Патриция Вентворт - Сокровище Беневентов
Анна — ее волосы казались совсем белыми из-за оливковой кожи и черных глаз — молча смотрела на гостью. Смущенно отведя взгляд, она сказала:
— Мистеру Алану Томпсону. Он уехал три года тому назад.
— А кто это?
— Он был секретарем у хозяек. Уж так они его любили да баловали, а он оказался неблагодарным… очень их огорчил. Лучше вам вообще не поминать о нем — точно его тут и не было.
— Что он сделал?
— Он сбежал. Забрал разные вещи… драгоценности… деньги. Забрал их и сбежал. Можно сказать, плюнул в душу. Хозяйки долго болели. Они уехали и долго путешествовали. Дом был закрыт. Они никогда не говорят о нем, и мы не должны говорить. Но вы член семьи — может быть, вам лучше все знать. А теперь они снова счастливые. Мистер Дерек сделал их счастливыми — он молодой и он веселый. Они больше не думают об Алане Томпсоне.
И мы не должны. Я слишком много болтаю — они всегда так говорят. Смотрите, вот звонок. Если вам что-нибудь будет нужно, вы позвоните, и Нелла придет. Племянница моя, внучатая — совсем как вы для мисс Оливии и мисс Кары. Но родилась она в Англии — совсем не говорит по-итальянски. Так-то. Она говорит как любая девчонка из Лондона и дерзкая, никакого сладу. Такая, как все сейчас: работать прислугой ей не по нраву, видите ли, она слишком хороша для этого. Сюда приехала только потому, что я велела — у меня есть кое-какие деньги, и она, само собой, не хочет, чтобы я оставила их внучке моего брата, которая живет в Италии. Ну и платят здесь очень хорошо. Дружок ее, вроде как жених, тоже уговаривал, чтобы она сюда приехала. «Сама знаешь, сколько все теперь стоит, — сказал он. — Ну и прикинь, сколько ты сможешь сэкономить: каждую неделю будешь получать хорошие деньги — ни пенса не придется тратить! Мы сможем купить мебель в прихожую». А Нелла покачала головой и сказала, что она сама решит, как ей тратить ее деньги:
Но все-таки хватило ума приехать. Ворчит каждый день, но все равно останется до тех пор, пока не накопит на мебель, а то и подольше: чтобы перебежать дорожку моей двоюродной внучке из Италии, — она рассмеялась. — Верно говорит мисс Оливия, я слишком много болтаю. Так если что, вы звоните, и пусть Нелла попробует не сделать все, что вы приказали. Только скажите — я ей задам. А теперь пойду и скажу Джозефу, чтобы принес чай.
Глава 3
Свой жизненный путь Джозеф начинал как Джузеппе.
Но пятьдесят лет тому назад его семья переехала из Италии в Англию. Большую часть из этих пятидесяти лет его называли Джозефом, и когда он говорил, его акцент было труднее заметить, чем акцент Анны. Они поженились, поскольку этот брак был удобен обоим. Джозеф был темноволосым, среднего роста, с манерами вышколенного дворецкого старого образца. Когда он накрыл стол к чаю и удалился, госпожи Беневент рассказали Кандиде о нем и об Анне — короткими, несвязанными фразами, — изрекая не более одного предложения за раз и четко соблюдая очередность.
— В Первую мировую он служил в армии и был ранен.
— Он довольно долго хромал.
— Он служит у нас с тех пор, как поправился.
— К счастью, он был уже слишком стар, чтобы попасть на фронт в последнюю войну.
— Он непригоден к военной службе.
— Вместо этого они с Анной поженились — жить семьей значительно удобнее.
— Значительно удобнее.
Они не давали Кандиде возможности сказать хоть словечко. Сидя на золоченом стуле, она пыталась удержать хрупкую чашечку на скользком блюдце. Фарфор был великолепным, очень тонким, но блюдце не имело специального углубления для чашки. Тем временем мисс Оливия продолжала:
— Что касается прислуги, у нас все отлично налажено.
Нелла, племянница Анны, убирает спальни, и еще одна женщина приезжает из Ретли на велосипеде.
— Или на автобусе — если погода плохая, — добавила мисс Кара.
— Как видите, весьма удобно. Позвольте мне отрезать вам кусочек этого кекса.
— Анна печет прекрасные кексы.
Поскольку сестры сидели с двух сторон от нее, Кандида была вынуждена постоянно вертеть головой, потому что по правилам вежливости нужно было смотреть на собеседницу, но едва она успевала повернуть голову к одной из сестер, как другая немедленно подхватывала рассказ. Они действительно были очень похожи, но девушке удалось заметить и некоторые различия. У мисс Оливии был более решительный голос и властные манеры, она была тут главной, а мисс Кара только поддакивала и кивала головой.
Существовало и еще одно отличие: у Оливии на правой щеке была небольшая, похожая на мушку, родинка. Вот и все.
Может быть, они двойняшки? Эта мысль мелькнула в голове у Кандиды. А еще она пыталась определить, хватит ли у нее терпения провести в их обществе хотя бы несколько дней.
Мисс Оливия наливала себе уже вторую чашку из расписного, весьма вместительного чайника.
— Этот чайный сервиз появился в нашей семье в тысяча восемьсот сорок пятом году, когда Джеральд Беневент женился на Аугусте Клаудсли. Ее матерью была достопочтенная Фанни Лентин, дочь лорда Ледборо, а отцом — богатый купец из Сити. Сервиз прелестный и очень дорогой, но мы всегда считали эту свадьбу своего рода мезальянсом.
— Это был единственный случай за всю историю семьи, когда мы хоть как-то соприкоснулись с торговлей, — добавила мисс Кара.
В комнате было очень тепло, а яркий электрический свет слепил глаза. Кандиде показалось, что все вокруг начинает потихоньку расплываться, терять резкость очертаний, словно она уснула или грезит наяву. В последние дни жизни Барбары Кандида почти не спала, а после похорон было столько неотложных дел: чистить, разбирать и запаковывать все, что было в доме. Прошлую ночь Кандида тоже провела без сна — она настолько устала, что просто не смогла заснуть. И вот теперь огоньки лампочек мерцали и гасли, а голоса двух леди, одетых в черное, то затихали, то снова звучали громко.
Скорее всего, она все-таки заснула, потому, что на несколько мгновений белая с золотом гостиная и сверкающие люстры исчезли, сменившись узким полутемным холлом с маленьким окошечком, за которым было еще одно помещение. Кандида писала свое имя в регистрационной книге, лежащей на полке перед окошечком. Чернила на бумаге еще не просохли, хотя ручка уже была отложена в сторону. На белой странице чернело имя — Кандида Сейл. Обернувшись, она увидела двух маленьких леди в черном, заглядывающих с двух сторон ей через плечо. Она не могла как следует рассмотреть их потому, что в холле было темно. Одна из них сказала: «Кандида Сейл — очень необычное имя», а вторая молча кивнула.
Девушка проснулась как от толчка — ее чашка скользила по плоскому, гладкому блюдцу. Забытье, похоже, длилось всего один миг, иначе чашка, начавшая свое скольжение, когда Кандида провалилась в сон, оказалась бы на полу.
Вот был бы кошмар, если бы она действительно упала на этот белый ковер! Кандида очень живо представила лужицу пролитого чая и осколки драгоценного фарфора… Шок от этого кощунственного зрелища заставил ее окончательно прийти в себя. Поставив блюдце с чашкой обратно на поднос, Кандида услышала слова мисс Оливии:
— Это французский фарфор. Он принадлежал еще моей матери, и за это время ни один предмет не был разбит.
Мысль о том, что она была на волосок от семейного скандала, отодвинуло прочь воспоминание о темном холле маленькой гостиницы. После нескольких замечаний о сервизе и его владелице, которая была прапрапрабабкой Кандиды, мисс Оливия переключилась на предметы обстановки. Зеркало, висящее над камином, было привезено из Голландии в 1830 году Эдвардом Беневентом, а сам камин заказан в Италии отцом мисс Оливии и мисс Кары.
— Разумеется, сам он туда не ездил, — говорила мисс Оливия. — Нога Беневентов не ступала на землю той страны с семнадцатого века, с тех пор как ее покинул наш предок. Если ваши права не желают признавать, а родственные связи игнорируют, появляться там — ниже вашего достоинства. Как бы ни были сильны родственные связи и как бы свято ни соблюдались семейные традиции, мы никогда не согласимся приехать в Италию — до тех пор, пока нас не признают настоящими и полноправными наследниками герцогского дома Беневенто.
Мисс Кара покачала головой.
— Мы никогда не согласимся.
Поскольку Кандида не имела ни малейшего представления, о чем идет речь, она благоразумно промолчала. Впрочем, похоже, никто и не нуждался в ее комментариях. Прямая, словно статуя, мисс Оливия возвышалась над плотно заставленным подносом: над чайником, над кувшином с водой и огромной сахарницей из сервиза Аугусты Клаудсли, невозмутимо продолжая свою проповедь. Возможно, она заметила легкий налет рассеянности в глазах Кандиды, а возможно — нет, но внезапно она оборвала на полуслове очередное рассуждение относительно ценности семейных традиций, которые необходимо почитать, и произнесла посуровевшим голосом:
— Вам, конечно же, известна история нашей семьи.
