Гэри Крист - Джаз. Великая история империи греха и порока
Сержант Джеймс Линч и конюх Г. Тибодо – оба из Восьмого района Алжира, пригорода за рекой – предстали перед комиссией, выслушивая обвинения в вымогательстве у владельцев салунов, совершенном в воскресенье вечером, десятью днями ранее. Полицейские якобы ходили из одного заведения в Алжире в другое, требуя, чтобы им дали выпить, а добившись своего, разворачивались и грозились оштрафовать владельцев за нарушение закона, предписывавшего городским салунам и барам (по религиозным соображениям) закрываться в воскресенье. Четверых из жертв это возмутило настолько, что они подали жалобу в полицию.
Сержант Линч не признал своей вины и попросил отложить слушание, чтобы они с Тибодо могли подготовить речи в свою защиту.
Но Шекспир не желал и слушать об этом. Мэр знал, что свидетели с большим трудом добирались в здание администрации на пароме из Алжира в дождливый вечер. Поэтому их показания необходимо выслушать сегодня, а выступить в свою защиту обвиняемые смогут позже.
Шекспир, занимавший к тому моменту пост мэра уже больше двух лет, был возмущен. Закон, запрещающий продажу спиртного по воскресеньям, был его собственной инициативой, и ему было особенно неприятно видеть, что полицейские злоупотребляют им. Реформа полиции была одним из главных пунктов его программы на выборах 1888 года. Его первым шагом на посту мэра было назначение начальником полиции своего друга Хеннесси, которому он поручил реорганизовать департамент и покончить с коррупцией, препятствовавшей нормальной работе уже много десятилетий[46]. Обвинения в адрес Линча и Тибодо, увы, показали, как много еще предстоит сделать.
Конечно, никто не винил в многолетних проблемах начальника полиции.
Дэвид К. Хеннесси – высокий, стройный, мрачный красавец с аккуратными усами по моде 1890-х[47] – был одной из самых популярных и уважаемых фигур в городе. Еще мальчишкой, после того, как его отец-полицейский погиб в перестрелке в баре, он стал полицейским посыльным и прослужил в полиции всю жизнь. Решение избрать его самым молодым начальником полиции в стране[48] вызвало широкое одобрение, в особенности среди тех сторонников реформ, которые привели во власть Шекспира и его сторонников. Но у Хеннесси имелись и недоброжелатели. В юности он застрелил на улице коллегу-следователя, с которым соперничал, и по-прежнему находились люди, утверждавшие, что убитый не провоцировал его. Но суд постановил, что выстрел был сделан в целях самообороны, и с Хеннесси сняли все обвинения. Теперь, в свои тридцать два, он был чист как стеклышко. Согласно местным газетам, он не пил, не играл в азартные игры и даже избегал контактов с женщинами, за исключением своей матушки-вдовы, с которой жил в скромном домике на Жиро-Стрит. Он был набожным человеком и каждый вечер в шесть часов ходил молиться в иезуитскую церковь. Иначе говоря, реформаторы считали его кристально честным человеком с безупречной репутацией – именно тем, кому было под силу возродить местную полицию и очистить город, погрязший в грехе и скверне.
Но показания четырех свидетелей ясно говорили о том, что сделать ему еще предстояло очень многое. Одна из жертв вымогательств, итальянский торговец продуктами Филипп Герачи, рассказал, что полицейские вошли в его магазин в семь вечера и потребовали наличные из кассы. Судя по всему, это было не первое их столкновение.
– Вы и раньше угрожали мне[49], – сказал Герачи, обращаясь к Тибодо. – Вы оскорбляли меня, называли меня «грязным Даго». Все знают, что вы шантажист, и у меня никогда не было неприятностей, пока вы не втянули меня в них!
Шекспиру этот рассказ явно показался правдоподобным. Показания других свидетелей оказались столь же нелестными, и мэр решил, что услышанного ему достаточно. Он согласился с Хеннесси и остальными членами комиссии, что доказательства неопровержимы. С безапелляционностью и высокомерием, теми качествами, что на многие десятилетия стали отличительной чертой реформаторов, он решил отстранить двух полицейских от службы тут же, на месте, не выслушивая их аргументов в свою защиту. К чему церемониться, если нужно очистить от преступности целый город?
После заседания Хеннесси на протяжении часа беседовал с капитаном Уильямом «Билли» О’Коннором из частного детективного агентства Бойлана в своем кабинете, а потом направился домой[50]. О’Коннор был старым другом и бывшим коллегой Хеннесси, и они часто проводили время вместе в городе. Но сегодня О’Коннор сопровождал друга полуофициально: в качестве телохранителя. За последние месяцы Хеннесси получил несколько анонимных угроз, и власти города поручили агентству Бойлана обеспечить ему круглосуточную охрану[51]. И хотя сам Хеннесси считал такую предосторожность излишней, мэр Шекспир настоял на этом. Тот факт, что эту работу доверили частному сыскному агентству, ясно показывал, насколько мэр доверял собственной полиции.
Причиной угроз стало расследование, которое начальник полиции вел в среде италоамериканского подполья, уже давно раздираемого борьбой двух семейств[52] за прибыльные контракты по перевозке груза в городских доках, расположенных ниже по течению реки. Семейство Провензано имело контракты с городскими импортерами фруктов, но семья Матаранга в итоге одержала верх, заставив их уйти из этого бизнеса. Ожесточенное соперничество вызвало волну перестрелок и поножовщины, взбудоражившую деловых людей города, считавших, что именно подобные беспорядки отпугивают инвесторов с Севера. После серии жестоких убийств предполагаемых сторонников Провензано и Матаранга в конце 1888 – начале 1889 года Хеннесси решил принять меры. Пригласив представителей обоих кланов в клуб «Красный фонарь» на Кастомхаус-стрит, он едва ли не силой заставил их заключить перемирие и пожать друг другу руки, предупредив, что город больше не будет терпеть их вражду[53]. Любой преступник в итальянской диаспоре отныне будет преследоваться по всей строгости закона, предостерег их Хеннесси.
Но перемирие не продлилось и года. Вечером 5 мая 1890 года, когда братья Матаранга возвращались домой из доков после долгого рабочего дня, на Эспланейд-стрит их экипаж атаковали. Несколько человек были ранены, в том числе и патриарх семьи, Антонио Матаранга, лишившийся ноги. Шестеро людей Провензано были обвинены в нападении с огнестрельным оружием и предстали перед судом. И хотя все шестеро получили срок, Хеннесси остался недоволен вердиктом. Он был убежден, что жертвы дали ложные показания, и потому начал расследование, в ходе которого отправил в Италию человека, который должен был выяснить, что связывает семью Матаранга с сицилийской мафией. Если Хеннесси удалось что-то обнаружить, огласке эти сведения так и не предали. Но, судя по всему, он действительно выяснил нечто серьезное[54]. Этого хватило, чтобы убедить судью снять обвинения с Провензано и начать новый процесс – и таким образом поставить начальника полиции, собиравшегося дать показания, под угрозу покушения.
Но в дождливый октябрьский вечер среды[55], за два дня до назначенного повторного слушания дела Провензано, Хеннесси ничуть не беспокоился за свою безопасность.
– Начальник был в прекрасном расположении духа, – вспоминал позже О’Коннор в интервью репортерам.
После одиннадцати вечера, покинув участок, полицейский пригласил своего товарища в ближайшее заведение на дюжину устриц (которых известный трезвенник Хеннесси запил небольшим стаканчиком молока).
Когда мужчины вышли из салуна Верже, проливной дождь уже почти прекратился. По сверкающим улицам стелился мокрый туман, приглушавший шаги. На углу улицы Жиро, в паре кварталов от дома начальника полиции, оба остановились.
– Дальше за мной идти не нужно, – сказал другу Хеннесси. – Ступай по своим делам.
О’Коннору не хотелось оставлять друга, но он знал, что около дома начальника полиции на улице Жиро дежурило несколько других сотрудников агентства Бойлана. Кроме того, несмотря на поздний час и дождливую погоду, было по-прежнему многолюдно. Поэтому О’Коннор решил, что его другу ничего не угрожает. Они попрощались и разошлись в разные стороны во мгле.
Хеннесси направился к своему дому, до которого оставалось еще два квартала. В 1890 году эту часть Жиро-стрит трудно было назвать фешенебельным районом. В разношерстных домишках, пансионах и мастерских обитали иммигранты и чернокожие рабочие. Но пожилая миссис Хеннесси прожила здесь много лет и не хотела переезжать.
Поэтому начальник полиции, глубоко преданный своей матери, по-прежнему жил здесь, хотя мог позволить себе дом в районе побогаче и поближе к центру. Кроме того, дом располагался в паре минут ходьбы от центрального управления полиции – удобно, если поздней ночью случится что-нибудь чрезвычайное.
