Наталья Андреева - Смерть по сценарию

— Нашел такую?

— Знаешь, Леша, ты увлекся. Теория твоя — бред. Не знаю, кого там подгоняли под теорию Эйнштейна, только Клишин туда не подходит, ничего он предсказать не мог и никаким гением не был.

— Что-то мне не нравится…

— Все! Слышишь? Не желаю! Хочу смотреть телевизор и говорить о приятных вещах.

— Ну, хорошо. Спасибо за ужин и за интересный рассказ. Посуду помочь вымыть?

— Я пока еще не слишком беременная. Живот не сильно мешает то есть.

— Ну, смотри. Пойду по программам пошарю, новости послушаю, может, мне уже пора обратно в органы возвращаться, чтобы прокормить семью?

Леонидов понял, что Александра не захотела продолжать разговор о Клишине, но выяснять почему, не решился: у каждого человека бывают в жизни болезненные воспоминания, а раздражать из-за пустяка беременную женщину — жестоко. И Алексей смирился, уставившись в телевизор. Но в душе у него все кипело, любое услышанное слово вызывало ассоциации и бурю эмоций, он сдерживался, пока «Времечко» не рассказало про этого кота.

Позвонила какая-то девушка и рыдающим голосом поведала печальную историю о том, что на окраине битцевского лесопарка, где она гуляет с молодым человеком, на сосну залез кот и не может слезть с дерева уже девять дней. А его хозяйка, бедная старушка, рыдает, а не в состоянии заплатить ни спасателям, ни другим службам с длинными лестницами.

На передачу сразу же обрушился шквал звонков, и, хотя были и другие сюжеты, всех взволновала именно судьба бедного животного. Многие рыдали по этому коту, и Александра тоже разохалась и прослезилась:

— Какие жестокие люди! Как же он там девять дней сидит, без еды?

— Плохой кот: за каким лешим он на эту сосну залез, если домашний?

— Как ты можешь?! — Саша готова была заплакать.

Леонидов подозревал, что беременные женщины становятся очень жалостливыми и слезливыми… Но дело было даже не в коте. Вернее, совсем не в коте.

— А ты представь, что я тоже сижу на высокой сосне, которая называется «Фирма «Алексер». Также душераздирающе ору, как этот самый кот, и тоже не могу слезть. Кому меня жалко? Кто разрывает телефон бесконечными звонками и предлагает деньги, чтобы оплатить спасателей?

— Тебя туда никто не гнал…

— А его кто гнал на эту сосну? И вообще, кто-нибудь кого-нибудь куда-нибудь насильно загоняет? Если это, конечно, просто жизнь? Сами лезем, но жалеем почему-то только бессловесную тварь.

— Вот, я так и знала! Стоило только появиться этому трупу, и ты… Господи, зачем все так случилось? — Саша расплакалась и взялась руками за живот.

— Ну все. Все, Саша. Александра, слышишь? — Алексей сжал зубы и мысленно велел себе замолчать.

— Это не я виновата! — рыдала она. — Ты сам…

— Конечно сам.

— Можешь там больше не работать…

— Конечно могу.

— Ты это сделаешь?!

— Нет, успокойся.

— А вдруг у меня не будет молока? Как мы его прокормим? — Она вцепилась в живот.

— Хватит плакать. У тебя будет все самое лучшее, клянусь. Я буду орать на своей сосне, но спасателям тебе платить не придется. Я все-таки не домашний кот. Мне приходилось слезать с деревьев и повыше. Не реви, Сашка, не реви. Давай не будем, а?

— Хорошо, не будем. Просто мне страшно.

— Ну, это в твоем состоянии естественно. Забудь про своего писателя, я ни слова больше не скажу. Иди ложись.

— А ты?

— Я за Сережкой пойду, потом посмотрю телевизор и лягу. Я привык поздно ложиться.

Она опять заплакала.

— Теперь чего?

— Жалко тебя…

— Все, спать. Потом ты начнешь реветь по жертвам войны в Югославии, а через десять минут будешь убиваться о бездомных детях. Это, конечно, понятно, но сейчас ты должна успокоиться и подумать о своем собственном ребенке. А уж мы, несчастные орущие коты, будем решать мировые проблемы. — Леонидов вздохнул и пошел в сиреневые сумерки за Сережкой.

Капитан Михин Игорь Павлович пришел к ним на дачу на следующий день. Вошел в калитку, окинул вопросительным взглядом лужайку около дома и сам дом, в доски которого пятнами, похожими на стригучий лишай, въелась салатовая краска. Леонидов нутром почувствовал неожиданный поворот событий, внутри что-то ухнуло, и сердце камнем затвердело в груди. Он пошел навстречу старшему оперуполномоченному Михину, заранее пугаясь того, что сейчас придется услышать.

Михин тянуть не стал, спросил сразу в лоб:

— Какие отношения у Павла Андреевича Клишина были с вашей женой, Алексей Алексеевич?

— Обычные, то есть соседские. — Леонидов внутренне напрягся.

— Да? А если вы прочитаете вот это?

Очевидно, Михин успел распечатать тот текст, те пятнадцать листов, что насторожили Алексея еще вчера. Дали ему сейчас не все пятнадцать, а только несколько выдержек, но того, что дали, хватило для удара, который и профессионала борца сразу свалит с ног. Сев на крыльцо и вынув из прозрачной папки несколько листов бумаги, Леонидов прочитал следующее:

…Моя дачка расположена в живописнейшем месте: вокруг только лес и поля, похожие на плитки соевого шоколада, такие же безвкусные и ненастоящие, лишенные, как натурального какао, плодородного, неоднократно перепаханного темного слоя перегноя. Зато лес действительно хорош — ароматный, как настоящий зеленый чай, и такой же полезный для измученного городским кислородным голоданием организма.

Что-то потянуло меня на гастрономические сравнения: поля, как шоколад, лес похож на заваренный веник, хотя позавтракал я плотно. Но, по моим наблюдениям, здоровое пищеварение — неотъемлемая часть сосуществования с природой, и поэтому жрать на свежем воздухе хочется постоянно. Ах, все было бы прекрасно для меня, если бы не соседи, зарывшиеся в свои огородные грядки, как кроты. Не знаю, как быстро плодятся последние, но эти преобразователи плодородного слоя планеты с каждым годом все больше сминают здоровую зелень и сажают вместо нее любую растительность, которую только можно жрать. А годится для процесса пищеварения, как оказывается, очень многое, вот и появляются рядом со мной все новые грядки и новые дачи, а по выходным покой остается мечтой, а сон становится роскошью.

Один такой соседский экземпляр я наблюдал вчера через заросли старых вишен: тощий мужик с красными глазами в спортивном костюме «Адидас». Меня тошнит, словно беременную женщину от запаха вареного мяса, от всех этих эмблем, без которых не мыслит свое существование так называемый средний класс наполовину процветающих негодяев. Почему наполовину? Да потому, что целиком они никогда не смогут вскарабкаться на тот пьедестал, куда пытаются втащить свое больное самолюбие, — мешает происхождение и образование, полученное наскоком, большими деньгами или измором преподавателей. О том, что этот мужик — коммерческий директор какой-то очередной грабиловки, я узнал от его жены. Эта беременная, у нее уже заметно выпирает живот (надо же чем-то удержать кормящего мужа), училась вместе со мной в средней школе, была влюблена в меня, бегала за мной. Впрочем, она была не слишком глупа, серьезнее, чем все молодые телки, занятые только своими прическами и тем, чья грудь успела вырасти больше и насколько она заметна на уроке физкультуры под обтягивающей майкой. И я вспомнил, эту женщину зовут Александрой…

Мы гуляли с ней в школе. «Гуляли» — это такое смешное слово, которым подростки обозначают определенного рода контакты между созревшими в половом отношении и весьма зелеными в моральном особями противоположного пола. Вот и с этой Александрой у меня было несколько романтических мгновений и много пустых разговоров о том, что вообще надо делать без лишних слов. Кажется, тогда, много лет назад, я послал ее далеко и надолго, устав просвещать в вопросах отношения полов. Сейчас очень плохо помню, так их было много, этих влюбленных девочек, но эта до сих пор влюблена в меня, и стала вешаться мне на шею. «Чем меньше, тем больше» — согласно формуле, выведенной великим классиком. В этом году круглая дата его рождения, ставшая предлогом для массовых народных гуляний. Но я сейчас не о литературе, а о поводе, по которому она рождает на свет свои шедевры, то есть о любви. И почему наши дачи оказались рядом? Приехала эта Александра сюда неделю назад, и я очень расстроился, я сразу понял, будет мешать работать, по- собачьи заглядывать через забор и делать вид, что у нее засорился газ или дымит труба, — словом, искать причину, по которой одиноко живущей на даче женщине непременно нужны в доме мужские руки.

Так оно и вышло: мне пришлось прийти в их дом. Не знаю, чего уж он там коммерческий директор, но мог бы, по крайней мере, найти деньги, чтобы сложили новую печь, а не замазывать жидкой грязью под названием глина огромные дыры между облупившимися кирпичами. Сейчас полно способов, чтобы обогреть жилое помещение, так зачем останавливаться на самом геморройном? Конечно, я попытался что-то сделать, но мне это не слишком-то удалось. Потом был неизменный кофе, ностальгические воспоминания о школе, о неудачном романе, она рассказала, что пыталась из-за меня травиться, но вместо яда наглоталась слабительного и целый день просидела в туалете.