Полина Дашкова - Чувство реальности. Том 1
Глава 3
При первоначальном осмотре места преступления никаких следов взлома и ограбления, никакого беспорядка обнаружено не было. Убийца имел ключ от квартиры либо действовал хорошей отмычкой. Орудия убийства не нашли. Судмедэксперт сказал, что мужчина умер примерно на час раньше женщины; Произошло это между шестью и семью утра.
— А мокренькое какое интересное, ну вообще, блин, — старший лейтенант Остапчук присвистнул и покачал головой, — мужик американец, а женщина, кажется, еще круче. Слышь, Сань, я все думаю: откуда у людей такие бабки? Вот кто она, эта Кравцова Виктория Павловна семидесятого года рождения? Кто она такая, чтобы так классно жить, а? Может, путана? — Он выложил на стол перед майором Арсеньевым документы убитых и тут же запел чистым тенором старый шлягер про путану и афганца.
Из спальни выносили трупы. Домработница Светлана Анатольевна Лисова внезапно поднялась и вышла. До этой минуты она сидела молча и смотрела в одну точку. Она с самого начала предупредила, что пока не может отвечать ни на какие вопросы. У нее шок.
— Одну минуточку, пожалуйста! — крикнула она санитарам и на цыпочках, крадучись, словно опасаясь разбудить мертвых, приблизилась к носилкам. Санитары остановились. Лисова подняла угол простыни, закрывавшей лицо покойной, и несколько секунд смотрела, прощалась. Затем аккуратно накрыла, расправила складки и с легким вздохом обратилась к санитарам:
— Все, спасибо.
— Светлана Анатольевна, — окликнул ее Арсеньев, — может, вы посмотрите еще раз, насчет украшений.
— Я уже сказала вам, все, что было, осталось на ней! — звенящим голосом прокричала Лисова.
— Серьги из белого металла с голубыми и белыми камнями, цепочка из светло-желтого металла, образок эмалевый, часы из белого металла, — забормотал себе под нос Арсеньев, перечитывая протокол осмотра трупа.
Металл был белым золотом, камни — сапфиры и бриллианты, часы фирмы «Картье», тоже из белого золота, украшенные бриллиантами. Все это сверкало и вопило о своей немыслимой цене, и ни на что убийца не позарился.
— Светлана Анатольевна, ваша хозяйка не снимала свои украшения на ночь? — спросил Арсеньев чуть громче.
Она не ответила, затопала по коридору, печатая шаг, как на параде. Но вдруг остановилась, круто развернулась у зеркала, достала из кармана салфетку, подышала на угол зеркала, протерла, еще через пару шагов остановилась, поправила рамку картины на стене. От хлопка входной двери вздрогнула и несколько секунд стояла, как каменная. Наконец, спохватившись, кинулась суетливо стирать невидимую пыль с этажерки, все той же бумажной салфеткой.
— Пожалуйста, не надо ничего трогать, — чуть повысив голос, напомнил ей майор.
— Да, конечно, — ответила она, не оборачиваясь, скрылась в ванной и включила воду.
— От, тетка, представляешь, че делает, а? Вообще, хоть бы поплакала, блин. Шок у нее. Ни фига, врет она. Нет никакого шока. Вон, какая деловая, — ехидно заметил Остапчук.
— Почему обязательно врет? — пожал плечами майор. — Шок у всех проявляется по-разному.
— Знаешь, Сань, я тут вспомнил, как ограбили квартиру этой, как ее, ну, певицы, — Остапчук сморщил свой толстый, мягкий нос и быстро защелкал пальцами. — Сань, подскажи, как ее, блин? — Он глубоко задумался на минуту, и вдруг опять запел:
— Мальчик мой нежный, принц синеглазый,Ты не люби ее, дуру-заразу!
— О чем ты вспомнил, Гена? — не поднимая головы от протокола, спросил Арсеньев.
— Фамилия из головы вылетела, ну очень известная певица. А вспомнил я, Сань, потому, что там вот тоже домработница, или нянька, все ходила, совсем стала своя, а потом квартиру грабанули, и оказалось — ее сынок с приятелем, — Остапчук поджал губы, подмигнул обоими глазами и кивнул в сторону двери, — тут вроде следов ограбления нет, но надо еще все хорошо посмотреть. На украшения, которые были на ней, убийца не позарился, а из ящиков там, из тайников, мог все выгрести. Представляешь, Сань, какие в такой квартирке грины, брюлики, а, Сань? Вот и где они? Нету! — Он огляделся и развел руками:
— У американца наверняка был полный бумажник, что ж он, без денег, что ли, жил? А теперь, гляди, полторы тысячи рублей, и ни одного грина.
— Карточки у него, Гена, — объяснил Арсеньев, — а настоящего обыска в квартире еще не производили. У домработницы детей нет. Ты же видел ее паспорт.
— Ну и что? А племянник? А любовник? Во, я все понял! Старая одинокая тетка завела себе молодого хахаля, ей же надо его кормить-одевать, она здесь убирает, чистит, себя не щадит, а деньги прямо под руками, вот они, бери — не хочу! Ладно, Саня, не смотри на меня так. Шутка!
— Вы что, с ума сошли?! — послышался из спальни возмущенный крик трассолога. — Сейчас же прекратите, ведь сказано ясно: ничего не трогать!
— Надо смыть кровь, — громко, но вполне спокойно ответила Лисова. — Смотрите, вот здесь, на тумбочке.
— О! Улики затирает, — Остапчук радостно захихикал, — это ж надо, прямо при нас, не стесняется, танк, а не женщина, скажи, Сань?
— Прекрати ржать, — поморщился Арсеньев, — двух человек убили.
— Ой-ой-ой, какие мы правильные, — проворчал старший лейтенант, — слышь, Сань, ты не вспомнил, как зовут певицу?
Майор ничего не ответил. В гостиную вернулась домработница. Запахло каким-то моющим средством. В руках у нее был пластиковый синий тазик, в котором хлюпала мыльная вода. Она недовольно огляделась.
— Господи, какая грязь… невозможно.
— Светлана Анатольевна, сядьте, пожалуйста, — майор взял у нее тазик, поставил на пол — я должен задать вам еще несколько вопросов.
— Я не знаю, — она помотала головой и нахмурилась, — не понимаю. Чего вы от меня хотите? Я вошла в квартиру, увидела их на кровати и сразу позвонила в милицию. Мне добавить совершенно нечего.
— Как вам кажется, что-нибудь из вещей пропало?
— Чтобы ответить, мне надо посмотреть. А как я могу, если вы не позволяете ни к чему прикасаться?
— Хозяйка держала в доме крупные суммы денег?
Широкое мягкое лицо Лисовой моментально вспыхнуло.
— Не знаю! — прошипела она и энергично помотала головой.
— А кто знает? — вкрадчиво встрял Остапчук.
— Во всяком случае, не я! У меня нет привычки копаться в чужих вещах, и чужими деньгами я не интересуюсь.
— Погодите, но вы же убираете в квартире, — напомнил Арсеньев, — вам приходится раскладывать вещи по местам.
— Да, я стираю белье, развешиваю одежду в гардеробной комнате, чищу обувь. Но я никогда не заглядываю в ящики комода и письменного стола. Я понятия не имею, что там может лежать.
— Ну хорошо, а родственники какие-нибудь «есть у нее? Родители, сестра, брат?
— Родители, вероятно, есть. Во всяком случае, мать. Где-то в глубокой провинции. Но я здесь вам ничем помочь не могу. Никогда ее не видела и даже не слышала, чтобы они говорили по телефону.
— А что вы так нервничаете? — недоуменно пожал плечами Остапчук.
— Довольно сложно сохранять спокойствие в подобной ситуации, — Лисова саркастически усмехнулась, — вы, молодые люди, привыкли к смерти, к трупам, а я, извините, нет.
— Ну ладно, — вздохнул Арсеньев, — чем занималась ваша хозяйка Кравцова Виктория Павловна?
— Вы же смотрели документы.
— Хотелось бы услышать от вас, более подробно.
— Я не знаю.
— Не знаете, где работала ваша хозяйка?
— Понятия не имею, — в голосе Лисовой послышался легкий вызов, — в наше время это вообще не важно.
— Простите, не понял, — Арсеньев улыбнулся, — что именно не важно?
— В наше время, молодой человек, люди не работают. Они делают деньги. Во всяком случае, люди того круга, к которому принадлежала покойная.
— А к какому кругу она принадлежала, интересно? — опять встрял Остапчук. — Что-то я не понимаю, гражданка Лисова. Ничего-то вы не знаете, ни о чем понятия не имеете, — он зашел сзади и оперся руками на спинку ее стула, — получается, что отвечать на наши вопросы вы не желаете. Тогда давайте оформлять все, как положено, в письменной форме, на имя прокурора, с подробным объяснением причин, по которым вы отказываетесь давать свидетельские показания.
— Я не отказываюсь давать показания. Я просто не могу разговаривать в таком тоне, — холодно отчеканила Лисова.
— Нормальный тон, гражданка, нормальный, — возразил Остапчук.
— Пожалуйста, Светлана Анатольевна, ответьте на вопрос. Где работала ваша хозяйка? — Арсеньев грозно взглянул на старшего лейтенанта через ее голову и выразительно двинул бровями. Остапчук в ответ скорчил уморительную рожу и поднял руки, мол, разбирайся сам с этой теткой.
Светлана Анатольевна между тем встала, направилась в угол гостиной, долго рылась в своей вместительной сумке, наконец достала бутылочку валокордина, накапала в рюмку, выпила залпом, промокнула губы все той же салфеткой, уже серой от пыли, аккуратно сложила ее, спрятала в карман, после чего вернулась на место и, глядя мимо Арсеньева, быстро невнятно произнесла:
