Валерия Вербинина - Ледяной сфинкс
Барон стряхнул с рукава какую-то пылинку, существовавшую только в его воображении, и двинулся к служебным покоям.
«Почему она все-таки на меня так смотрела?» – не удержавшись, вновь спросил он себя через несколько шагов.
Загадка не давала ему покоя, и молодой человек почти обрадовался, когда увидел, что в служебной комнате находится князь Мещерский. Хотя несколькими минутами раньше Александр предпочел бы посидеть в одиночестве, чтобы без помех сочинить письмо отцу.
– Здравствуй, Серж, – сказал он.
Князь Мещерский машинально кивнул, поправил очки и перевернул страницу. Это был кроткий, рассеянный, незлобивый юноша. Товарищи охотно подтрунивали над ним, но любили его и в случае чего всегда были готовы защитить. На шутки сослуживцев, порой грубоватые, Серж никогда не обижался, а наоборот, смеялся вместе со всеми. Сам он, насколько помнил Александр, шутил очень редко и всегда так, чтобы никого не задеть. И вообще князь принадлежал к тем людям, которые за всю жизнь не способны обидеть и муху.
– Что читаешь? – поинтересовался барон Корф, садясь напротив друга.
Прежде чем ответить, князь взглянул на обложку.
– Роман какой-то миссис Ладгроув. Тайны, похищения и готические подземелья, набитые ужасами. Уже со второй страницы понимаешь, что чепуха страшная, но написано так, что не оторваться, – промолвил он почти извиняющимся тоном. И без перехода спросил: – Ты уже был у Андрея Петровича?
– У моего крестного? – поднял брови Александр. – Нет, я видел его в среду, когда приезжал навестить Льва. А что?
По тому, как посерьезнело и без того серьезное лицо Сержа, Александр понял: произошло что-то нехорошее, и весь напрягся.
– Граф Лев умер, – тихо сказал Мещерский. – Сегодня утром.
Вот оно, значит, как… Лев Андреевич, сын сенатора Строганова, на прошлой неделе катался верхом и упал, причем очень неудачно – лошадь рухнула на него. Врачи сначала говорили, что он отделался сломанной ногой, потом, когда выяснилось, что все куда серьезнее, завели речь о повреждении позвоночника, но заявляли – ничего страшного больному не грозит.
Что там говорила цыганка о неминуемой потере? И вот – кудрявый Лев, весельчак Лев, заводила и задира, который еще в среду – боже мой, всего лишь в среду! – уверял его, Александра, что все будет хорошо, и просил передать Бетти Гагариной, что непременно стал бы танцевать с ней на балу мазурку… Ты не ревнуешь, Александр? Все-таки твоя невеста, хоть я и знаю ее с детских лет…
Но не будет ни мазурки, ни бала… Теперь бледный юноша с закрытыми глазами лежит в постели, и руки ему скрестили на груди, а возле кровати стоит гробовщик и под присмотром слуги снимает мерку с тела… И кому теперь интересно, что еще в начале года друзья звали его Леоном, на французский манер, и он всегда был душой самых дерзких выходок, самых несообразных пари…
– Ты не знал? – спросил князь.
Александр мотнул головой.
– Нет. Я ничего такого и подумать не мог! – Он закусил губу. – А что же врачи? Куда они смотрели?
– Говорят, произошло какое-то внутреннее кровоизлияние, которое они не могли предвидеть. – Приятное лицо Сержа исказилось волнением, когда он произносил эти слова. – Он ведь единственный сын был, верно?
– Единственный. И любимый, – механически ответил Александр.
У него из головы не выходило: как же так? Ведь совсем недавно он видел Льва живым, и ничто не предвещало такого страшного, такого быстротечного конца! Сын его крестного отца, близкий друг, может быть, даже ближайший, совсем молодой… Ну куда это годится?
– Мне очень жаль твоего крестного, – искренне сказал князь. – Такая потеря… ужасная… – Серж поколебался. – Послушай, ты бы не мог… когда увидишь графа Строганова, передать ему мои соболезнования? Я буду на похоронах, но если мой отец узнает, что я ходил к графу… – Молодой человек смущенно умолк.
Он мог не продолжать – Александр отлично помнил эту историю. Родители Сергея Мещерского расстались, когда мальчику было всего два года, и мать почти открыто стала жить с графом Строгановым, известным донжуаном. Последующие годы отец и мать князя были заняты тем, что с переменным успехом отвоевывали друг у друга сына, причем имели место все элементы бульварного романа: от неприкрытого шантажа до похищения ребенка. Мало того, отец Сергея еще и дрался с совратителем жены на дуэли. И не один раз, а дважды. В первый раз графу повезло, и он едва не отправил противника на небеса, но во второй раз старший Мещерский прострелил супостату ногу, и граф на всю жизнь остался хромым.
Говорили, что, ранив противника, старший Мещерский подошел к нему и, убедившись, что дуэль не может быть продолжена, сказал секунданту:
– Ce n’est qu’une jambe, quel dommage! Je préférerais un autre membre[8].
О том, какое место имел в виду Мещерский, строились различные версии, но основную, на которой почти все сошлись, можно было передавать друг другу разве что шепотом и намеками. Нет сомнений, что злопамятный князь не остановился бы и вызвал графа Строганова на дуэль в третий раз, но как раз в ту пору умерла княгиня Мещерская. Князь похоронил жену, забрал к себе сына и занялся его воспитанием, но все его усилия не смогли вытравить из памяти мальчика семейные сцены и воспоминания о домашних войнах, заложником которых он был. Если Александра выводило из себя упоминание о его внешности, то Серж вздрагивал от одного слова «семейная жизнь». Узнав, что его друг собирается жениться на княжне Елизавете Гагариной, которую все звали Бетти, Серж поздравил его, но не смог удержаться от вздоха.
– Тебе тоже пора жениться, – поддразнил его Александр. – Посмотри, сколько кругом хороших девушек! Взять хотя бы Мари Потоцкую, подругу Бетти. Или Элен Васильчикову…
– Нет, – кротко ответил Серж, – я никогда не женюсь.
И, когда Александр стал настаивать, юный Мещерский добавил:
– Тебе этого не понять – ты в детстве не видел того, что видел я[9].
Впрочем, все стародавние счеты и ссоры между представителями старшего поколения никогда не мешали молодым людям дружить. Тем более что Лев, хоть и унаследовал от отца донжуанские замашки, никогда не скрывал покровительственного отношения к своему «старику» – отношения, от которого был только шаг до пренебрежения. Со своей стороны, Сергей не настолько уважал своего деспотичного и не слишком счастливого отца, чтобы считаться с его мнением в вопросе о выборе друзей.
– Не беспокойся, я передам графу твои соболезнования, – пообещал Александр князю.
Дверь отворилась без стука, и в комнату вошел востроносый молодой человек со светлыми глазами, русыми волосами и тонкими усиками. Офицеры прекрасно знали его – это был Никита Васильчиков, их сослуживец. С видом полного изнеможения он рухнул на диван и закинул ноги на стул напротив.
– Что, тяжело? – спросил князь.
– Я ей не нравлюсь, – трагическим шепотом ответил Никита.
Словами «она» и «эта» офицеры обыкновенно обозначали новую жену императора, которую во дворце дружно не любили. Трудно через столько лет понять причины подобного отношения, тем более что княгиня Юрьевская держалась ровно и старалась никого не задевать, однако факт остается фактом. Возможно, что в среде, насквозь пропитанной духом снобизма, княгиня казалась тем самым сверчком, который не пожелал знать свой шесток и занял место, которое ему вовсе неподобало. А возможно, дело в том, что император и его вторая жена были абсолютно счастливы, а счастье обладает одной жестокой особенностью – вызывает к себе ненависть тех, кто не может его разделить.
– Три раза гоняла меня сегодня за каплями, – продолжал Никита, иронически покривив рот. – Изволила сделать мне выговор за нерасторопность и за то, что я принес не то, что надо. В конце концов, я разозлился и едва не сказал, что я не прислуга.
– Тогда тебе пришлось бы попрощаться со службой, – хмыкнул Александр.
Никита встревоженно взглянул на него.
– Да, кого-то из наших недавно попросили из дворца, потому что непочтительно с ней разговаривал, – подтвердил Мещерский. – Бутурлина, кажется.
– Ну это же черт знает что такое! – вскинулся Никита. – Я дворянин, в конце концов! Мне что, теперь век у этой быть на побегушках? И чем ей плох Козьма, к примеру? Да и горничные у нее тоже имеются!
Едва он произнес имя лакея, как Александр кое-что вспомнил и потянулся к звонку.
– Чего изволите? – спросил денщик Степка, просовывая в дверь свою лохматую голову.
– Ты Козьму знаешь?
– Как же не знать!
– Тогда спроси у него, что за барышню он провожал, когда я их встретил. Полчаса назад, не больше.
– Слушаюсь! – Степка исчез.
– Ба-арышню? – протянул Никита. – А у нее есть подруга для меня? А еще говорят, что барон скоро женится!
Он засмеялся, но Серж не последовал его примеру, по лицу Александра поняв, что тому не понравилось замечание Васильчикова.
