Марина Серова - Женщина-ловушка
Глава 3
К «Зебре» я подъехала, когда было уже совсем темно. Здание встретило меня темными окнами, и лишь где-то в глубине помещения горел свет. Дверь оказалась запертой. Я надавила на маленькую кнопочку звонка под вывеской с режимом работы компании.
– Закрыто, приходите завтра, – тут же послышалось из-за двери.
– Откройте, это детектив. Мне необходимо осмотреть кабинет погибшего Алика Васильевича Прокопьева. Дело не терпит отлагательств, – произнесла я требовательным тоном. – Долго я вас не задержу.
Послышался недовольный вздох, но дверь все же открылась, и миловидная девушка, отступив в сторону, впустила меня внутрь.
– Иванова Татьяна Александровна, – представилась я и показала лицензию частного детектива.
– Вика Малышева, секретарь-референт, – вяло промямлила девушка, затем хмуро покосилась на нужную дверь, добавила: – Кабинет там, только он, кажется, заперт, а ключей у меня нет.
– Ничего. Это не проблема. Но вам, Виктория, придется пройти со мной.
К неописуемому изумлению сотрудницы, я достала из сумки отмычку и, с легкостью повернув замок, проскользнула в апартаменты бывшего начальника рекламной компании. Вика с открытым ртом осталась стоять за порогом.
Пошарив рукой по стене, я нащупала выключатель и зажгла свет.
В кабинете царили чистота и порядок.
– Везет, как утопленнику! – вздохнула я.
Как и предполагалось, все следы были наглым образом уничтожены.
На письменном столе аккуратной стопочкой лежали какие-то незаполненные бланки, в серебристой подставке стояли остро отточенные карандаши и гелиевые ручки, тут же красовался роскошный компьютер с огромным монитором.
Несмотря на яркое освещение, комната казалась мрачной. Я чувствовала себя неуютно среди этих чужих вещей. В довершение ко всему неприятное чувство вызывало огромное окно без жалюзи и занавесок и темное небо за ним.
Кроме письменного стола и дорогостоящего кожаного кресла, в кабинете уместился массивный диван, тоже кожаный и, по-видимому, очень мягкий. Слева от двери стоял аккуратный книжный шкаф с соответствующей рекламному бизнесу литературой. Верхняя полка шкафа оказалась пустой, и по всем правилам сюда напрашивалась какая-нибудь декоративная ваза или крупных размеров статуэтка.
Сейф оказался заперт. Его по-прежнему прикрывала картина с пейзажем зимнего леса.
Начнем со стола.
Усевшись в крутящееся кожаное кресло, я принялась выдвигать ящики и выгружать на стол их содержимое. Справочники, проспекты, журналы, мужской одеколон, упаковка бумаги для принтера, смятый носовой платок, пара дисков в прозрачных футлярах без названий, и больше ничего.
Ладно, идем дальше.
Я включила компьютер. Он загудел, и вскоре загорелся голубой экран монитора с ярлычками на рабочем столе.
Мне – профану в компьютерных делах, сильно повезло. Никакого пароля Алик Васильевич не заводил, а значит, и компьютерной информации ни от кого не скрывал. Щелкая мышкой, я принялась лазить по папкам и тайникам. Их было достаточно много, и вряд ли бы я справилась за один раз со всей хранящейся информацией, если бы не одно обстоятельство. Шикарная машина использовалась только в качестве партнера по играм – в памяти компьютера хранились десятки вариантов различных карточных игр. Прокопьев резался посредством Интернета в покер и преферанс, развлекался всяческими стратегическими игрушками.
Ни единой зацепочки, ни малейшего намека на что-нибудь подозрительное, да, честно говоря, и на профессиональную деятельность тоже! Просмотр дисков, найденных в ящике стола, ничем интересным и полезным меня не порадовал – обыкновенный рекламный материал по комплектации спальных гарнитуров. К тому же высветилась дата трехмесячной давности.
И на что ты надеялась, Иванова, на какую-нибудь случайность, на везение? Размечталась! Как бы не так!
В кабинете оказалось довольно прохладно, хуже того, по ногам дуло, словно я находилась у врат преисподней. «Пора заканчивать это бестолковое занятие. В конце концов, я же не мазохистка!»
Я выключила компьютер и с чувством легкого раздражения поднялась с кресла. Но вдруг заметила между столом и стеной полоску белой бумаги.
Стоп! Вот оно! Потянув тихонько за уголок, я выудила из щели фотографию. Качество снимка оказалось неважное – то ли фотограф был пьян, то ли руки у него росли не из того места. Словом, у меня создалось впечатление, что во время фотографирования объектив был накрыт марлей.
Сердце мое застучало так громко, что его, наверное, можно было слышать в приемной. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, сосчитала до десяти и успокоилась.
Я поднесла снимок поближе к глазам и наконец-то поняла, что на нем изображено. Во дворе многоэтажного дома, в этом нет сомнения, стояла какая-то машина непонятной модели, скорее всего иномарка. Рядом с автомобилем, практически спиной к фотографу, сидел на корточках мужчина в зимней куртке допотопных времен и вязаной шапочке. Голова у мужика оказалась опущена и наполовину скрывалась за воротником, так что рассмотреть было можно лишь скулы и часть носа.
«Есть и получше!» – прочла я на обратной стороне снимка. Предложение было написано печатными буквами, которые слегка расплылись – обычно такое бывает, когда на бумагу попадает вода.
Теперь самым важным на свете вопросом для меня был только один – кто изображен на фотографии? Вполне возможно, что этот снимок и мужчина на нем имеют отношение к убийству.
– Вика, ты еще здесь? – позвала я девушку, почему-то не пожелавшую войти в кабинет.
– Где же мне еще быть? – слабым голосом отозвалась секретарша.
– Подойди, пожалуйста, сюда.
– Не могу, я боюсь!
– Кого, меня? – недоуменно переспросила я.
– Нет, духа!
– Какого еще духа, Вика?
– Ну... духа Алика Васильевича. Я сама слышала, как он по кабинету летал, дверцами хлопал, – растерянно промямлила девушка.
Я выглянула в приемную, где, трясясь от страха, чуть живая стояла Вика.
– С чего ты это взяла? Ты же современная образованная девушка, неужели ты веришь в глупые предрассудки?
– Предрассудки? Да вы сами взгляните туда! – указывая в сторону книжного шкафа, пролепетала девушка.
Шкаф стоял на том же месте, и ничего подозрительного с ним не происходило.
– Внизу, в самом углу... – упиралась Виктория, – ...лужа крови. Раньше ее там не было. А за ножкой шкафа лежит палец Алика Васильевича!
– Что?
Пришлось нагнуться и заглянуть под шкаф. В вязкой красной жиже валялась сигарета. Стерильных перчаток у меня с собой не оказалось, зато в сумочке отыскался пинцет для бровей. Выдернув из стопки со стола первый попавшийся лист бумаги, я аккуратно подцепила пинцетом сигарету и уложила ее на лист.
«Бабах!» – послышалось у меня за спиной.
Я обернулась. Бедная секретарша грохнулась в обморок.
«Какие мы нежные! Отключиться – дело не хитрое! Только как теперь тебя, дорогая Викуля, привести в чувство?»
Набрав в рот воды из графина, я с чувством попрыскала ею на лицо впечатлительной девчонки. Викины ресницы затрепетали, дыхание пришло в норму.
– Пациент скорее жив, чем мертв, – прокомментировала я.
– Кто, Алик Васильевич? – ожила вдруг Вика.
– Ты!
Вика боязливо скосила глаза в сторону шкафа.
– Да успокойся ты, нет там никакого пальца. Под шкафом валялась обыкновенная сигарета.
– А кровь?
– Крови тоже нет, как, впрочем, и духа. Форточка оказалась не запертой, вот по кабинету и гулял сквозняк. Ветром сдуло открытый пузырек с гуашью, которая растеклась по полу.
Позвав несколько минут назад Вику Малышеву в кабинет бывшего шефа, я собиралась показать ей фотографию, но передумала – мало ли что ей привидится с перепуга! Поэтому я засунула снимок в сумку, бросила туда же упакованную в бумагу сигарету и предложила подвести измученную девчонку до дома.
«Побеседую с ней по дороге, – решила я, – может, эта глазастая фантазерка еще чего-нибудь приметила?»
Секретарша Виктория Малышева жила в совершенно непотребном месте – Нефтянкине. Когда-то, до перестройки, в далекие советские времена, там находился временный поселок для рабочих нефтеперерабатывающего завода. Люди жили в вагончиках без воды и прочих удобств, месили ногами черную маслянистую землю, пропитанную мазутом, дышали ядовитыми парами и трудились на голом энтузиазме. Шли годы. Семимильными шагами Тарасов разрастался в длину и ширину, и рабочий поселок со временем превратился в заводской район, застроенный однотипными панельными пятиэтажками. Теперь шеренги грязно-серых домов, между которыми изредка попадались школы, детские сады и довольно часто магазины, стали называться Нефтянкино. Пейзаж остался тем же: заводская труба, выкидывающая в небо черные облака горящего пламени, и мазутный асфальт под ногами. Но тарасовцы – народ терпеливый, довольствуются тем, что есть, к тому же квартиры в этом районе относительно недорогие.
