Эдуард Тополь - Охота за русской мафией
– Что это?
– Pirog с капустой! Моя прабабушка пекла такие, когда мне было пять лет!
Он с наслаждением съел пирожок и зашел в ресторан «Волна». Билл следовал за ним.
– Мест нет! Все занято! – грубо остановил их в вестибюле огромный усатый и лысый грузин в фартуке и джинсах – не то вышибала, не то гардеробщик. За его спиной был виден длинный зал с пустыми столами. Официанты, сновавшие между кухней и залом, торопливо заполняли эти столы завернутыми в целлофан блюдами с салатами и батареями водочных, коньячных и винных бутылок. В глубине зала на небольшой сцене-помосте музыканты расставляли инструменты и натягивали крышу на стойки переносного шатра-хупы.
– Look like a wedding. Похоже на свадьбу… – заметил Билл Питеру.
– Close! Close! – сказал грузин, услышав английскую речь. И властно-пренебрежительным жестом махнул им на выход. – Out! Вон!
– Мы из полиции, – ответил ему Питер по-русски и показал полицейский жетон. – Детектив Гриненко. Можно поговорить с тобой две минуты?
Усатый посмотрел на жетон, потом на Питера, потом опять на жетон и наконец снова на Питера. И спросил испуганно с грузинским акцентом:
– Уже по-русски научились говорить?
Питер невольно улыбнулся:
– Извини, друг! – Показал грузину фотографии цыган-взломщиков и спросил: – Ты знаешь этих людей?
– Нет. Не знаю, – тут же решительно сказал грузин.
– Посмотри хорошенько, – попросил Питер. – Это ресторан, сюда много людей приходит.
– Нет. Не знаю! – Лицо у грузина враждебно замкнулось.
– Можно мы поговорим с вашими официантами?
Грузин повернулся к залу и громко сказал что-то по-грузински. Официанты, которые только что суетливо сновали между залом и кухней, испуганно замерли с подносами в руках.
– Что он сказал им? – спросил Билл у Питера.
– Он говорил по-грузински, не по-русски. А я только двуязычный. Но могу спорить: он велел им проглотить их языки. – И Питер дружески похлопал усатого по плечу: – О'кей, мой друг. Ты очень умный. Good-bye! Возьми мою карточку, на всякий случай…
Потом они зашли в русскую булочную; и в огромный двухэтажный русский продовольственный магазин «МЕТРОПОЛЬ»; и в аптеку с русской вывеской «АПТЕКА»; и в кафе с вывеской «ICE CREAM» – «МОРОЖЕНОЕ» на бордвоке; и в винно-водочный; и в Real Estate Agency с табличкой «МЫ ГОВОРИМ ПО-РУССКИ»; и в страховое агентство «Lucky Brighton Beach Brokerage»; и в русскую бильярдную. Но результат был везде один и тот же: «Не знаю» и «Никогда не видел».
– Засранцы! – устало ругался Питер, потея от злости и ходьбы.
– Я не понимаю, где все наши «druzja», – сказал Билл. – Мы не встретили ни одного из них.
«Druzja» или «friends» они называли тех русских приятелей убитого писателя Брохина, которых они интервьюировали в 17-м участке девять месяцев назад. А также всех остальных русских преступников, которые попали в поле зрения полиции с тех пор. Мелкие и крупные кражи и ресторанные драки, подпольные игорные дома, проститутки – любой арест русского на Брайтоне, который совершала там местная полиция 60-го и 61-го участков, отзывался телефонным звонком в Квинсе, в «Russian Task Forse» («русские силы»), как стали называть в ФБР Питера и Билла. И они тут же мчались к месту происшествия, принимали участие в допросах и интервью и тут же обзаводились фотографиями задержанных, а если могли – и парой десятков снимков из их семейных альбомов. Эти фотографии Билл любовно сортировал, снабжал подробной информацией и размещал в особой картотеке, которую завел с того момента, как ему поручили охоту за «красной мафией».
– Смотри! – вдруг остановился Питер.
Билл посмотрел по направлению взгляда Питера. Напротив, через улицу, возле распахнутых дверей ресторана «Садко», происходило нечто, похожее сразу на фильмы в стиле ретро и на съезд гостей студии «51» в Манхэттене: роскошные «кадиллаки», «бьюики» и «линкольны» запрудили перекресток, из этих лимузинов выходили и не спеша, демонстрируя друг другу свои наряды, двигались к «Садко» пышнотелые дамы в высоких лайковых сапожках и в узких юбках, в соболиных и норковых накидках на обнаженных плечах и с перстнями, колье и серьгами, сверкающими подлинными бриллиантами. Этих дам сопровождали мужчины в разностильных костюмах, без галстуков и с воротниками рубашек, выпущенными поверх воротников пиджаков. Впрочем, на руках у мужчин тоже поблескивали перстни с настоящими бриллиантами. Издали Питеру и Биллу показалось, что один из этих мужчин – Пиня Громов. Тот самый Громов, которого Питер первым интервьюировал в 17-м участке несколько месяцев назад.
Питер и Билл переглянулись и, не сговариваясь, перешли улицу.
Но Громов – если это был он – уже заходил в «Садко», обнимая за плечи худого подростка в черном костюме и на ходу пожимая руки каким-то приятелям.
– Что тут происходит? – спросил Питер по-русски у пышнотелой блондинки лет двадцати трех, отставшей от своего мужчины и поправлявшей молнию на тугой юбке.
– Бармицва, – ответила она и в упор посмотрела на Питера своими густо, как у Лайзы Минелли, подведенными глазами: – У тебя есть огонь?
В ее интонации была та громкая одесская напевность, которую легко принять за вызов. А в левой руке длинными пальцами с алыми ногтями она держала сигарету «Мальборо». Билл, который не понимал по-русски, тем не менее первым чиркнул зажигалкой. Блондинка, прикуривая, нагнула голову и опустила глаза к язычку огня.
– Чья бармицва? У Пини Громова? – спросил Питер.
Блондинка вскинула свои подкрашенные накладные ресницы и выпустила дым прямо Питеру в лицо:
– У его сына. Ты знаешь Пиню?
Но Питер не успел ответить – высокий, светлоглазый, шарнирно двигающийся парень лет двадцати семи, в бежевом замшевом пиджаке, черной рубашке-апаш и с толстой золотой цепочкой на шее, вернулся к ним от дверей ресторана и нервно сказал блондинке:
– Алла, что происходит? Они тебя задевают?
– Нет. Я только прикурила, – спокойно ответила она и, сказав Питеру и Биллу: «Спасибо, мальчики!» – взяла светлоглазого под руку и повела к ресторану.
Но и уходя, парень еще раз оглянулся на Питера и Билла и смерил их угрожающе-ревнивым взглядом.
Тут к двери «Садко» подкатил очередной лимузин с гостями.
– Я думаю, все, кого мы ищем уже полгода, сегодня здесь. А если не все, то половина… – сказал Билл.
– Так пошли! – Питер кивнул на ресторан.
Но вышибала-гардеробщик с фигурой самбиста и перебитым носом боксера остановил их в двери:
– Мест нет! Только по списку!
– Мы приглашены, – сказал ему Питер по-русски.
– Кто вас пригласил? Что ты пиздишь? – Вышибала презрительно смерил взглядом их обоих. На Питере и Билле были стандартно-серые пиджаки и никакого золота.
– Пиня Громов нас пригласил. Позови его, – сказал Питер.
– Он занят. Как ваши фамилии?
Питер вздохнул и вытащил свой полицейский жетон.
– Детектив Питер Гриненко и агент ФБР Билл Мошелло.
Боксер тупо уставился на полицейский жетон Питера, потом медленно перевел взгляд на Билла. Билл уже держал в поднятой руке удостоверение ФБР.
Через час музыка в ресторане гремела так, что, казалось, тяжелая хрустальная люстра вот-вот рухнет вмеcте с потолком. Худая, вульгарно накрашенная певица носилась по маленькой сцене как шальная, подпрыгивала, размахивала руками и микрофоном и кричала неожиданным для такой пигалицы глубоким и красивым сопрано:
Ах, Одесса – жемчужина у моря!Ах, Одесса – ты знала много горя!Ах, Одесса – мой дальний милый край!Цвети, моя Одесса, цвети и процветай!
Под эту лихую песню гости Пини Громова плясали перед сценой не то рок, не то шейк, не то русскую «барыню».
Женщины трясли тяжелыми, как спелые дыни, грудями и еще более пышными бедрами. Мужчины, твистуя, не расставались с сигаретами и, кроме золотых перстней, посверкивали золотыми фиксами. Шарнирный парень в замшевом пиджаке прижимал в танце свою блондинку Аллу. А те, кто не танцевал, с аппетитом налегали на шашлыки, жареных цыплят, расстегаи, жирные свиные купаты, фаршированную рыбу, соленые помидоры, фаршированные кабачки, заливные языки с хреном, сыр с чесноком, мясной салат «оливье» и прочие русские, украинские и еврейские деликатесы. Водка, коньяк и шампанское исчезали в их глотках стаканами.
И только на самом дальнем от сцены столике, стоявшем у окна возле входной двери, было совершенно пусто – ни еды, ни выпивки, ни даже скатерти. Здесь в полном одиночестве сидели полицейский детектив Питер Гриненко и агент ФБР Билл Мошелло – оба зеленые от злости и голода. Официанты откровенно игнорировали их, даже не подходили к их столу. За окном на улице уже зажглись вечерние фонари. «Ты запоминай левую половину зала, а я – правую», – негромко говорил Питер Биллу, и оба старательно пытались закрепить в памяти этот калейдоскоп лиц, связать его со своей картотекой. Порой им казалось, что они опознали кого-то из русских, что фотография вон того в синем костюме есть в архиве, а вот этот в белом свитере – разве не шел по делу об ограблении бензоколонки на Кони-Айленде?
