Татьяна Устинова - Черный
— Перезвонить позже? — уловил он ее замешательство.
— Нет-нет, говори…
— Ты оказалась права. Твой Шаранов встречается с женщиной… У Ванды внутри все сжалось, горло свел спазм.
— Не могу судить, любовная это связь или нечто похуже, — добавил он. — Что молчишь? Ты в порядке?
Губы Ванды не слушались. Она пыталась сделать вдох — получился всхлип.
— Слушай, давай я подъеду, — забеспокоился Ратников. — Куда-нибудь поближе к твоему дому. По телефону такие вещи обсуждать нежелательно. Посидим в кафе, я покажу тебе фотографии. Эй, отзовись!
— Д-да… хорошо…
Ей не хватало воздуха, тело сотрясал озноб.
— Не волнуйся! Я и не с таким сталкивался… — звучало в трубке. — Все уладится. Только не переживай…
* * *Ратников, в доказательство своих слов, представил ей фотографии. Шаранов подходит к двери с какой-то вывеской. Что написано на вывеске, не разберешь. Шаранов беседует с женщиной, и это вовсе не его сотрудница. Во всяком случае, не похожа на сотрудницу. Они сидят за столиком, Шаранов наклоняется к ней, она берет его за руку…
— Не могу разглядеть ее лица, — прошептала Ванда.
— Снимки пришлось делать через окно, — пояснил детектив. — Поэтому качество плохое.
— Кто она?
— Понятия не имею. Пока…
— А что они делали?.. Я имею в виду, куда они пошли после?..
—- Она осталась, а твой муж сел в машину и отправился к себе на работу. Я поехал за ним, как ты понимаешь…
— И часто они… встречаются?
— За прошедшую неделю я видел их вместе два раза. В одном и том же кафе.
Ванда закрыла глаза и застонала.
— Не спеши устраивать семейный скандал, — посоветовал Ратников. — Мы с тобой тоже сидим вместе в кафе, и это еще ничего не значит.
— Я не буду, — пообещала она. — Я вообще не умею скандалить. Подвальчик, куда пригласил ее бывший одноклассник, напоминал винный погребок: низкий сводчатый потолок, полумрак, стены старого кирпича, грубые деревянные столы и стулья, подвесные лампы. Живой огонь в камине лизал дубовые поленья. Ратников заказал глинтвейн даме и кофе себе. Он был за рулем.
— Пей, ты продрогла и намокла. Твой зонтик никуда не годится. Ванда не отрывалась от фотографий. В ее чашке остывал глинтвейн, источая аромат гвоздики и кардамона. В небольшом зале находились только они двое и скучающий мальчишка-официант. Было слышно, как трещат сухие дрова.
Ратников колебался: говорить ей все или повременить. Пусть свыкнется с тем, что узнала. Она подняла на него умопомрачительной глубины глаза. В этой зеленой глубине он чуть не утонул когда-то…
— Вот это… что за учреждение? — спросила Ванда, показывая на снимок. — Куда Шаранов идет? Ты видел надпись на вывеске?
— Видел… Это салон «Черная принцесса» [1]. Там под маркой составления индивидуальных гороскопов оказывают оккультные услуги.
— Какие у… услуги?
Ванда чувствовала себя идиоткой. Неужели Ратников издевается над ней? Разыгрывает?
— Ты веришь в колдовство, магию и все такое?
— Нет.
— А зря. Я бы остерегался того, чего не понимаю.
— Шаранов тоже не верит в подобную дребедень! Он бы никогда…
— Твой супруг провел в салоне около двух часов, — перебил ее детектив. — Чем он там занимался, по-твоему?
Ванда, потрясенная, молчала. «Ну не сексом же! — крутилось у нее на языке. — Хотя почему нет?»
— Надо было выяснить… — выдохнула она.
Ратников согласно кивнул. Конечно. Он свою работу выполняет добросовестно.
— Я выяснил. Ты уверена, что хочешь это услышать?
Она глотнула горячего вина со специями и приготовилась к худшему. Сейчас Женька разобьет ее иллюзии в пух и прах.
— Говори…
— Видишь ли, астролог, к которому обратился твой Шаранов, многим мне обязан. Я вытащил его из крупных неприятностей. И он не мог мне отказать…
— Не тяни, Женя, а то я с ума сойду! Ближе к делу.
— Я близко. Шаранов интересовался, как снять проклятие, наложенное полтора века назад на их семью по мужской линии. Астролог составил прогноз… очень неблагоприятный. Я не вдавался в детали, понял одно: жены Шарановых после рождения ребенка бесследно исчезают.
— Куда?
Ратников развел руками.
— Якобы отправляются в мир иной. Такова плата за продолжение рода.
— Погоди… они умирают, что ли?
— Шаранов сказал астрологу — исчезают. Куда… как… неизвестно.
— Бред! Моя свекровь жива и здорова! — возразила Ванда.
— Ну, я не специалист в магии, тебе виднее, правда это или нет. У тебя есть шанс проверить на себе.
— Не может такого быть!
Мало сказать, что Ванда опешила, — она была шокирована. Все услышанное выглядело нелепой и комичной выдумкой, но ей почему-то не до смеха.
— А та женщина, с которой он сидел в кафе…
— Я работаю в этом направлении. Дай мне еще неделю.
Глядя на Ратникова, она не находила в нем былой любви. Перед ней сидел человек, которого слежка за ее мужем интересовала больше, чем она сама. Или он умело прятал истинные чувства под личиной деловитости. В конце концов, он исполняет ее же просьбу.
«А какие клятвы давал! Как горели его глаза! — промелькнуло в ее уме. — Неужели когда-нибудь и Шаранов станет холодным, бесстрастным и… жестким? Мужчины остывают быстрее…»
— Ты имеешь доступ к его документам? — спросил детектив. — Заглядывала в свидетельство о рождении?
Ванда вздрогнула.
— Нет… зачем?
— Попробуй проверить, является ли твоя свекровь родной матерью мужа?
* * *Шаранов еще до женитьбы установил в квартире встроенный в стену сейф. Там хранились бумаги и деньги на текущие расходы. Ванда брала столько, сколько ей было нужно. Ей не приходило в голову рыться в документах, хотя они открыто лежали на полочке.
Она без труда обнаружила среди его и своих дипломов, сертификатов, договоров и справок свидетельство о рождении. Да, как она и предполагала, свекровь являлась родной матерью Михаила: ее имя, отчество и фамилия были указаны в надлежащей строке. Но это не успокоило Ванду. Ратников прав: метрические данные легко изменить.
До обеда она несколько раз бралась за телефонную трубку — порывалась позвонить свекрови и поговорить с той начистоту. И тут же останавливала себя: первый же вопрос, который она задаст, положит конец их теплым родственным отношениям.
После двух часов пополудни Ванду сморила усталость. Она прилегла и попыталась вздремнуть. Ее беспокоили мысли о муже. Вдруг он заметит слежку? Тревога и страх изматывали сильнее физической нагрузки. Казалось бы, чего ей бояться? Шаранов сам виноват, мог бы во всем признаться и…
«Что «и»? — спросила она себя. — Все ужасно глупо! Я тоже хороша, побежала в детективное агентство! Как я объясню это Мише?»
Вечером муж был чернее тучи. Он отказался от ужина, сослался на головную боль и улегся в гостиной. Ванда включила телевизор, но происходящее на экране не занимало ее.
— Ты помнишь свою бабушку? — пристала она к Шаранову.
— Да… она забирала меня на все лето в деревню… — неохотно буркнул он.
— Она с чьей стороны, отца или матери?
— Матери.
— А маму твоего отца помнишь?
— Что за допрос? — разозлился Михаил. — У меня голова раскалывается! Могу я отдохнуть после работы?
Ванда обиделась. Впервые они спали в разных комнатах. Она полночи пролежала без сна, а утром сама позвонила Ратникову. Тот сбросил звонок. Прошло два или три часа — она потеряла счет времени.
— Так больше не может продолжаться, я не выдержу, — пробормотала Ванда. — Поеду к родителям Шаранова, поговорю с ними. Или в офис, к свекру. Он-то в любом случае родной отец Миши!
Старший Шаранов ее не ждал — удивился, но по-доброму.
— Вчера в обед сын примчался, сам не свой. Задавал дурацкие вопросы. У меня аж сердце прихватило. Что с ним? Вы поссорились?
— Нет! Просто с ним творится что-то непонятное.
— Я заметил. Будто с цепи сорвался.
Ванда внутренне готовилась к главному, за чем пришла.
— Ты голодна? Мне сейчас принесут овсянку в кабинет. Заказать тебе?
— Нет, спасибо…
— Может, кофе с молоком?
Ванда покачала головой. Ей сейчас кусок не полезет в горло.
Кабинет свекра был в зеленоватых тонах, с речными пейзажами на стенах, с мягкой велюровой мебелью, с массивным столом на львиных ножках. Здесь все располагало к спокойствию, а Ванда явилась возмутить это спокойствие. Старший Шаранов смотрел на невестку с тревожной улыбкой. У нее не хватало духу вот так взять и брякнуть: «Куда подевалась родная мать Миши?» Или: «Как обстоят дела с вашей родной матерью, папа?»
Пожалуй, свекор примет ее за ненормальную. Она начала издалека.
— У вас есть братья или сестры?
— Я один в семье…