Владимир Колычев - Картель

– Думаю, что да… – кивнула она.

– Если вы будете навещать Василису хотя бы раз в день, вопросы отпадут… Хотя, если честно, я в этом не уверен, – замялся Севастьян.

Он чувствовал себя дураком, который сам же и выставил себя на посмешище. Известно же, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным… И дернул его черт взяться за гуж.

– Я могу навещать Василису и два раза в день… – задумчиво проговорила Елена Матвеевна. – Но что скажет ваша жена?

– Если бы я жил с женой, то вопросов бы не было. Но я в разводе, поэтому живу один.

– Теперь понятно, что вас смущает…

– Думаю, что я зря поднял этот вопрос. Поговорим с Прокоповым, пусть еще недельку Василису подержит.

– Неделю подержит, показания для этого есть. А что дальше?

– Думаю, за неделю ситуация изменится. Или мы что-то узнаем, или родители Василисы на нее выйдут… Кстати, сегодня она вспомнила, что ей шестнадцать лет. А может, и придумала, – озадачился Севастьян.

Они поднялись к заведующему отделением, не оставив ему никаких шансов, затем зашли в палату к Василисе.

– Я вспомнила! – радостно встретила их она. – Я вспомнила, где живет Женя! Я вспомнила его дом!

– И где он находится? – разволновался Севастьян.

– Не знаю… То есть я знаю, что это где-то на Осташковском шоссе, а где именно… Там деревня какая-то, за ней – поселок элитный…

– Может, ты и сама жила в этом поселке?

– Нет, я на машине туда приехала.

– На какой машине?

– Не знаю, может, на такси…

– А родителей своих вспомнила?

– Нет. Это все в темноте. А Женю вспомнила. И ребята с ним были. Ну, и девчонки. Все из нашего класса… Да, из нашего класса, точно из нашего класса! – просияла Василиса.

– Ну вот! А номер школы какой?

– Не знаю. Не помню… Так, обрывки какие-то кружатся в голове…

– Кружатся, – кивнула Елена Матвеевна. – А завтра сложатся в целую картину. Завтра ты назовешь номер школы, где учишься, и адрес, где живешь.

– Вы думаете?

– Я уверена.

Но, увы, прогноз врача не сбылся, и Василиса ничего интересного не вспомнила. Но про Женю она не забыла и вызвалась показать, где он живет.

Поселок действительно был элитным – дома как на подбор: высокие, красивые и, конечно же, дорогие. Только въезд в этот поселок почему-то не охранялся. Ограда, ворота, сторожка, шлагбаум – все есть, но въезд свободный.

– Вот Женькин дом! – Василиса показала пальцем на белый коттедж с коричневыми фахверками.

Дом был третьим по счету от бездействующего контрольного пункта. Высокая ограда из белого кирпича, красивые кованые ворота.

Севастьян вышел из машины, нажал на кнопку встроенного в калитку домофона. Ждать пришлось недолго.

– Что такое? – недовольно спросил густой мужской голос.

– Майор юстиции Глушков, Следственный комитет, – приложил Севастьян к глазку видеокамеры служебное удостоверение.

– Одну секунду! – Хозяин дома резко сменил тон.

И еще страх в его голосе появился. Во всяком случае, майору так показалось. Может, у него с законом нелады? Время нынче суровое, нечистые на руку дельцы уже далеко не так спокойны за свою шкуру, как прежде. Возможно, и за этим человеком какие-то грешки водятся.

К Севастьяну вышел средних лет мужчина с широкой залысиной на крупной и круглой как шар голове. Он не пытался изображать перед ним крутого, но чувствовалось, что нрав у него суровый, жесткий.

– Какие-то проблемы? – спросил мужчина, внимательно глядя на Севастьяна.

– Скажите, у вас есть сын?

– Сын?! А что с моим сыном не так?

– Его зовут Евгений?

– Ну, допустим…

– А я могу с ним поговорить?

– Зачем?

– У меня к нему несколько вопросов.

– Так вас мой сын интересует? – едва сдерживая вздох облегчения, спросил мужчина.

– Я могу с ним поговорить? – повторил Севастьян.

– Он что-то натворил?

– Надеюсь, что нет…

– Ладно.

Мужчина закрыл калитку и спустя время вышел за ворота вместе со своим сыном.

К шестнадцати годам девчонки обычно перегоняют в физическом развитии мальчишек, но в этом случае все было как раз наоборот. Если, конечно, Жене действительно было шестнадцать лет. Выглядел он на все восемнадцать – рост под метр восемьдесят, плечи широкие и жирные, брюшко. И голова крупней, чем у отца. И черты лица такие же тяжелые. Взгляд осмысленно-недовольный.

Василиса узнала его, вышла из машины:

– Привет!

Парень растерянно посмотрел на нее, затем перевел взгляд на следователя.

– Ну, что скажешь, Евгений… – Севастьян выразительно глянул на отца.

– Евгений Степанович… – подсказал тот. – Что скажешь, Евгений Степанович? Что ты там опять натворил?

– Э-э… Ничего, – попятился парень.

– Узнаешь Василису? – кивнул на девушку Глушков.

– Ну и что? – буркнул Женя.

Севастьян знаком велел Василисе вернуться в машину. Если она ему понадобится, он ее позовет.

– Степан… Извините, не знаю вашего отчества… Степан, я бы хотел поговорить с вашим сыном наедине.

– Степан Игнатьевич я. Степан Игнатьевич Дубенский, – неохотно представился мужчина. – А с сыном говорите при мне.

– Ну, как знаете… Вы в курсе, что примерно неделю назад ваш сын устраивал дома вечеринку? – глядя на Женю, спросил Севастьян.

– Не знал. Но догадывался.

– После этой вечеринки Василиса попала в больницу с черепно-мозговой травмой.

– Это не я! – шарахнулся парень.

– А кто?

– Санька за ней побежал!

– Куда побежал?

– Ну, Василиса убегать стала, а он за ней…

– А убегала она почему?

– Ну, не знаю, – отвел взгляд Женя.

– Почему она убегала? – Дубенский схватил сына за шкирку, с силой тряхнул и процедил: – Смотри, если девчонку изнасиловали, я тебе все там оторву!

Севастьян спрятал усмешку, глядя на сурового родителя. Изнасилование – это срок, а Степан Игнатьевич явно не желал этого для сына. Поэтому он делает вид, что сам готов наказать своего непутевого отпрыска с тем, чтобы затем договориться со следователем. Дескать, я понимаю, что так делать нельзя, но надо войти в положение… Только не войдет Севастьян в положение, если Василису пытались изнасиловать.

– Да никто никого не насиловал! – взвизгнул парень.

– А наркотики?

– Не было ничего такого! – побледнел Женя. И вдруг спрятал за спину правую руку.

И Севастьян сообразил, зачем он это сделал, и отец.

– А ну-ка!

Тепло на улице, а Женя в рубашке с длинным рукавом. В общем-то, ничего подозрительного, если не знать, что этот парень предлагал Василисе уколоться. Или даже заставлял ее это сделать.

Дубенский схватил сына за руку, закатал рукав, побледнев, заорал:

– Я тебя убью, барана!

На внешней стороне локтевого сгиба Севастьян заметил синяки от внутривенного укола.

– Употребление наркотиков – это одна статья, а организация притонов для потребления наркотических средств – другая. До четырех лет лишения свободы, – беспристрастно выдал Глушков.

– Ну, это еще доказать надо! – зло глянул на него взбешенный родитель.

– Доказательства у Василисы на руке. Там такие же следы от инъекций.

– Не кололась она! – с ненавистью глядя на Севастьяна, мотнул головой парень.

– Но ты же предлагал ей?

– Да, но не уколоться…

– А что?

– Понюхать.

– Что понюхать?

– Ну, кокаин у нас был… А она не захотела. И сбежала. Сбежала она! У Саньки спросите! У Генки!

– С тобой еще и Санька с Генкой были? Это уже организованная группа. До семи лет, – безжалостно отчеканил Глушков.

– Слышь, командир! Давай не будем гнать коней! – чуть ли не умоляюще посмотрел на него Дубенский. – С Женькой я разберусь. Я ему такую жизнь устрою, что ад раем покажется. Это я тебе обещаю! А притон ему клеить не надо. Зачем пацану жизнь ломать? Тем более не далась ему Василиса.

– Не далась! – со слезами на глазах всхлипнул парень.

Только что волчонком смотрел на Севастьяна, а тут вдруг в общипанного воробья превратился.

– Значит, кокаин, говоришь, был?

– Ну-у, – начал было парень, но, глянув на разозленного отца, замолк.

– А это у тебя что? – Севастьян пальцем коснулся его руки.

– Ну, попробовать хотел.

– Героин?

– Я всего один разок!

– Будет тебе разок! И два будет! И три! – сквозь зубы процедил Дубенский.

– Значит, тогда на вечеринке кокаин был? – стараясь не обращать на него внимания, спросил Севастьян.

– Да, кокаин… Совсем чуть-чуть…

Василиса вспомнила, ей предлагали наркотики, а какие, не суть важно, главное, что она отказалась. А что было конкретно – кокаин или героин, можно выяснить у дружков Дубенского.

– И долго ваша вечеринка продолжалась?

– До утра.

– До утра чего?

– Ну, до утра субботы…

– А началась когда?

– Ну, вечером, в пятницу…

– Мы с женой к друзьям с ночевкой уехали, – дрожащим от перевозбуждения голосом проговорил Степан Игнатьевич. – Должны были в понедельник вернуться, а приехали в субботу… Я же как чувствовал, что в доме бардак был!