинная находка. Еще до женитьбы смотрели как на настоящего человека, доверились сразу; сочувствовали начинаниям и понимали, что талантлив, безо всяких смешных доказательств. Они не лезли в жизнь молодых, как это случается сплошь и рядом, ещё до женитьбы приняли как сына, кормили, дарили всякое, от чего нельзя было отказаться, не обидев их; а как-то даже купили бумагу - "за ней была очередь, и мы подумали...", что забавно тронуло, и захотелось сказать: милые вы, старички; но да ну её, эту слабительную сентиментальность.
Любил вкусненько поесть, и теща наивно радовалась каждому проглоченному куску, все старалась разнообразить. И никаких предрассудков. Еще до женитьбы жили настоящей супружеской жизнью, и "старики" понимали. В них виделась даже гордость за то, что дочери так повезло.
- Это редкость - человек настоящей одержимости. Ты, Ксюша, должна быть к нему повнимательней, и если будут какие-то там странности, ты промолчи, потому что к нему с иными мерками подходить надо бы. Тебе выпала трудная, но замечательная судьба.
И так говорил Степан Николаич, тесть, совершенно простой человек, проработавший всю жизнь знающим, но обыкновенным техником, не вдававшийся в искусство, не имевший к нему ни тяги, ни призвания! Редко такое бывает. И вот такое невероятное отношение поначалу казалось не без второго дна, тем более, что теща, Нина Дмитриевна, говорила ещё незаурядней:
- Ксения, - она порой в серьезности смотрелась довольно комично, - ты должна быть готова ко всему и все принимай как благость. С таким человеком что бы ни случилось - все разумно и к лучшему. Многие женщины безнадежно мечтают о такой участи. Тебе повезло и в этом есть что-то мистическое.
Слова "благость", "участь" и "мистическое" Ксения, конечно, же ради шутки, добавляла от себя, пересказывая заветы матери. Но содержание от этого не искажалось. Не раз приходилось слышать это и самому в простых и благодарных выражениях от Нины Дмитриевны. А Степан Николаевич, тот, не находя слов, просто посматривал умными глазами, которые говорили сами за себя. К чему такое невероятие?
Неужели какой подвох? Ксения, как и многие современные девушки, была чиста и невинна, ничего аморального за ней не числилось. Она никогда не лгала, и её прошлое можно держать на ладони. И никакого такого уродства, неполноценности. Исключено. Некоторые детали, так они, наоборот, придают особую привлекательность, нестандартность. Может быть, болезнь какая... Осторожно выведал, нет, никогда ничем таким не болела и никто не волновался, если речь заходила о болезнях.
Но подозрение на болезнь не отпускало, тем более, вспоминалась одна история. Как-то младший брат был на обследовании у врача. Десятилетним. И вот эта врачиха, толстая короткая кудрявая старушонка пятидесяти пяти лет сказала матери совершенно уверенно: "У вашего ребенка конская стопа". Что это значит мать, конечно, не знала, потому как с лошадьми дела не имела. Тогда эта молоденькая старушонка в самых сожалительных выражениях сообщила, какая участь ожидает "бедного мальчика" - неизбежно прогрессирующее слабоумие и смерть. Очень уж конская стопа. Тут-то и началось. Ни на мать, ни на брата без слез смотреть не мог. Никто в городе, кроме этой молоденькой старушонки, об этой болезни не знает. Искали литературу о стопе, а она не находилась. Очень редкая болезнь. Может, пятый или шестой случай на все Азию и Европу. Тревожное состояние день ото дня отягощалось зловещим будущим брата. Безобразный рок преследовал семью. Жизнь была в тягость. Частенько, как бы невзначай, вместе с матерью просили брата разуться, ненавязчиво изучали его ноги, сравнивали со своими, с соседскими, но так и не могли понять - конская у него стопа или нет. Одна была утеха: все говорили, что толстая короткая кудрявая старушонка многим "деткам" пророчила смертельный исход и была, как видно, не совсем в своем уме ещё с той студенческой поры, когда всем своим маленьким впечатлительным существом углубилась в безбрежные просторы славной медицины. Да так углубилась, что напрочь лишилась какой бы то ни было личной жизни. От такой серьезной причины чего только не выдает человек. Тем более женщина...
Вспомнил этот случай и не мог не присматриваться. Всякое бывает. Ничего не обнаружил и укорял себя, решив, что просто Нина Дмитриевна такой чуткий от природы человек, что, возможно, когда-то в молодости нечто упустила, а теперь сожалеет или же по глупости в спешке наделала чего-то, о чем тоже сожалеет, но рада, что у дочери все будет по-настоящему. И к тому же трудно не разглядеть в явственном таланте многообещающую личность.
Тем более, много было светлого. Еще не возникли окаменелости. Ксения училась, работала и печатать помогала. Все успевала и уставала, конечно, как никто. Что говорить - удача. Повезло после всех страданий и комплексов о самом себе, о выборе пути, о праве на писание. Все-таки двадцать четыре года. И многое черпанул, пока дозрел до "Прыжка".
Ксению посвящал во все планы и мечтания. И она дорожила ими ещё больше, нежели сам. Она стимулировала. Хотелось быть на высоте. Она, например, излечивала от мрачных мыслей, от припадков разочарования. Звучала же смутная строчка, неизвестно откуда приходящая и куда уходящая:
"Что это темнеет впереди?
Люди".
Много лености и хандры она разогнала без внешних проявлений, своим присутствием лишь.
Отлично все начиналось.
Приходил день, и, привыкший немного поваляться со сна, не делал этого, потому что Ксения уже ушла на учебу, Нина Дмитриевна приготовила завтрак. Зарядка. Дружно садились за стол. Корректировались планы на день, и Нина Дмитриевна подкладывала лучшие кусочки, а Степан Николаич во весь голос смеялся шуткам, от которых и Ксения весело и заразительно хохотала. "Старики" особенно выделяли и ценили умение обращаться с людьми.
