Николай Еремеев-Высочин - В Париж на выходные
Такси, в котором я ехал на встречу с Николаем, повернуло на Новый мост и высадило меня у памятника Генриху IV. Я расплатился с водителем-китайцем и потянулся на солнышке. Жест, имитирующий разморенную беспечность, позволял мне не спеша окинуть взглядом окрестности. Ехавшая за нами от площади Согласия черная «Пежо-605» с пожилым и, как я сейчас заметил, нездорово румяным господином за рулем проехала мимо, пересекла второй рукав Сены и свернула направо на набережную. И другие машины проезжали, не останавливаясь, чуть колыша плотный знойный воздух. Поправив на плече полупустую сумку с камерой и прочим снаряжением, я спустился по лестнице и шагом туриста направился к стрелке острова.
Николай — он работал под прикрытием посольства, так что, вполне вероятно, это было его настоящее имя — уже закрепился на местности. Это был ничем не примечательный лысеющий блондин лет тридцати пяти, довольно полный — такими бывают бросившие спорт атлеты. Он был в белой рубашке с короткими рукавами и мокрыми пятнами под мышками и на спине, в руке носовой платок, которым он то и дело промокал лоб и шею.
Место встречи он выбрал грамотно — на самой оконечности острова, откуда окрестности просматривались в обе стороны. На тротуаре между газоном с деревьями и круто спускающимися к грязно-серой воде каменными плитами довольно плотно сидела обычная праздная парижская публика. Группа молодых людей, по виду служащих, может быть, даже из находящегося по соседству, на набережной Ювелиров, здания криминальной полиции, расположилась на пикник на самом проходе. Они сидели на покрывале, постеленном прямо на тротуар, среди откупоренных бутылок белого вина, вскрытых банок с паштетом и разломанных на куски багетов. Багет — я почему-то вспомнил сейчас об этом — в литературной записи немых фильмов Чаплина, моем любимом чтением в детстве, в котором не было видеомагнитофонов, назывался «батон, длинный, как флейта». Парочка без особой страсти, скорее демонстративно — «в Париже так полагается», — целовалась в засос, сидя с вытянутыми ногами на самом краю спуска. Справа пристроились японцы с видеокамерами и бутылками воды в специальном мешочке через плечо, ставшие привычной частью пейзажа любой части света, где было хоть что-то, заслуживающее внимания. Слева группа латиноамериканцев довольно стройно пела под гитары и индейскую флейту. Ближе к присевшему на бортик газона Николаю старик академического вида в очках и клетчатой рубахе читал газету; еще целая стопка прессы лежала справа от него.
Лицо Николая чуть дернулось, когда он увидел меня, и я сообразил, что не снял свое фениксовское облачение — усы, брови и парик. Но Николай уже хрюкал в нос, он вообще был смешливым. Мы встречались здесь же вчера и, хотя работали вместе в первый раз, у меня он вызывал и доверие, и симпатию. В нашей профессии слишком много сухарей с мышлением ефрейтора.
— Привет! — сказал он по-русски.
Благодаря латиносам мы не рисковали, что нас услышат.
— Привет, привет! — отозвался я.
Я хлопнул его по плечу и сел на целлофановый пакет, который Николай услужливо подстелил мне под задницу. Мой новый товарищ достал два сэндвича, две банки с кока-колой и протянул мне мою долю. И тут он был прав — жующие люди привлекают меньше внимания. Но после греческого салата есть мне не хотелось. А вот банка с холодной кокой была кстати. Ее Николай, видимо, купил поблизости — она вся запотела.
Начало разговора было не просто в телеграфном стиле. Это было как запись на арабском языке, где фиксируются только согласные, а гласные подразумеваются.
— Новостей нет? — спросил я.
— А у тебя?
— Понятно.
Николай замялся:
— М-м-м… Короче, вот тебе еще паспорт.
Он протянул мне потрепанную книжицу карманного формата, между страницами которого было что-то вложено. Я, вздохнув, уставился на него:
— Отель «Клюни»?
Николай усмехнулся и слегка развел руками: куда деться?
Я раскрыл книгу — это был «Желтый пес» Сименона, по которому я когда-то, еще в Москве, учил французский. Паспорт был не новым, блекло-красного цвета — Европейский Союз. Не вынимая его из книги, я отогнул пальцем первую страницу. Испанский, фотография действительно моя, имя уже не важно.
— Говорят, больше некому, — извиняющимся тоном промычал Николай.
С тех пор, как он избавился от книги, рука его снова завладела сэндвичем, и челюсти вернулись в рабочий режим. Точно бывший спортсмен: организм привык к нагрузкам и постоянно требует энергоносителей для переработки!
Решение было логичным. Штайнер мог быть убит, а контейнер спрятан у него в номере. Но для меня останавливаться в один приезд в третьей гостинице с тремя разными паспортами было перебором. Хотя ведь в Конторе не знали, что мне совершенно нежданно представилась возможность рассчитаться с призраком прошлого.
— Хорошо. Ну, давай, приступай к подробностям.
Николай расплылся в улыбке. С неприятной частью — отправить на дело чужого вместо кого-то из своих — было покончено.
Вокруг захлопали в ладоши и засвистели: музыканты закончили песню. Аплодисменты не стихали — публика требовала продолжения концерта. Гитарист — у него были такие же смоляные волосы, как у моего парика — оглядел товарищей и взял аккорд. Мы с Николаем тоже ждали. Латиносы довольно стройно грянули следующую песню — чилийскую, революционную, я не раз слышал ее на Кубе. «El pueblo unido jamas sera vencido» — «Когда народ един, он непобедим!». Возможно, это были чилийские эмигранты, не вернувшиеся домой после ухода Пиночета. Хотя эти песни стали популярны по всей Латинской Америке.
Но Николай не отвлекался на историко-художественные ассоциации.
— Значит, смотри. Штайнер — человек очень дисциплинированный и надежный. Он — не агент, офицер. Ну, понимаешь?
— Из Мишиных, что ли?
Николай кивнул. Мишей все звали Маркуса Вольфа, начальника разведки бывшей ГДР. После падения берлинской стены и объединения Германии ненавистная Штази, естественно, была расформирована. Сам Маркус Вольф — я видел его по телевизору: рафинированный интеллигент, выросший в Москве и говоривший по-русски, как на родном языке, — едва не попал в тюрьму. Несмотря на все эти неприятности, Конторе удалось взять под контроль часть глубоко законспирированных сотрудников Штази: кто-то был внедрен в западных землях ФРГ, а кого-то даже пришлось перебросить из Европы. Этим ребятам, как правило, отступать было некуда, и все они были исключительно эффективны.
Подробности были такие.
— Откуда он приехал, — продолжал Николай, — я не знаю, и никто из наших не знает. Он должен был передать нам какой-то порошок. Какой, неизвестно, но неопасный. В чем — тоже непонятно, но, судя по количеству — около грамма, — контейнер может быть очень маленьким.
Точнее не скажешь.
— И есть шанс, что контейнер спрятан где-то в его вещах?
— Именно. Штайнер забронировал номер на десять дней. В гостинице они прокатали его кредитку, так что вопрос оплаты никого не волнует. Ночует ли он в своем номере или нет, его хватятся только в воскресенье, то есть послезавтра. Так что, если ты заселишься сегодня, у тебя две ночи и один день. Но, разумеется, сделать всё лучше поскорее. И нам, и тебе лучше!
— Известно хотя бы, в каком номере он остановился?
— В 404-м. Мы проверили: он сообщается внутренней дверью с 405-м. Так что если бы тебе удалось поселиться в 405-м…
Разумеется, это было бы гораздо проще, чем ковыряться в замке чужого номера из коридора. Николай протянул мне маленький, но увесистый нейлоновый несессер.
— Справишься?
— Там не электронные замки?
— Да нет, прошлый век.
— А вы не сообразили забронировать мне номер?
Это я так спросил, не подумав. Просто потому, что мне всё это не нравилось, и хотелось ребят из резидентуры ткнуть носом, что они что-то сделали не так. С одной стороны, забронировать мне номер действительно было несложно — ведь мой новый паспорт был у них. Но Николай только сморщил нос — он прав. Когда бронируешь, всегда остается или твой факс, или твой мейл. А если в гостинице вообще нет свободных номеров?
— Да и, сам понимаешь, именно 405-й номер всё равно было бы странно резервировать, — добавил Николай.
И тут он был прав.
Николай доел свой сэндвич, посмотрел на тот, от которого я отказался, почесал щеку, видимо, вспомнил про свой вес, и сунул сэндвич обратно в бумажный пакет. «Многие люди постоянно едят из-за стресса», — подумалось мне. В нашей профессии принято снимать напряжение алкоголем. Но, может, Николаю повезло, и он нашел способ, менее травмирующий для организма. Николай достал из пакета еще одну запотевшую баночку кока-колы и с наслаждением прокатил ею по лбу и шее.
На проезжающем мимо теплоходике с туристами девочка, держащаяся за поручень, приветливо помахала нам рукой. Мы махнули ей в ответ.
