Галина Романова - Счастье с третьей попытки
– Ларисы нет? – спросил генерал, зачем-то кивнул и сам себе ответил: – Ларисы нет…
– Так точно. Она вчера приболела и…
– Замолчи, – не приказал, попросил тот. Схватил со стола лист бумаги, протянул его Харламову. – Съезди в Советский райотдел. Сводка пришла. Был выезд по анонимному звонку. Найден труп неопознанный женщины…
– Нет! – перебил его Харламов, как в дурном сериале с истеричным надрывом.
Генерал глянул на него исподлобья, замечания не сделал, лишь продолжил говорить:
– Документов и телефона при ней не обнаружено. Была одета в джинсы, белый свитер. Длинные светлые волосы…
– А я тут причем?! – заикаясь через слово, спросил Харламов, вся субординация летела ко всем чертям.
– Один из сотрудников предположительно узнал в ней… Ларису, – еле выговорил генерал. – Съезди, посмотри, капитан.
– В райотделе? – задал идиотский вопрос Харламов, все еще на что-то надеясь. На ошибку там. На нелепость чудовищную. Даже на шутку, пусть.
– В морг съезди, капитан! – повысил голос генерал и кивком указал на дверь. – Живо, капитан! Тут же доложить. Мужу… Мужу пока не звони. Надо убедиться.
Он на совещании, захотелось заорать в полный голос Харламову. Зло заорать, с сарказмом. Но даже если бы и попытался, не вышло бы. Он не мог орать, говорить, и через час, оказавшись в морге Советского района, не мог дышать.
– Да, это Лариса Ивановна Усова, – кивнул он, отвернулся от мертвого тела, накрытого белой простыней по ключицы, и вышел.
Доктор пошел за ним следом. Протянул зачем-то ватку с нашатырем.
– Нюхни, легче будет, – посоветовал.
Харламов не стал. Осторожными шагами, старательно держась середины узкого коридора, чтобы не задеть страшные стены локтями, он вышел на улицу. Серую, мокрую, холодную.
Доктор тоже вышел. Встал рядом, закурил.
– Как она умерла? – спросил Вадик, не заметив на голове и лице покойной начальницы никаких следов и повреждений.
– Смертельное ранение в грудь.
– Выстрел?
– Нет. Нож или что-то наподобие. Точнее после вскрытия скажу.
Доктор посылал в его сторону клубы сигаретного дыма, и Харламов, не терпевший курильщиков, неожиданно был ему за это благодарен. Едкий запах избавлял от запаха смерти, забившего ноздри.
– Сколько ранений?
– Одно. Точно, профессионально. Прямо в сердце.
– Удар был нанесен… – Голос сел, Харламов отвернулся, подставив лицо мерзкой ледяной влаге.
– Со спины. Под лопатку. Точно в сердце. Работал профи, – грустно усмехнулся доктор. Швырнул окурок, привычно попав прямо в урну. – Все остальное после вскрытия. Бывай, капитан…
Харламов вернулся в машину, завел мотор, включил дворники. Те суматошно заскользили по стеклу, разгоняя паутину дождя. Надо было звонить генералу, тот ждал его звонка. А он не мог. Пропал голос. Надо было сообщать Ивану о том, что его жену убили. А он не мог. Душила злоба.
Как?! Как можно быть спокойным, если твоя жена не ночевала дома?! Где ты был в это время?! Что делал?! Почему не звонил ей?! Почему не обеспокоился ее отключенному телефону?!
– Товарищ генерал, это Лариса Ивановна, – еле выдавил Харламов, набрав его номер через двадцать минут.
Генерал сдержанно промолчал. Потом со вздохом спросил:
– Как это произошло?
– Профессиональный удар в сердце, предположительно ножом, короче, острым предметом. Смерть наступила более десяти часов назад. Точнее…
– Понял я! – вдруг взорвался генерал. – Что?! Вот скажи мне, Харламов, что она там делала?! Что она делала по этому адресу?! Как очутилась в этих чертовых кустах?
– По этому адресу живет наш свидетель. – Вадик вкратце пояснил по какому делу. – Он будто бы вызвал ее вчера звонком.
– Будто бы? – взревел генерал. – Что значит будто бы?
– Свидетель утверждает обратное. Он вчера выехал в Питер. Из дома выехал еще до обеда. А Лариса Ивановна получила звонок уже после двух часов дня.
– Почему? Почему, скажи мне, Харламов, ты не отправился вместе с ней?! Почему?! Что она делала там одна?! В общем, полный отчет мне на стол! Полный! Да, и… Сообщи мужу…
Глава 4
– Знаешь, кто ты? Знаешь?
Иван брызгал слюной в бледное лицо Ларискиного помощника и орал так, что ему заложило уши. Или это у него от внезапного скачка давления уши заложило? Или от невозможности осознания страшной беды? Как бы то ни было, но в ушах точно стоял тонкий противный звон, перекрывший все звуки. Иван даже себя, кажется, почти не слышал.
– Ты вестник горя, страшного горя! – орал он снова и снова, совершая вокруг застывшего столбом Харламова странные почти ритуальные прыжки. – Ты вот скажи, зачем ты пришел?! Зачем?! Чтобы сказать мне, что моя Лара мертва? Ха-ха-ха! Что за вздор?! Ты несешь такую ересь, что… Что в нее поверить невозможно!
– Придется, Иван Сергеевич, – тихо, но твердо ответил бледный Харламов.
– Что придется?! Что?! – Усов потряс перед его носом крепко сжатыми крупными кулаками.
– Лариса Ивановна мертва. Ее убили ударом в сердце вчера в промежутке между шестью и девятью вечера. У дома нашего свидетеля, – монотонно, будто зачитывал с листа, проговорил Харламов. – Ее труп… Тело было обнаружено сегодня.
– Как оно было обнаружено? – хрипло спросил Иван, и вдруг, схватившись за сердце, начал заваливаться на спину.
Харламов еле успел его подхватить. С трудом дотащил до миниатюрного диванчика, спрятавшегося за дверью у входа, усадил, ослабил петлю галстука, расстегнул верхние пуговицы рубашки.
– Вызвать врача? – спросил Вадик, всматриваясь в бледное до синевы лицо Усова.
Честно? Ему не было его жаль. Он его почти ненавидел! За то, что этот сытый здоровый мужик целые сутки не хватился своей жены. За то, что он жив, пусть и не совсем здоров, а Ларисы Ивановны нет.
– Нет… Таблетки… В верхнем ящике, дай…
Сунув под язык сразу две таблетки и запросив воды, Усов минут пять приходил в себя. Потом согнулся пополам, спрятав лицо в больших ладонях, и зарыдал.
Харламов отошел к окну, уставился на серое ненастье. Нашел взглядом машину Усова на стоянке и рядом, что странно, машину Ларисы Ивановны.
– Почему? – Он ткнул пальцем в стекло.
– Что? – Усов глянул на него красными от слез несчастными глазами.
– Почему машина Ларисы Ивановны здесь?
– Я вчера утром на ней уехал из дома.
– А ваша где была?
– Тут, на стоянке. Я накануне выпил, добирался на такси. Вчера утром взял ее машину, решив, что она будет лежать дома, болеть. А она… Она решила уехать на работу. Позвонила мне со двора. – Всхлипнув, Усов ненадолго замолчал. – Потом взяла такси и уехала на работу. А я… Я вчера даже домой не пришел ночевать. И ей позвонить не мог!
– Почему?! – вытаращился на него Харламов.
Этот вопрос не давал ему покоя с самого утра. С тех самых пор, как он обнаружил разбросанными бумаги на столе Ларисы Ивановны и ее открытый сейф.
– Потому что до обеда мне срочно нужно было вылететь в одно из наших отделений.
– И вы вылетели? В котором часу?
– Одиннадцать десять. Или около того. – Усов поднял крупную голову, глянул на него с отвращением. – Что, Харламов, начинается, да?!
– Что начинается?
Вадик отвернулся, уставился снова в окно. Выдержать подернутый непереносимой мукой взгляд Усова было невозможно.
– Теперь вы станете подозревать всех подряд. Включая меня?! Станете задавать мне мерзкие вопросы?! Где я был, с кем спал, что ел?! Так, Харламов?
– Таков порядок, Иван Сергеевич, – дернул плечами Вадик. Ее машина на стоянке не давала ему покоя. – Задаем вопросы всем. Включая близких.
Особенно близких, хотелось ему добавить. Потому что у близких людей зачастую бывает множество мотивов.
– Вы вылетели в одиннадцать десять. Приземлились?
– Через полчаса примерно.
Усов низко опустил голову, на брюках, натянувшихся на его массивных коленках, расплылись две темные кляксы. Плачет! Сердце Харламова сжалось.
– Извините, Иван Сергеевич… Извините, – проговорил он виновато. – Но таков порядок. Лучше я сейчас все выясню, чтобы потом вас не беспокоили.
– Да уж! – недоверчиво хмыкнул Усов. – Можно подумать, вы оставите меня в покое! Лара часто говорила мне, что близкое окружение всегда под подозрением. А я… А я был единственным ее близким окружением, Вадик. Так-то…
Покатые плечи мелко задрожали. Он закрыл лицо ладонями. И глухо забубнил:
– Через полчаса сели. Сразу поехали в офис нашего отделения. Я даже забыл телефон включить. Когда включил, тот оказался разряженным. Поставил на зарядку и забыл к черту в офисе. Утром на следующий день мне его к трапу самолета водитель привозил. Понимаете, суетно как-то, быстро, на ходу. Я даже Ларисе не позвонил. Сразу взлетели, телефон снова выключен. Приземлились два часа назад, сразу сюда. Домой заезжать некогда. Позвонил ей пару раз, телефон отключен. Домашний молчит. Думаю, на работе. Телефон выключила, потому что на совещании. Она же всегда так делала. Она же всегда… Так делала…
