Андрей Шляхов - Криминальные будни психиатра
Отложив папку с материалами, Савелий начал разглядывать фотографии листов из кулинарной книги. Кулинар… Битой по черепу — отбивная котлета? Небрежная какая-то мания у этого маньяка, если он, конечно, маньяк. По хорошему полагалось, убив Луковскую, вырезать из ее тела добрый кусок мяса, отбить его и оставить рядом с трупом. Мания — это же все-таки самое главное в жизни маньяка, стержень, краеугольный камень. Хотя… когда ему этим заниматься? Времени-то в обрез. Нехватка времени многое объясняет. А может, изначально все так и задумано — обозначить символами, небрежно. Что он этим хотел сказать? Что мастер не разменивается на мелочи? Или подчеркнул свое пренебрежительное отношение к убитым или ко всем людям вообще — вам, мол, и так сойдет, жрите, что дают.
Или он весельчак? Ха-ха, как смешно! Битой по черепу — и готова отбивная! Хочешь полакомиться языком — задуши кого-нибудь! Нет, не полакомиться, а приготовить, он же Кулинар.
А может, не Кулинар? Может — гурман? Этакий любитель поесть. Кушать подано… Впрочем, нельзя исключить и убежденного вегетарианца. В разговоре с Виталием Савелий брякнул про вегетарианство не думая, ткнул, так сказать, пальцем в небо, а версия ведь вполне жизнеспособная. Отчего бы вегетарианцу таким вот «оригинальным» методом не призвать мясоедов одуматься и перестать питаться мертвечиной? Вполне.
А вот на нереализованных надеждах всерьез останавливаться вряд ли стоит. Хотя бы потому, что убийца работает на складе, а не в каком-нибудь ресторане. Но там же есть столовая…
Виталик вопросу не удивился.
— Еду им привозит кейтеринговая компания, — ответил он. — Сейчас мало кто у себя готовит — хлопотно, да и в итоге дороже выходит. А так привезли, раздали…
— Остается только посуду помыть.
— Выбросить, — уточнил брат. — Она же одноразовая.
Тогда нереализованные надежды отпадают. При такой любви к кулинарии человек непременно свяжет свою жизнь с ней. Пусть не в каком-нибудь мишленовском ресторане, а в чебуречной-хинкальной-пельменной, он будет стоять у плиты и готовить, готовить, готовить… Грузчиком на склад он не пойдет. И карщиком тоже.
Полностью погрузившись в свои мысли, Савелий даже не заметил, как Виталий вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь.
«Стоп! — осадил себя детектив. — Любитель». А что, если это нереализованная детская мечта? Сын мечтал стать поваром, а отец-самодур сказал, что готовка — женское дело, и настоял на том, чтобы сын пошел учиться на водителя погрузчика? В этом случае умений может не быть, а мечта останется. Пружина будет потихоньку сжиматься и, достигнув предела, «выстрелит». Толчком может быть все, что угодно, — от травмы черепа до семейной ссоры. Например, жена сгоряча ляпнула: «Ты ничтожество! Ты ни на что не способен!» — а пружина возьми, да и распрямись — способен, еще как способен! На все, что угодно, вплоть до убийства! До нескольких убийств! А чтобы хоть как-то прикоснуться к своей мечте, обставлю убийства в «кулинарном» стиле. Вариант? Почему бы и нет?
Шизофреник Зинин, наблюдавшийся у Савелия некоторое время, задушил в лифте соседку, с которой у него не было никаких конфликтов. Свой поступок объяснил сходством женщины с его покойной матерью, которую Зинин рьяно ненавидел. Не один год рядом жил, а тут вдруг сообразил насчет сходства, возненавидел и задушил.
Оказавшись в тупике, Савелий попытался зайти с другого бока — сосредоточился на книге. Почему именно «Книга о вкусной и здоровой пище» пятьдесят четвертого года издания? Не очень современное, можно сказать — устаревшее руководство. Взял ту книгу, которую не жаль испортить? Или это фетиш, своего рода реликвия? Дедушка-повар, скажем, передал дочери, а та — внуку? Или книга хранилась в сундучке любимой бабушки и была унаследована вместе со всем имуществом? Реликвия! Да еще небось с историей. Или куплена была на последние деньги… Или подарена кем-то очень близким. А может, стала призом за победу в каком-нибудь конкурсе…
«Для приготовления ветчины с горошком можно использовать и готовую вареную ветчину. За 3–5 минут до подачи ломтики ветчины залить горячей водой или мясным бульоном и прогреть, не доводя до кипения. На гарнир к ветчине, кроме зеленого горошка, можно подать пюре из шпината, щавеля, гороха или картофеля, а также тушеную капусту или консервированную кукурузу…» Да уж, не шедевр кулинарии эта ветчина с горошком.
Нащупав кончик, можно легко распутать весь клубок, но проклятый кончик никак не желал нащупываться.
— Мало материала, — посетовал вслух Савелий и осекся, чтобы ненароком не накаркать новых убийств.
Процесс мышления забуксовал, и его надо было чем-то простимулировать. Савелий перевел кондиционер на самый мощный режим (прохлада всегда благотворно действует на мозги), сварил кофе и сел думать уже не просто так, а с бумагой и ручкой. Наглядность может способствовать.
Первый лист Савелий разделил напополам вертикальной чертой. Слева написал букву «Б», что означало болезнь, а справа «С» — симуляция.
Отсутствие мотива вписалось в левую часть, небрежность «декораций» — в правую. Наглость, с которой осуществлялись убийства, легла налево, отсутствие более детальных разъяснений замысла убийцы — направо. На этом «пасьянс» забуксовал. Безжалостно смытый лист полетел под стол, а на новом Савелий нарисовал человечка с огромным половником в руке и поставил рядом с ним знак вопроса. Кулинар, Кулинар, а почему ты — кулинар, а не ювелир или, скажем, дизайнер?
Дизайнер? Бр-р-р! Савелий зябко передернул плечами, представив, как может «самореализовываться» маньяк, мнящий себя гением дизайна. Впрочем, зябко стало не от мыслей, а благодаря кондиционеру. Пришлось взять пульт и вернуть агрегат в автоматический режим. Пусть умная машинка сама поддерживает приятную температуру в двадцать один градус Цельсия.
К тому времени, как кофе был выпит, по верхнему краю листа протянулась россыпь звезд, а рядом с человечком появилась широкая плита, вся заставленная разномастными кастрюлями. Наградив Кулинара огромными, завивавшимися кверху усами, Савелий скомкал лист и отправил в гости к первому.
Дальше мучить себя было ни к чему — и так ясно: все без толку. Голова гудела и требовала отдыха, тем более что завтра предстояло выходить в первую смену. Савелий выключил свет, подошел к окну и несколько минут любовался июльской ночью, иначе говоря — созерцал пустую, лишенную автомобилей и пешеходов Стройковскую улицу, названную так не в честь очередной стройки века, а в честь какого-то большевика, то ли вовремя оказавшегося в нужном месте, то ли не вовремя это место покинувшего. И попутно размышлял о том, какое кино посмотреть на сон грядущий. По уму следовало пересмотреть «Семь», «Три ключа» или того же «Парфюмера», авось «тематические» фильмы и настроили бы мозги на нужную волну, но Савелий остановил свой выбор на старой доброй «Кавказской пленнице», виденной-перевиденной десятки раз, но до сих пор не приевшейся.
До конца не досмотрел, заснул в момент «вакцинации», которую Шурик и Эдик проводили на даче товарища Саахова (вот она — волшебная сила искусства в чистом, незамутненном, виде), и проснулся около двух часов ночи. Выключил телевизор и снова заснул.
Виталик позвонил на пять минут раньше будильника.
— Спишь. — Тон его был весьма зловещим. Словно со вчерашнего дня сон стал тяжким преступлением. — А у меня новость — третий труп на складе. Водитель погрузчика Шарабчиев, сорок два года, убит ударом разводного ключа по голове. Труп завернут в упаковочную пленку. В листе из нашей книги о вкусной пище обведен красным рецепт…
— Голубцов! — догадался Савелий.
— Хорошо соображаешь, — похвалил Виталик. — Ты сегодня вечером дома?
— Дома.
— Может, заскочу к тебе, если получится, — обнадежил Виталик и добавил: — А вот то, что ты все вечера дома проводишь, — это плохо. В твоем возрасте надо по клубам тусить, чтобы было потом чего вспомнить.
— Возраст у нас с тобой одинаковый, — осторожно заметил Савелий.
— Ну, ты сравнил! — хмыкнул брат. — Я как минимум на десять лет старше.
— Виталь, ты головой ни об что сегодня не ударялся? — поинтересовался Савелий.
— Только коленом! — хохотнул брат. — Советы заглянуть в паспорт можно оставить при себе, я просто намекал на то, что при моей работе год жизни идет за три. Вот ты еще спишь, радужные сны видишь, а я уже работаю. И буду работать до позднего вечера…
— Молодец, — похвалил Савелий. — Возьми с полки пирожок!
4
Карщик Шарабчиев был человеком простым и очень этим гордился.
— Я человек простой, — чуть что, начинал он, — и скажу вам по-простому…
К Шарабчиеву на складе привыкли и лишний раз старались его не задевать. Знали — если развоняется, то надолго. Как карщик, он, впрочем, всех устраивал — опытный, аккуратный, непьющий, всегда готов подработать сверхурочно или выйти в дополнительную смену. Но попробуй ему недодай того, что положено, — заклюет.
