Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе
– Интересно, что мы скажем в больнице, когда нам понадобится опять там побывать.
– Расслабьтесь, да они нас даже не узнают!
– Но старики из палаты видели собаку!
– Я бы не слишком заморачивалась по этому поводу. А кроме того, младший инспектор, где ваш здоровый авантюризм?
Он взглянул на меня с такой же опаской, какую вызвал бы у него буйно помешанный. Я открыла дверцу и поместила пса на заднем сиденье. Он снова начал поскуливать, вспомнив о своих горестях.
– Поторопитесь, нам еще надо завезти эту проклятую зверюгу в приемник.
Всю дорогу Гарсон высказывал мне свои упреки, замаскированные под вопросы:
– Вы не находите, что можно было бы найти менее шумный способ опознания Лусены?
– Подскажите какой.
– Мы даже не опросили сами его соседей по дому.
– Опросим, но, зная, кто такой Лусена Пастор, извлечем гораздо больше толка. Кстати, не забудьте предупредить комиссара о незаконной деятельности агентства недвижимости «Урбе». Надеюсь, их хорошенько прижмут.
– Не беспокойтесь. Однако мне кажется, что эта система с привлечением собак…
– Вы никогда не слышали о безошибочном чутье животных, Гарсон? Не знаете, кого используют на муниципальной очистной станции Барселоны, чтобы выяснить, не заражена ли вода? Так я вам скажу: рыбок! А кого использовали в токийском метро, чтобы обнаружить ядовитые газы, распыленные террористами? Попугаев в клетках! И не заставляйте меня напоминать вам о долгой традиции сотрудничества между полицией и собаками: таможни, поиск пропавших людей, наркотики…
Я искоса следила за выражением его лица, оно стало задумчивым, но он так и не признал до конца мою правоту.
– А то, что вы бросились бежать, не предупредив меня, это как?
– Поймите, я уже два года умираю со скуки.
– Напомните мне, чтобы я подарил вам какой-нибудь пазл, потому что во второй раз я такую гонку вряд ли выдержу.
Мой смех был прерван диковинным видением. Мы добрались до места назначения. Перед нами возвышалось громадное, старое, обшарпанное здание. Словно прилепившееся к горам Кольсерола, безмолвное, оно производило поистине зловещее впечатление.
– Это что за чертовщина?
– Муниципальный приемник для собак, – объяснил Гарсон и продолжил путь по пустынному шоссе. По мере того как мы приближались к зданию, мрачное впечатление от него только усугублялось благодаря доносившимся до нас лаю и вою. Они сливались в единый многоголосый хор, достаточно жуткий.
Когда мы остановились у облупившихся стен, лай сделался еще громче. Я вновь взяла на руки нашего незадачливого свидетеля, и он прижался ко мне, словно предчувствовал ожидающее его грустное будущее. Нас встретил приятный молодой человек. Узнав, что мы из полиции, он удивился и признался, что обычно общается только с сотрудниками городской гвардии. Пока он заполнял карточку, мы сели. Бедный пес уткнулся в мои колени в поисках защиты. Мне стало любопытно.
– Все ли собаки находят новых хозяев?
– Нет, к сожалению, только те, кто имеет хоть какой-нибудь признак породы.
– Как по-вашему, у этого пса есть такой признак?
Молодой человек улыбнулся:
– Разве что какой-нибудь экзотической. – От него тоже не ускользнуло, насколько уродлив пес.
– А что происходит с теми, кого не забирают?
– Все задают мне этот вопрос. А как вы сами думаете?
– Их умерщвляют.
– По истечении определенного срока. Другого выхода нет.
– Газовая камера? – предположил Гарсон, возможно, перед ним замаячили образы Холокоста.
– Смертельная инъекция, – изрек сотрудник приюта. – Это совершенно цивилизованная система, при которой животные не страдают и не переживают агонии. Они засыпают, чтобы не проснуться.
Завывания, несколько смягченные стенами здания, были ответом на его слова.
– Хотите, покажу вам помещение?
До сих пор не понимаю, почему я согласилась на его предложение. Сотрудник повел нас по длинному коридору, освещенному несколькими голыми лампочками. В каждой из просторных клеток, поставленных рядами, сидело по три или четыре собаки. При нашем появлении сразу же поднялся гвалт. Животные реагировали на нас по-разному. Одни приникали к прутьям, стараясь просунуть сквозь них морду и лизнуть нас. Другие безостановочно лаяли и крутились на месте, выписывая безумные спирали. Тем не менее обе стратегии преследовали одну и ту же цель: привлечь наше внимание. Было очевидно, что им известны жестокие правила игры: гости входили, прохаживались взад и вперед по коридору и в результате одну из собак – всего лишь одну! – освобождали из заключения. Я ужаснулась. Наш гид продолжал давать пояснения, но я их уже не слышала, меня вдруг обуяла дикая тоска. Я остановилась, взглянула вниз и увидела, что наш безобразный песик молча следует за мной вплотную, поджав хвост.
– Послушайте, Гарсон! – позвала я.
Но мой напарник беседовал с сотрудником приюта и ничего не слышал из-за собачьего гама.
– Эй, послушайте! – почти заорала я. – Остановитесь, пожалуйста, я передумала. Наверное, я возьму собаку себе.
– Что? – недоуменно переспросил младший инспектор.
– Да, оставлю у себя, пока хозяин не оправится. Вообще-то я думаю, она нам еще понадобится в расследовании. В конце концов, я могу выделить ей местечко в садике возле моего дома.
Сотрудник приюта понимающе улыбнулся. Он ничего не сказал, за что я была ему благодарна. Не хватало мне его замечаний, чтобы выставить меня перед Гарсоном сентиментальной дурой.
На обратном пути мы долго ехали молча. Наконец Гарсон не выдержал и открыл огонь:
– При всем уважении к вам, инспектор, и понимая, что это не мое дело, хочу все же заметить, что жалеть всех подряд не очень хорошо для полицейского.
– Знаю.
– Я много чего повидал на этом свете, можете себе представить. Видал такие картины, от которых кровь в жилах леденеет: брошенных младенцев, самоубийц, свисающих с потолочной балки, молоденьких девушек-проституток, избитых до полусмерти… Так вот, я всегда старался ничего не принимать близко к сердцу. Иначе рано или поздно загремишь в психушку.
– Меня потрясли глаза этих собак.
– Но это всего лишь собаки.
– Зато мы люди.
– Ладно, инспектор, не придирайтесь, вы понимаете, что я хочу сказать.
– Конечно, понимаю, Гарсон, и благодарна вам за ваши намерения, но ведь речь идет только о том, чтобы подержать у себя собаку, пока ее хозяин не выздоровеет. К тому же то, что я сказала о дальнейшем использовании собаки, чистая правда. Она еще поможет нам в расследовании.
– Ну, если это будет так же, как в первый раз, то избави бог.
– Почему вы вечно всем недовольны? Делаю вам предложение: если вы отвезете меня домой, угощу вас виски.
Очутившись в своем новом доме, пес не стал слишком расстраиваться; вероятно, он прикинул, что избежал куда худшей участи. Он обследовал комнаты, вышел в сад, а когда я предложила ему воду и печенье, решил не отказываться. Видя, что животное успокоилось, мы с Гарсоном неспешно выпили виски.
– Надо подыскать ему имя, – сказала я.
– Назовите его Ужастиком, – предложил Гарсон. – С его внешностью это будет в самый раз…
– Неплохо придумано.
Новоокрещенный улегся у моих ног и вздохнул. Вздохнул и Гарсон, после чего закурил и безмятежно уставился в потолок. После многочисленных забот этого дня мы получили право немного расслабиться. Я размышляла над тем, правда ли, что глаза моего помощника видели столько жестокостей. Весьма возможно.
2
Мы тщательно обыскали квартиру, которую Игнасио Лусена Пастор снимал в старом квартале, – довольно жалкую халупу, тем более что жилец даже не удосужился привести ее в более или менее божеский вид. Стол, четыре стула, телевизор и диван, почти готовый продемонстрировать свои внутренности, составляли все убранство гостиной. Спальня тоже не выглядела слишком уютной, в ней стояли раскладушка, этажерка с журналами и стол, похожий на пюпитр, в ящиках которого мы обнаружили писчую бумагу и пару бухгалтерских книг, которые Гарсон забрал в качестве вещественного доказательства. Остальное не представляло особого интереса – немногочисленные личные вещи мало что говорили о привычках либо предпочтениях их хозяина. Вот журналы немного выдавали его вкусы: то были еженедельники, посвященные автомобилям и мотоциклам, журнал с голыми девушками, а также разрозненные выпуски трех энциклопедий. Одна из них была посвящена Второй мировой войне, другая – породам собак и третья – фотографии. Единственным украшением комнатушки были два грубо вылепленных из глины голубка, которых Лусена разместил на своем ночном столике.
– Если ваша версия верна, Гарсон, и он торговал наркотиками, то не должен бы он в таком случае быть чуточку богаче?
