Евгений Сартинов - Золото на крови
За главой "Зари" закрылась дверь, приглушив его мощный голос.
- Колоссальный мужик. Динозавр! - восхищенно покрутил головой Андрей, когда мы пошли дальше. - Ох и даст он им сейчас прикурить.
Чем закончился тот разнос, мы так и не узнали. Вскоре тяжелый МИ-8 уносил нас куда-то на Север. Нельзя сказать, чтобы полет на этом грохочущем и трясущемся чудовище доставил мне удовольствие. Мне казалось, что двигатель установлен не над фюзеляжем этого геликоптера, а прямо у меня на голове, и того и гляди лопасти начнут подрезать уши.
Летели долго, часов у меня не было, и скоро я потерял ориентацию во времени. Андрей все никак не мог оторваться от иллюминатора, а мне как-то быстро надоела темно-зеленая щетина тайги, без края раскинувшаяся на волнах округлых сопок. Ночью поспать удалось совсем немного, и я, несмотря на весь грохот и неуютность спартанского сиденья, даже задремал.
Разбудил меня Андрей, толкнувший плечом и крикнувший в ухо:
- Подлетаем. Смотри - Катуга!
Я глянул вниз. Действительно, серебристой лентой внизу змеилась река. Даже отсюда было видно, что она мелководна и бурлива.
- Откуда ты знаешь, что это именно она? - прокричал я Андрею.
- Мы уже минут пятнадцать летим над ней. Во, смотри!
Я увидел внизу, на большой галечной отмели, вагончики, трактора и небольшую кучку людей, махавших нам руками.
- Похоже первая бригада, - решил Андрей.
Минут через десять мы сели на точно такой же каменистой отмели. Чуть выше, на берегу реки стояли техника, три бульдозера, экскаватор, погрузчики, и передвижные вагончики на колесах.
Встречали нас двое. Высокий, плечистый мужик с квадратным лицом и упрямым ежиком наполовину седых волос широко улыбнулся, продемонстрировав при этом полный набор стальных зубов. Когда вертолет улетел, он заговорил зычным командирским голосом:
- Ну, прибыли, бездельники?! Мы уж тут три недели кукуем, всю водку выжрали и даже посуду сдали в ближайший ларек. Ха-ха!
Затем он все-таки представился:
- Зовут меня как Чапая, Василий Иванович, и буду я у вас как отец родной, короче - мастер. Можно именовать просто Ивановичем. А его, - он ткнул пальцем назад, где за его спиной маячил высокий, глистообразного сложения парень, весьма неопределенного возраста. - Зовут Федя, а иногда Гарик, это как понравится. Он у нас за кладовщика, да и вообще...
Что значило это "вообще", осталось для меня тайной. Так же как и все остальные я таращился на узкую грудь этого странного типа, обнаженную по случаю тихой погоды и ласкового весеннего солнышка. Вся она представляла собой картинную галерею в синих тонах. Чего там только не было, от скромной решетки на щуплом бицепсе и надписи "Свобода", до явно с натуры срисованного дракона, всеми тремя головами нацелившегося на грудастую красотку, закатившую глаза не то в экстазе, не то в предсмертной истоме.
Лестно восприняв повышенное к себе внимание, Федя-Гарик радостно осклабился, обнаружив при этом большой ущерб в своих естественных режущих и жующих инструментах. Лицо его носило явную печать тюрьмы и ссылки. Навеки устоявшаяся худоба, впалые щеки, поперечные морщины возле рта. Да и волосы уже, похоже, не хотели расти на его голове, так, чуть пробивались из-под кожи, как озимые сквозь мартовский снег. В виде поощрения он повернулся к нам спиной, и мы вдоволь налюбовались точной копией собора Василия Блаженного.
- Харэ рисоваться, - прервал показ мастер, сурово сдвинув мохнатые брови. - Накинь клифт, а то простудишься, и не отвлекай от работы публику.
Федя прикрыл свою наспинную роспись новенькой спецовкой, все сгрудились вокруг этой странной пары и выслушали предельно короткий инструктаж: день на благоустройство, а потом - пахать, пахать и пахать.
Андрей был весьма обескуражен подобной встречей.
- От них обоих за версту несет зоной, - шепнул он мне на ухо. Но рассуждать было некогда. Сложив монатки в одну кучу и распределив роли, все принялись за работу. Застучал движок электростанции, в лесу взревела бензопила, с треском и грохотом падали деревья, истерично взвизгивала циркулярка, превращая эти же деревья в доски, а три умелых плотника быстро соорудили длинный обеденный стол, скамейки, навес, предохраняющий от дождя.
Обеденный стол не зря соорудили в первую очередь. Молодой улыбчивый парнишка по фамилии Чигра сразу принялся хлопотать у железной печи и вскоре доказал, что в самом деле является дипломированным поваром, накормив нас отменной гречневой кашей с мясом.
Ну, конечно, не обошлось и без известного заведения на четыре посадочных места, очень необходимого при столь сытной кормежке. До темноты успели соорудить в вагончиках и двухъярусные нары, где с некоторым трудом, но разместились все семнадцать человек.
Первая ночь далась мне трудно. Почти два десятка мужиков храпели столь густо и дышали столь часто, что я никак не мог уснуть и отключился, лишь чуть приоткрыв дверь, благо лежал возле нее, а комаров в тайге еще не было. Но это оказалась моя единственная бессонная ночь в артеле. Все остальные я спал как убитый.
ПЕРВОЕ ЗОЛОТО
Лишь здесь я понял, что все, о чем рассказывали в поезде, не содержало ни капли преувеличения. Действительно, все пахали от зари до зари. Быстро завтракали и работали до обеда, время которого возвещали ударами в подвешенный обод от "КамАЗ". Передохнув с полчасика после приема пищи, вся бригада с кряхтеньем и руганью, но без всякой команды поднималась и шла трудиться дальше, до самого заката, а значит и ужина.
А работы было много. Бульдозеристы с помощью своих мощных "Т-100" перегородили речку и, отведя воду в другое русло, обнаружили с полкилометра каменистого речного дна. Затем плотники соорудили длинный деревянный желоб-проходнушку. С помощью бульдозеров и погрузчиков к нему подгребали породу, размывали ее мощной водяной пушкой и пускали эту грязную пульпу по желобу. Для улавливания золота дно проходнушки было выложено ребристыми резиновыми ковриками. Несмотря на все усилия, эти коврики постоянно забивались грязью, и несколько человек, в том числе и я, сапогами прочищали их от излишней грязи. По сути, мы делали то же самое, что и река, только убыстряли процесс в сотни, а может, и тысячи раз.
Сначала я как-то не верил, что столь простой технологический процесс может принести хоть какие-то плоды, но в конце первого рабочего дня сам Иванович лично промыл коврики и высыпал в самое обычное оцинкованное ведро желтоватую сыпучую массу, примерил ношу рукой и довольно крякнул:
- Килограмма три будет.
Первое золото рассматривали всей бригадой. Из девятнадцати человек, сидевших за столом, лишь пятеро ранее работали на золоте, в том числе мастер и странный кладовщик Федя. Высыпав золото на подстеленный полиэтилен, Иванович, добродушно улыбаясь, заявил:
- Ну, сосунки, любуйтесь. Где вы еще такое увидите?
Я лично за свою жизнь даже золотого обручального кольца в руках не держал, так что накинулся на эту россыпь, как любопытный галчонок на зеркало. При ближайшем рассмотрении золото меня слегка разочаровало. Матово-тусклое, оно больше походило на обыкновенную гальку, только желтоватого цвета.
Форма этих камней была самая разнообразная, от классических голышей, коими впору "печь блины" в тихой речной заводи, до ноздреватых корявых уродцев, обточенный речной водой, песком и временем. Что в золоте поражало это необычно тяжелый вес.
- Три килограмма четыреста пятьдесят шесть граммов, - провозгласил мастер, взвесив золото на самых обычных торговых весах.
В тот день это были, как говорят, "показательные выступления". Потом вся эта процедура неизменно проходила в вагончике Чапая, так мы звали мастера. Вагончик этот служил и конторой, и радиостанцией, и спальней для нашего руководства. Взвешенное и уже заактированное золото они уносили во вторую половину домика, снабенную солидной железной дверью и наглухо заваренными окнами. Что они делали дальше с нашим золотом, не знал никто. Казалось, что и мастер, и кладовщик опасаются, что мы можем сглазить драгоценный металл, и работяг даже на порог не пускали.
Порой все это доходило до смешного. Как-то раз порвался толстенный шланг, под высоким давлением подающий воду на гидронасос. Один из концов шланга саданул стоящего за насосом Сенюхина по голове и тот упал так живописно, что все подумали, что ему хана. Я сразу рванул в контору к Ивановичу. В своей половине его не оказалось, зато за дверью кладовой слышались приглушенные голоса. Я постучал кулаком в дверь и крикнул:
- Иваныч, Сенюхина шлангом убило!
Голоса сразу стихли, послышался какой-то грохот, металлический лязг, шум передвигаемых предметов, и только потом приоткрылась дверь и в нее боком протиснулся мастер. Захлопнув дверь, он обратился ко мне:
- Что ты там говоришь, с Сенюхиным?
- Убило его! - возбужденно ответил я, за руку таща мастера на крыльцо. - Шланг порвался и как даст ему по голове...
