Дик Френсис - Расследование
– Довольно того, что вы их произносили. Мы сами разберемся, когда именно.
Он положил какую-то бумажку на дно кипы, взял другую. Глянув на нее небрежным взглядом человека, знающего свой предмет наизусть, он продолжал:
– А теперь скажите нам, Уэст, что сделал Хьюз, когда произнес эти слова?
– Сэр, он взял лошадь на себя.
– Как вы это поняли? – Вопрос был чистейшей формальностью. Гоуэри прекрасно знал ответ: это было видно по тону, каким он спрашивал.
– Когда Хьюз сказал про тормоза, я скакал рядом с ним. Затем он вроде бы слегка сгорбился и дернул лошадь, а после этого оказался сзади меня.
– Но скачку он закончил впереди вас, – злобно сказал Крэнфилд.
– Да, сэр. – Чарли Уэст метнул взгляд на лорда Гоуэри и уже не отводил от него глаз. – У меня лошадь старая, совсем выбилась из сил, и Хьюз обошел меня у предпоследнего барьера...
– А как Урон преодолел этот барьер?
– Легко, сэр. Вовремя прыгнул, хорошо приземлился...
– Хьюз утверждает, что к этому времени Урон сильно устал.
Чарли Уэст сделал маленькую паузу, прежде чем ответить. Наконец он сказал:
– На этот счет мне ничего не известно. Я-то был уверен, что Урон выиграет. Я и сейчас считаю, что он должен был выиграть. Такая сильная лошадь...
Гоуэри посмотрел вправо и влево от себя, словно желая удостовериться, что его коллеги усвоили информацию Уэста.
– С позиции, которую вы занимали на последней стадии скачки, Уэст, было ли вам видно, как себя вел Хьюз, – прилагал он усилия, чтобы выиграть, или нет?
– Да вроде бы он не очень старался – я даже удивился.
– Удивились? Чему же?
– Тому, как скакал на финише Хьюз. Он вообще-то большой артист...
– Артист? В каком смысле?
– Он умеет сделать вид, что старается изо всех сил выиграть, а на самом деле держит лошадь вовсю.
– Хьюз имеет обыкновение выступать, не стремясь к победе?
Уэст отработал до конца.
– Да, сэр.
– Благодарю вас, Уэст, – произнес лорд Гоуэри с весьма неискренней вежливостью. – Можете пройти и сесть вон там, сзади.
Чарли Уэст шмыгнул, как кролик, к ряду стульев, предназначенных для тех, кто закончил давать показания. Крэнфилд резко повернулся ко мне и набросился с упреками:
– Почему вы так вяло отрицали все это, Хьюз? Почему, черт возьми, вы не сказали, что он все придумал?!
– По-вашему, они бы мне поверили?
Он уныло покосился на шеренгу наших судей и прочитал ответ на свои вопросы на их каменных лицах. Тем не менее он встал и ринулся в бой.
– Лорд Гоуэри, демонстрация пленки розыгрыша «Лимонадного кубка» не подтверждает обвинений Уэста. Хьюз ни разу не брал на себя Урона.
Я поднял руку, чтобы остановить его, но поздно. На лицах Гоуэри и Ферта отразилось полное удовлетворение. Они знали не хуже меня, что сказанное Уэстом подтверждалось пленкой. Почувствовав, что Урон начинает уставать, я действительно дал ему передохнуть примерно за милю до финиша, но теперь этот нормальный маневр стал причиной превратных толкований.
Крэнфилд удивленно уставился на меня сверху вниз, не понимая причин моего вмешательства.
– Я дал ему немного отдохнуть, – извиняющимся тоном пояснил я. – Это видно на пленке.
Он нахмурился и сел, погрузившись в мрачные раздумья.
– Пригласите мистера Ньютоннардса, – как ни в чем не бывало говорил между тем лорд Гоуэри одному из чиновников. Прежде чем этот самый неизвестный мне мистер Ньютоннардс вошел, возникла небольшая пауза. Лорд Гоуэри слегка повернул голову влево, глядя на дверь, позволив мне полюбоваться его патрицианским профилем. Я внезапно с каким-то испугом понял, что не знаю ровным счетом ничего о нем как о человеке, а он, в свою очередь, обо мне. Для меня он олицетворял авторитет и власть. Я не оспаривал его права вершить надо мной суд. Я лишь наивно надеялся, что он проявит мудрость, честность и справедливость.
Иллюзии, иллюзии. Он обрабатывал свидетелей так, что судейские из Олд-Бейли, окажись они в этом зале, не знали бы, куда деться от смущения. Он услышал святую истину в клевете Чарли Уэста и ложь в моих честных признаниях.
Благоговение, которое я еще недавно испытывал по отношению к этому человеку, исчезло, как тополиный пух на ветру, а вместо него во мне росло циничное недоверие. Кроме того, мне было стыдно перед самим собой за былую доверчивость. В конце концов, учитывая образование, которое я получил, я мог бы разбираться в людях получше.
Наконец появился мистер Ньютоннардс и проследовал к тому концу стола, где было отведено место для свидетелей. В петлице у него был розовый бутон, а в руках большой голубой гроссбух. В отличие от Чарли Уэста он ни чуточки не нервничал, а был абсолютно уверен в себе. Увидев, что все вокруг сидят, он стал искать взглядом стул для себя и, не найдя такового, спросил, нельзя ли присесть.
После едва заметной паузы лорд Гоуэри кивнул головой, и прислуга-за-все у дверей подала стул свидетелю. Мистер Ньютоннардс бережно опустил в кресло свое облаченное в серебристо-серый костюм тело.
– Кто это? – спросил я у Крэнфилда. Крэнфилд промолчал и лишь отрицательно покачал головой, хотя явно знал, кто пожаловал, потому что нахмурился еще сильней.
Эндрю Тринг пролистал свои бумажки и, найдя нужную, извлек ее из кипы. Лорд Плимборн снова прикрыл глаза. Я, собственно, этого и ожидал. Впрочем, это дела не меняло, потому что я видел, что решения принимали лорды Гоуэри и Ферт, а Энди Тринг и Плимборн выполняли чисто декоративные функции.
Лорд Гоуэри тоже выудил какую-то бумажку, и снова у меня возникло впечатление, что он наизусть знает ее содержание.
– Мистер Ньютоннардс?
– Да, милорд. – У него был легкий акцент кокни, стершийся от многолетнего употребления шампанского и сигар. Лет ему пятьдесят пять, предположил я. Не дурак, знает жизнь и имеет друзей в шоу-бизнесе. Я не слишком ошибся. Оказалось, мистер Ньютоннардс был букмекером.
Гоуэри сказал:
– Мистер Ньютоннардс, не будете ли вы так добры рассказать нам о пари, которое с вами заключили в день розыгрыша «Лимонадного кубка»?
– Да, милорд. Стою я, как обычно, вдруг подходит клиент и просит меня принять полсотни на Вишневый Пирог. – Он замолк, словно сообщил все самое важное.
Гоуэри решил чуть подтолкнуть его.
– Пожалуйста, опишите нам этого человека и также скажите, как вы отреагировали на его просьбу.
– Описать этого человека? Так-так... Ничего особенного... Крупный мужчина в коричневом плаще, фетровой шляпе, через плечо бинокль. Средних лет. Вроде бы у него были усы. Но точно не скажу.
Описание подходило к половине посетителей скачек.
– Он спросил меня, из какого расчета я принимаю ставки на Вишневый Пирог, – продолжал мистер Ньютоннардс. – Поскольку эта лошадь была явным аутсайдером, я не вывешивал на нее расценок. Я предложил один к десяти, но он сказал, что это мало, и стал собираться уходить. Видите ли, – Ньютоннардс выразительно махнул пухлой рукой, – клиентов в тот день было немного, и я предложил ему один к восемнадцати. Щедрей не придумаешь, поскольку в скачке участвовало всего-то восемь лошадей. Давно я так не ошибался... – На его ухоженном лице изобразилась мужественная печаль.
– Значит, когда Вишневый Пирог победил, вам пришлось платить?
– Именно. Он поставил пятьдесят. Я выложил девятьсот.
– Девятьсот фунтов?
– Да, милорд, – подтвердил Ньютоннардс. – Девятьсот фунтов.
– Мы могли бы взглянуть на запись этого пари?
– Разумеется. – Он открыл свой голубой гроссбух на заложенной странице. – Слева, милорд, посередине. Помечен красным крестиком. Девятьсот за пятьдесят, билет номер девятьсот семьдесят два.
Гроссбух оказался на столе перед стюардами. Даже Плимборн проснулся ради такого любопытного казуса, и все четверо долго глядели на страницу. Затем гроссбух вернулся к хозяину, который захлопнул его и оставил лежать на столе перед собой.
– Это ведь немалая ставка, учитывая, что лошадь – аутсайдер? – спросил лорд Гоуэри.
– Да, большая, милорд. Но вообще-то часто находятся чудаки, которые ставят бог знает на кого. Правда, время от времени они выигрывают...
– Но у вас не было никаких опасений насчет этого пари?
– В общем, нет, милорд, – ведь скакал Урон. Кроме того, я сам поставил часть этой суммы у другого букмекера. Из расчета один к тридцати трем. Поэтому я потерял около пятисот фунтов. Кроме того, триста двадцать фунтов я заработал в этой скачке на том, что люди играли Урона и других. Так что в конечном счете я потерял на Вишневом Пироге сто восемьдесят пять фунтов.
Он окинул нас с Крэнфилдом взглядом, в котором отразился каждый из этих потерянных фунтов. Гоуэри сказал:
– Нас интересует не столько сумма ваших убытков, мистер Ньютоннардс, сколько личность того, кто выиграл девятьсот фунтов на Вишневом Пироге.
Я содрогнулся. Уж если Уэст оказался способным на ложь, чего ожидать от остальных.
– Как я уже сказал, милорд, я не знаю его имени. Когда он подошел, мне показалось, что я где-то уже с ним встречался, но, видите ли, мне по роду деятельности приходится встречаться со многими, очень многими, и я тогда не придал этому никакого значения. Вы меня понимаете... Только когда я ехал к себе домой, я вспомнил – и мне стало не по себе...
