Анна Данилова - Черника на снегу
Первые минуты работы над портретом прошли в полном молчании. Наташа с задумчивым видом сидела, опершись на подлокотник мягкого удобного кресла, а Рита, устроившись за мольбертом, быстро набрасывала углем ее основные черты. Слышно было, как мягко и густо шуршит по плотной бумаге уголь, как тикают часы на стене.
Прежде ей тоже приходилось писать портреты, но, как правило, это были заказы, и их она выполняла по просьбе мужа. И каждый раз после этой работы она испытывала чувство неудовлетворенности, поскольку ей приходилось писать совершенно неинтересных – с эстетической точки зрения – людей. Писала она и портреты тех, кто являлся для нее прежде всего источником важной информации. Таким образом она помогала мужу выпытать у человека нечто важное, существенное, касающееся расследования очередного преступления. Реже встречались такие интересные экземпляры, вроде Наташи, работа над портретами которых доставляла Рите удовольствие.
При других обстоятельствах, если бы девушка не была так угнетена происшедшим с ней, Рита разговаривала бы с ней, они непременно нашли бы интересующую обеих тему для беседы. Сейчас же она боялась проронить слово, понимая, что невольно может задеть чувства своей новой знакомой.
Хотя вопросов было много. И первый – каким образом все же она оказалась в Пристанном? Какой-то человек подвез ее и бросил здесь, в летнем платье, среди сугробов… Вот бы найти этого негодяя! Хотя, возможно, в сознании девушки что-то спуталось, и все произошло совершенно иначе. Она могла сама приехать сюда на своей машине, или же ее могли привезти в Пристанное – в какой-нибудь дом. Предположим, она была в гостях, там с ней что-то произошло, после чего она слегка повредилась рассудком, вышла на улицу, забрела в проулок, расположенный рядом с их домом, и принялась танцевать…
– Все, можешь немного отдохнуть, – сказала Рита, подойдя к своей натурщице и заботливо поправляя на ней теплый плед. – Может, хочешь пить или есть? Так ты скажи.
– Нет, Рита, спасибо. Я согрелась, мне хорошо. И я сыта. Может, вздремну, правда…
Она улыбнулась, и от сердца у Риты отлегло – Наташа разговаривала с ней, как вполне здоровый человек. Может, она постепенно придет в себя?
– Мне надо проведать Фабиолу.
– Какое интересное имя! Фабиола… Кажется, так звали одну знатную римлянку, занимавшуюся благотворительностью в древнее время. Она построила госпиталь, где лечила калек, больных и кормила голодных. Даже еду готовила собственноручно.
– Надо же, как ты хорошо знаешь историю. Молодец! Я-то назвала свою дочь так исключительно из-за красоты и таинственности этого имени…
– Да я так и поняла. Вы все, художники, – большие оригиналы. Все-то у вас не как у людей! Но мне это даже нравится. И дом твой, Рита, мне тоже нравится. Какой-то он невероятно уютный. Много пространства, высоты, что ли… И цветы… Когда у меня будет свой дом, я тоже займусь цветами. У балерины той тоже есть свой дом. Его купил для нее любовник, какой-то чиновник. Я была там, видела и дом, и цветы, и даже садовника. Я понимаю, она богатая, известная… Вот Федор и ушел к ней.
– Ты знаешь ее имя?
– Да, знаю. Нина Головко. Только она сейчас не танцует, а качается на качелях… На тех самых качелях, которые мы устроили в его студии, на чердаке, я же рассказывала.
– Да, кстати, ты сказала, что посадила там иву. Но это же большое дерево…
– Просто я нашла маленькую иву и посадила ее в большущий горшок с землей. И все. Пусть растет.
– Ладно, мы что-то заболтались. Мне надо сходить к дочери.
Рита вошла в комнату матери и увидела, что Ксения Илларионовна, обнявшись с внучкой, дремлет на диване перед телевизором.
– Мама… – позвала ее Рита. – Ты спишь?
– Нет, зайка, не сплю. Тебе что-то надо? – Мама открыла глаза, машинально поцеловала спящую Фабиолу и приподнялась. Тряхнула головой. – Ритуля, может, ты тоже отдохнешь? Все работаешь, работаешь…
– Мама! – прошептала Рита. – Не хотела тебе говорить, но, вероятно, придется. Мне нужна твоя помощь! Понимаешь, я ничего не знаю об этой девушке. Совершенно! Судя по всему, она пережила какой-то мощный стресс и оказалась на улице, в мороз, у нас в Пристанном, в летнем платье… Представляешь, я увидела ее танцующей на снегу!
Она в двух словах рассказала матери об утреннем происшествии.
– Рита! И ты молчала?! Да может, ее разыскивают близкие! Родные! А ты ее как бы украла…
– Мы договорились с ней, что она поживет у нас, попозирует мне, придет в себя. Ведь все, что произошло с ней, связано с тем местом, где она жила, понимаешь? Воспоминания, ассоциации. Вот я и подумала…
– Рита, да нельзя же так нахально пользоваться беспомощным положением человека! Вот уж не думала, что ты у меня такая эгоистка! Девочка, выходит, больна, а ты усаживаешь ее в нужную позу и начинаешь писать ее портрет… Да ей, может, требуется помощь врача, психиатра или психотерапевта!
– Мама… Ты поговори с ней – и поймешь, что ей уже значительно лучше. Но вообще-то я пришла к тебе с другим. Ты же понимаешь, что она не могла сюда прийти пешком из города. Так?
– А почему ты решила, что она вообще откуда-то пришла? Может, она живет здесь же, в Пристанном!
– Вот я и хочу, чтобы ты сходила к своим местным подружкам и спросила, не видели ли они Наташу здесь, в Пристанном. Может, она здешняя сумасшедшая, а мы не знаем! Я сделаю тебе снимок телефоном, ты поспрашиваешь?
– Конечно, Рита! Тем более что эта девушка живет сейчас в нашем доме… И все равно, хочу тебя предупредить: нельзя так поступать, как поступаешь ты. Представь себе (не дай бог, конечно), что это тебе стало так плохо, и ты закружилась в пространстве, потерялась, сбилась с ориентира жизни – совсем… временное сумасшествие. И тебя подбирает какая-то художница, селит у себя в доме и принимается писать твой портрет. А что делаю в это время я? Схожу с ума от неизвестности, вот что! У этой девушки наверняка есть родители, может, даже муж… К тому же, ты уж извини меня, она может оказаться обыкновенной мошенницей, которая знает, кому принадлежит этот дом. Она может элементарно украсть твои картины!
– Ну, вот, я так и знала. Ты стала как Марк!
– Твой Марк правильно тебе все говорит. У него перед глазами знаешь сколько проходит преступников! Он вечно переживает за тебя и Фабиолу, а ты ведешь в дом кого ни попадя…
– Мама, да что с тобой?! Ты никогда не говорила мне подобных вещей. И я была уверена, что уж тебе-то можно довериться, и ты все поймешь!
– Я понимаю. Но ты тоже подумай хорошенько… Говоришь, девушка танцевала на снегу… В красивом платье. Вот если бы я, к примеру, захотела проникнуть в твой дом с целью ограбления, я бы действовала именно так. Не лично сама заявилась бы сюда, а сделала бы все возможное, чтобы ты первая обратила на меня внимание. А для этого я сначала бы выяснила – что ты за человек, чем живешь-дышишь… Все, кто тебя знает, могут сказать о тебе, что ты любишь все красивое, что ты коллекционируешь красивых людей, у тебя на этом деле пунктик. Значит, надо сделать так, чтобы ты сама столкнулась нос к носу с этой самой красотой. Возможно, эта Наташа действует не одна, а в паре с каким-то очень умным человеком, который все это и придумал. Его расчет прост – ты должна увидеть красивую девушку в необычной обстановке, в интригующей одежде… Чтобы ты, любительница прекрасного, была заворожена этой картиной и не смогла не обратить внимания на девушку и, следовательно, пригласить ее к себе. Так все и вышло. Фиолетовая танцовщица на снегу. Прелестно!
– Ма!
– Что – «ма»? Ты, как жена следователя, должна быть бдительной!
– А если Наташа действительно больна оттого, что ее бросил молодой человек, и ей нужна именно моя помощь? Вот кто такая Нина Головко, к примеру?
– Балерина, – не задумываясь, ответила Ксения Илларионовна. Она уже встала и теперь сидела рядом с Ритой и разговаривала с ней напряженным «громким» шепотом. – Она раньше работала в нашем театре. Потом ее пригласили в Москву, но через некоторое время она вернулась. Вышла замуж за господина Жирнова, миллионера, между прочим, потом разошлась с ним и теперь живет одна, кстати говоря, тоже где-то на Волге, в собственном доме. Вроде бы она открыла хореографические классы в городе. А почему она тебя интересует?
– Да это к ней, если верить этой Наташе, ушел ее парень, Федор! Она сказала, что дом, в котором живет эта Головко, купил ей любовник.
– Может, это другой дом. Да какая разница, кто ей его подарил? Может, у нее два или три дома.
– Ма! Прошу тебя, сходи к соседке (я сейчас сделаю ее снимок телефоном и принесу тебе), покажи ей фотографию Наташи, спроси, не знает ли она ее, не видела ли… Ну, не верится мне, что она мошенница.
– Ты знаешь, в каком состоянии она должна была находиться после танцев на снегу?
– Я поняла твою мысль. Да, она действительно страшно замерзла. Реально замерзла. Такое невозможно инсценировать.
