Алексей Макеев - Стальное перо
– Сейчас сможете с нами туда проехать? – спросил Крячко. – Мы тоже подумываем, что с Павлом могла случиться беда.
– А вы так и не скажете мне, что за причина розысков? – вопросом на вопрос ответил приятель.
– Скажу, хотя пока и не следует это афишировать. Его отец погиб.
– Оп-а-а… – раздалось в трубке. – Вот это да… Хорошо, я сейчас подъеду. Буду ждать вас возле подъезда.
Серьезный коренастый парень, у которого в лице явно прослеживались казахские корни, повел Гурова и его помощников на второй этаж крайнего подъезда. Сыщики остановились напротив железной двери, изготовленной и окрашенной под дубовый массив. Над глазком в двери красовалась цифра «8», стилизованная под старую бронзу. Гуров нажал кнопку звонка и стал ждать.
Майор Белецкий, которого Лев попросил приехать в форме, привлекал внимание спускавшихся сверху жильцов. Один мужчина покосился на полицейского у двери, потом еще одна супружеская пара в возрасте. Когда прошло минут пять и стало ясно, что в квартире никого нет, помогла старушка с лохматым пекинесом на руках. Песик посматривал на всех веселыми черными бусинками и норовил лизнуть хозяйку в нос.
– Нет его, – проворчала старушка, неторопливо проходя мимо и продолжая спускаться по ступеням. – Уж который день нет. Слава-те-господи, наконец тишина в подъезде. Избави господь от такого соседа!
Гуров нахмурился и посмотрел вслед старушке. Потом подошел к двери, согнул руку в локте и локтем нажал дверную ручку. Дверь с тихим, но каким-то зловещим скрипом медленно открылась. Сыщики понимающе переглянулись.
– Ты – понятых, – коротко приказал Гуров Белецкому, – а ты, Станислав, звони в управление, и пусть они гонят сюда аллюром местного участкового.
Сам сыщик присел на корточки и стал осматривать сантиметр за сантиметром черный резиновый коврик у входа, порог, дверной проем. Любая мелочь, хоть чисто символический след может потом сыграть определяющую роль в расследовании. Квартиру могли не запереть по ошибке. В пьяном виде, например. Но опыт сыщиков подсказывал другое. Обычно вот такие незапертые квартиры таили в себе следы преступления, а то и сам труп. И вламываться туда без понятых, без подготовки означало заведомо уничтожить возможные улики.
Гуров слушал, как за его спиной Белецкий звонит соседям, беседует с ними, расспрашивает об этой квартире, ее жильцах. В двух квартирах высказались негативно. И музыка, мол, частенько играет громче, чем хотелось бы, и девки всякие шастают. А живет в квартире парень лет двадцати или двадцати пяти. То ли купил ее, то ли снял, об этом никто ничего не знал.
Соседи столпились на площадке и галдели уже каждый о своем. Но тут, перешагивая через две ступеньки, снизу взбежал молодой высокий капитан полиции, остановился перед Гуровым и четко отрапортовал:
– Товарищ полковник, участковый уполномоченный, капитан Москвичев.
– Ну, пошли, Москвичев, – кивнул Лев. – Бахилы привез?
– Так точно. – Капитан полез в свою папку и вытащил несколько синих комочков.
Гуров вошел первым, внимательно глядя сначала под ноги, а потом уже по сторонам. Коридор был длинным и широким. В него выходили три двери. Первая дверь справа была закрыта. Рядом две узкие – санузел. Дальше – двуполая, с остеклением, скорее всего, гостиная. Последняя, видимо, кухня, дверь которой была распахнута настежь. Понятые замерли у входа, с опаской поглядывая по сторонам.
В кухне царил беспорядок. Такое ощущение, что кто-то очень неаккуратно готовил еду. И на рабочем столе, и на полу было рассыпано пшено, рис, макароны. Два навесных шкафчика открыты. На столе несколько выставленных банок соседствовали с кружками и кастрюлями. Если это обычный беспорядок для Павла, то аккуратностью он не просто не отличается, он ее в глаза не видел.
В гостиной все шкафы тоже были нараспашку, и это наводило на мысль уже не о неопрятности жильца, а о проведенном здесь обыске. Гуров и Крячко поспешили к третьей комнате, которая должна быть спальней.
Стас вытащил из кармана носовой платок и осторожно потянул дверную ручку на себя. Теперь никаких сомнений не оставалось. В этой комнате тоже кто-то что-то искал. И даже более интенсивно, чем в кухне и гостиной. Комната выглядела так, как будто тут прошелся ураган.
Гуров подозвал к себе приятеля Павла Остапцева и спросил:
– Надеюсь, ты не скажешь, что у Павла в квартире так всегда?
– Да-а, – протянул парень. – Тут как после Сталинградской битвы. Не скажу, что Пашка был такой уж аккуратист, но вот это…
– Тут явно что-то искали. Ты можешь предположить, что именно?
– Да откуда! – пожал плечами парень. – Я и был-то тут всего пару раз. Забегал на пару минут.
– Ты понимаешь, что Павел, судя по всему, пропал? Отец убит, сына нигде нет, квартиру переворошили вверх дном. Все складывается очень серьезно.
– Ну, правда, товарищ полковник, – парень для убедительности даже руки к груди прижал, – честное слово! Я и дел-то с ним никаких не имел. Так, тусовались вместе какое-то время. У меня есть деньги – я плачу, у него – он. А зарабатывали мы каждый по-своему.
– Ладно, но учти, что допросить тебя придется по всем правилам, – похлопал его по плечу Лев и повернулся к Белецкому: – Сан Саныч, займись квартирой. Установи владельцев или владельца, пусть каются, кому ее сдавали, где нам этого Павла теперь искать. И вот этого его дружка допроси хорошенько. Все контакты, абсолютно все. И всех отработать: кто и когда в последний раз видел Остапцева-младшего, чем тот занимался, где и с кем бывал, что у него за машина. Короче, сам все понимаешь.
Инна Андреевна Остапцева оказалась красивой стройной женщиной. Для своих сорока четырех она выглядела просто шикарно. А еще этот юный загар, это легкое платье с постоянно спадающей с плеча тонкой бретелькой, крепкие икры и округлые колени. И лицо. Полноватые губы, искрящиеся серые глаза. И легкие непослушные локоны, которые, кажется, еще должны пахнуть морем, жарким южным солнцем…
– Это вы меня ждете? – Инна Андреевна подошла вместе с представителем турагентства к Гурову и Крячко.
Наверное, сердце подсказывает, решил Гуров, всматриваясь в лицо женщины. Только о ком она думает? О сыне или о муже? Вот эту часть своей работы Лев терпеть не мог! Лучше… что угодно, только бы не быть черным вестником. Он помнил, как еще в бытность свою молодым лейтенантом ему пришлось выбирать из двух зол – или ехать поднимать из глубокой ямы на дороге легковой автомобиль и извлекать из него изуродованные окровавленные тела, или отправляться домой к одной из погибших женщин, чтобы сообщить ее двенадцатилетней дочери о гибели матери.
Тогда, по молодости и наивности, Гуров решил, что лучше поехать к девочке. И это стало ему уроком на всю жизнь. Нет ничего страшнее, чем лицо ГОРЯ! Оно даже страшнее лика СМЕРТИ, каким бы этот лик ни был. Еще тогда он остро понял, даже ощутил всем своим существом, что нет мук страшнее, чем муки душевные. Никакие физические страдания не идут в сравнение с терзаниями внутри человека. А уж смотреть на это, понимать, что страшную весть принес именно ты, – вдвойне неприятно.
Но сейчас в этой роли был огромный смысл, и ее предстояло исполнить. Гуров и Крячко отдавали себе отчет в том, что Инна Андреевна могла быть замешана в убийстве мужа. И мотивов сколько угодно, и нанять киллера просто, и сама в этот момент чудесным образом оказалась на южном курорте в Турции, на глазах десятков соотечественников. Алиби просто отличное!
Остапцева узнает о смерти мужа или сейчас, или спустя два часа. Тут ничего не поправить и не возвратить. Но Гурову очень хотелось понаблюдать, как она поведет себя. Первая реакция очень важна для понимания внутренней позиции человека. Это одна из основ следовательской работы и работы сыщика. Гуров вспомнил случай с одним преступлением, которое он раскрыл за двое суток, хотя обычно такие преступления требуют работы бригады в течение доброго десятка дней, включая экспертов.
Это было еще в советские времена. Возле ресторана, где праздновалась свадьба сына руководителя местного «Плодовощхоза», был избит студент техникума. Парень получил удар в лицо от кого-то из подвыпивших гостей, упал и сильно ударился головой о бордюрный камень. В результате закрытой черепно-мозговой травмы студент впал в невменяемое состояние, которое могло закончиться для него инвалидностью, а может, и клиникой для душевнобольных.
Опрос гостей, возможных свидетелей на улице мог затянуться надолго. Но молодой тогда еще сыщик Лев Гуров сразу вычленил из всей группы возможных подозреваемых в нанесении рокового удара одного – заместителя главного инженера. Тот почему-то уже на следующий день после происшествия уехал в командировку в область. Более того, его почему-то никак не могло найти его же начальство. То он в одном хозяйстве, то уехал в другое, а то и вообще не приехал в него.
