Антон Леонтьев - Ключ к волшебной горе
– А мы, дорогая, сделаем променад!
VII
Они миновали парк виллы – большой, немного запущенный. Вышли из ворот и оказались на тихой улочке. Рядом располагались такие же особняки, в которых жили состоятельные приезжие. На воротах некоторых из них, несмотря на разгар сезона, висели таблички с надписью: «Terrains а vendre»[19]. Варжовцы только начинали входить в моду, светское общество предпочитало по привычке Лазурное побережье или Бискайский залив. Но Полина была уверена – лет через пять все изменится и городок столкнется с вакханалией богатых приезжих. Через пять лет...
В 1919 году ей стукнет двадцать два – старуха! Наверняка к этому времени она выйдет замуж и, возможно, обзаведется парой очаровательных детишек. У нее будут мальчик и девочка! Вместе со своим супругом (разумеется, Платошей!) они приедут в Варжовцы на все том же «L’Express Adriatique», снимут роскошную виллу и будут наслаждаться размеренной семейной жизнью. Платоша к тому времени станет известным адвокатом, отпустит усы – наверняка усы ему чрезвычайно пойдут, а она превратится в светскую красавицу. И почему только до этого момента необходимо ждать еще целых пять лет!
Через десять минут дамы оказались на центральном проспекте. Полине все было знакомо: дорогие магазины, рестораны, кафе, павильоны для погружения в минеральные воды телес, павильоны для принятия минеральных вод вовнутрь, псевдоримские термы и крытые бассейны, казино и банки. Они вышли на набережную.
Море! Спокойное и умиротворенное, оно накатывало волнами на берег. Везде были расставлены парусиновые стулья, которые занимали в основном пожилые отдыхающие или родители детей, резвившихся у кромки воды. Полине захотелось разуться и пробежаться по мелководью, поднимая тучи брызг. Но ведь ее поведение сочтут не comme il faut[20], скажут, что молодая Новицких ведет себя, как бутузка.
Поэтому, держа тетю Лиззи под локоток (тетка раскрыла огромный белый зонт, который укрывал их от утреннего солнца; впрочем, время близилось к полудню), Полина чинно и благородно следовала по набережной, украшенной старинными витыми фонарями. Она заметила несколько знакомых петербургских лиц.
Внезапно Полину как током ударило. Ее пальчики пребольно сдавили руку тети Лиззи, и та даже вскрикнула.
На отдалении нескольких метров Полина узрела его – Платона Крещинского! Это была вовсе не галлюцинация и не видение: предмет ее терзаний, Платоша, собственной персоной восседал на скамье со своим отцом, почтенным адвокатом Валерианом Крещинским. Подле них располагались две девицы-дылды, вульгарно и старомодно одетые, говорившие по-немецки. Чувствуя, что ревность – чудовище с зелеными глазами, как говаривал Шекспир, – начинает грызть ее душу, Полина на мгновение зажмурила глаза. Но ведь Платоша не обмолвился ни словом о том, что поедет в Варжовцы! Или...
Мысли смешались, Полина замерла около парапета набережной: или Платоша ничего ей не сказал, дабы без зазрения совести развлекаться никчемной беседой с носатыми немками, или... Или он последовал за ней, чтобы сделать ей сюрприз!
– Well[21], я вижу, кто внес смятение в твои чувства, моя дорогая Полин, – лукаво улыбнувшись, заметила тетя Лиззи. – Молодой Крещинский тоже выбрал Варжовцы для летнего безделья. Засвидетельствуем им свое почтение!
– Нет! – вырвалось у Полины, хотя она всеми фибрами своей души желала оказаться около галантного Платоши, облаченного в кремовый щегольской костюм и длиннополую шляпу.
– Of course[22], да, – нравоучительно заметила тетка. – Полин, ты сначала обязана заинтриговать мужчину, а потом можешь делать с ним все, что заблагорассудится. Твой Платоша воображает себя опытным донжуаном, хотя на самом деле он обыкновенный мальчишка! Слушайся свою тетю Лиззи, она знает кое-что об этой жизни!
Тетка решительно взяла ее под локоть и потащила к скамейке. Платон, увлеченный обменом банальными курортными глупостями с немками, поднял взгляд – и так и замер, заметив Полину. Девушка отметила, что его поведение не ускользнуло от двух его собеседниц. Те как по команде обернулись. Одна из них едко что-то прошептала другой, та неприятно рассмеялась. Лицо Полины залила краска. Это ведь они о ней шушукаются!
Платон, поднявшись со скамейки, пробормотал извинения, даже не глядя в сторону немочек, которые – явно оскорбленные таким поведением своего кавалера – поджали губы. Молодой Крещинский двинулся по направлению к дамам.
– Платон Валерианович, какой сюрприз, – усмехаясь, произнесла тетя Лиззи. – А я-то думаю: кто это любезничает с двумя тевтонками? Оказывается, это вы!
– Елизавета Фридриховна, Полина Львовна, – дрожащим голосом произнес Платон и смолк.
Тетя как ни в чем не бывало вела беседу:
– Значит, вы и ваш отец тоже приехали на этот милый курорт? Весьма похвальный выбор! Говорят, что со дня на день сюда пожалует сам герцословакский король с супругой и наследником престола, по поводу чего будет устроен прием для избранных.
Полина не слышала щебета тетки. И Платон, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Немочки, раздраженные таким небрежением к себе, даже не прощаясь, зашагали прочь, причем одна из них все время оборачивалась, поедая Платошу глазами, а ее товарка одергивала подругу, явно не желая унижаться из-за ветреного русского красавца.
В груди у Полины сладко защемило: ее Платоша, такой beau et mignon[23], находился всего лишь в нескольких от нее шагах.
– Полина Львовна, здравствуйте, – произнес он наконец. – Я так рад видеть вас...
Тетя Лиззи, бросив молодых людей, направилась к отцу Платоши. Полина беспомощно посмотрела на тетку, которая лишила ее своей поддержки в столь решающий момент. Однако раньше, еще в Петербурге, он звал ее просто по имени – Полин, теперь же величает по имени-отчеству, словно они были на приеме во дворце.
– Могу ли я предложить вам небольшую прогулку по променаду? – словно выспрашивая соизволения, задал вопрос Платоша. Полина кивнула головой. Всего лишь сегодня утром она думала о том, что скажет Платону, если увидит его, – и вот свершилось! В мечтах ты всегда смелее, когда же объект твоей любви находится перед тобой, то все слова исчезают, а кураж сменяется страхом.
VIII
Они шли мимо праздной и нарядно одетой публики. Мужчины практически все были в светлых костюмах, только изредка мелькали военные мундиры; дамы, согласно последней моде, носили бланжевые или гри-перлевые легкие манто с шелковыми отворотами, широкополые шляпы с большими тульями, густые вышитые вуали, которые трепетали от легкого ветерка.
Набравшись мужества, Полина нарушила тягостное молчание и спросила:
– Платон Валерианович, вы тоже отдыхаете в Варжовцах? Но вы, кажется, говорили о том, что дела вашего отца призывают вас в Париж...
Платон, словно благодарный Полине за то, что она первой начала разговор, пояснил:
– Вы совершенно правы, Полина Львовна. Мой papa в самом деле только что вернулся из Парижа, я сопровождал его. Представляете, что там творится – все только и говорят об убийстве австрийского наследника! Говорят, что нелепая смерть Франца-Фердинанда может привести к аннексии Сербии войсками Дунайской монархи...
Платоша, как знала Полина, был страстным политоманом, но ей меньше всего хотелось слушать лекцию о международной политике. Платон вдруг добавил, и его тон поразил девушку:
– Да, Полин, я был в Париже... И все это время меня занимала только одна мысль...
– Какая же, Платон? – спросила несколько резко Полина.
Крещинский ответил:
– Мысль о вас! Я знал, что вы находитесь в Варжовцах, поэтому, когда процесс, в котором мой батюшка принимает участие, дал нам передышку, я уговорил его отправиться в Герцословакию. Я надеялся, что увижу вас еще в «L’Express Adriatique», я даже справлялся о вас в курортных отелях. Никто не мог мне ответить, где же остановилось семейство Новицких из Санкт-Петербурга! Сегодня утром... Сегодня утром я словно по наитию отправился на променад, чувствуя, что обязательно столкнусь с вами, Полин...
– И поэтому-то вы и любезничали с этими двумя немками? – спросила Полина, ликуя в душе. Платоша последовал за ней! И он сделал это наверняка потому, что любит ее!
Платоша горько рассмеялся и сказал:
– О, Полин, эти немки – дочери одного из клиентов моего отца, они отвратительно занудные и до ужаса добропорядочные. Их родители – владельцы сталелитейных заводов. Это не более чем светская любезность...
– А вот бросили вы их совершенно не по-светски, – с удовлетворением заметила Полина. – Они наверняка обиделись на то, что вы, Платон, завидев меня, просто забыли об их существовании. Наверняка немецким родителям это не понравится...
Она следовала советам тети Лиззи: Платон приуныл. Полина была готова расплакаться, видя, как страдает ее Платоша. И все почему? Потому что салонный этикет предписывает играть чувствами, жеманно кокетничать и говорить колкости.
