Фаворит - Дик Фрэнсис
– Мне все это кажется жульничеством, – сказал мой отец.
– Вот именно, – согласился Лодж. – Никакого Клода Тивериджа нет ни в избирательных, ни в каких-либо других официальных списках, включая справочники телефонных абонентов во всем Кенте, Суррее и Суссексе. Телефонистка отвечает, что никаких междугородных вызовов по утрам фирма «Такси Маркони» не принимает, местные звонки – да, последние четыре года они регулярны по утрам. Но местный… Стало быть, имя джентльмена не Клод Тиверидж. – Он потер подбородок и взглянул на меня в упор. – Ведь вы знаете гораздо больше, чем рассказали мне.
– Вы не сказали, что думает об этой фирме брайтонская полиция, – напомнил я.
Лодж поколебался, прежде чем ответить.
– Они были уязвлены этим вопросом. У них, по-видимому, какие-то жалобы насчет этих такси, но очень мало улик, чтобы начинать судебное разбирательство. То, что я вам сейчас рассказал, – результат их расследований за несколько последних лет.
– Нельзя сказать, чтобы они добились эффективного результата, – сухо заметил мой отец. – Давай, Алан, расскажи нам, в чем там дело.
Лодж повернул к нему голову. На лице инспектора было написано удивление. Отец улыбнулся:
– Мой сын – прирожденный Шерлок Холмс, разве вы не знаете? Когда он уехал в Англию, мне пришлось нанять детектива, чтобы тот выполнял за Алана работу по раскрытию всякого рода надувательств. Как говорит мой старший клерк, у мистера Алана безошибочный нюх на жульничество.
– Мистер Алан утратил нюх, – заявил я мрачно.
На солнце стали набегать облачка, платье Сциллы исчезло за живой изгородью возле кухни.
– Не унывай, Алан, – сказал отец. – Приободрись.
– А, ладно! – Я раздавил окурок, принялся было скрести шрам на щеке и лишь усилием воли заставил себя оторваться от этого занятия. Шрам страшно зудел. – Многого я не знаю, но главное, что последние четыре года «Такси Маркони» – это организация, занимающаяся рэкетом. Они шантажировали владельцев маленьких заведений вроде кафе и пабов. Около года назад благодаря твердости одного из трактирщиков – я был у него в «Голубом утенке» – дела с так называемой «платой за защиту» стали оборачиваться туго для «защитников»…
Я рассказал моему восхищенному отцу и пораженному Лоджу то, что мы с Кэт услышали на кухне «Голубого утенка».
– Томкинс, – продолжал я, – нанес такой серьезный ущерб незаконным доходам этой фирмы, что как бандитское предприятие она погибла. Законные доходы компании, особенно зимой, судя по разговорам машинисток в конторе, не обнадеживают. В Брайтоне такси больше, чем пассажиров в это время года. Не знаю, но похоже, что хозяин этой фирмы, этот ваш таинственный «президент» Клод Тиверидж, решил поправить дела, пустившись в новую авантюру – прикупив захудалую букмекерскую контору этажом выше. – Говоря это, я почти ощутил запах капусты в кафе «Старый дуб». – Одна очень серьезная дама сообщила мне, что букмекерское дело шесть месяцев назад купила какая-то новая фирма, хотя на неоновой вывеске по-прежнему сияет имя Л. С. Перт. Дама была глубоко возмущена этим неоновым безобразием, уродующим шедевр архитектуры. От имени общества охраны старых зданий – я забыл его название – она и ее друзья пытались убедить новых владельцев снять вывеску, но так и не смогли выяснить, кто же они, эти новые владельцы. Два темных предприятия одно над другим, и у каждого свой никому не ведомый владелец? Маловероятно. Из этого следует, что владелец один.
– Из этого еще ничего не следует, – поправил меня отец. – Доказательства?
– Сейчас, – сказал я. – Билл погиб, потому что не захотел придержать свою лошадь. Я знаю, его смерть была случайной, но против него применили насилие. Человек с хриплым голосом сказал ему по телефону, чтобы он не выигрывал скачку. Генри, восьмилетний сын Билла, имеет обыкновение подслушивать телефонные разговоры через отводную трубку, и он слышал каждое слово. За два дня до смерти Билла, сказал Генри, этот хриплый голос предложил отцу пятьсот фунтов, если он придержит лошадь и не даст ей выиграть скачку, а когда Билл в ответ засмеялся, незнакомец сказал, что он все равно не выиграет, потому что его лошадь упадет.
Я молчал, но ни мой отец, ни Лодж не произнесли ни слова. Тогда я выпил остатки коньяка и заговорил вновь:
– У нас есть жокей по имени Джо Нантвич. Последние шесть месяцев, то есть сразу после перехода фирмы «Л. С. Перт» в другие руки, он регулярно получает сто фунтов, а иногда и больше за то, что придерживает лошадей. Инструкции передаются Джо по телефону человеком с хриплым голосом.
Лодж заерзал на стуле.
Я продолжал:
– Как вы знаете, на меня напали люди из фирмы «Такси Маркони», а через несколько дней человек с хриплым голосом позвонил мне и сказал, чтобы я учел предупреждение, которое мне было сделано в лошадином фургоне. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что мошенничество на ипподроме и рэкет в Брайтоне – одних рук дело. – Я замолчал.
– Ну а дальше, дальше? – спросил отец нетерпеливо.
– Единственный, кто может предлагать жокею крупную сумму за то, чтобы тот придержал лошадь, – это букмекер-мошенник. Если он знает, что фаворит, в котором все уверены, не выиграет, то без всякого риска может принять ставки на него на любую сумму.
– Объясните, – попросил Лодж.
– Обычно букмекеры стараются так сбалансировать свои расчеты, чтобы остаться с барышом в любом случае, какая бы лошадь ни выиграла, – сказал я. – Если слишком много людей делают ставки на одну и ту же лошадь, они принимают эти ставки и сами ставят на нее, но у других букмекеров. Понимаете, если лошадь действительно выигрывает, они получают свой выигрыш с другого букмекера и расплачиваются со своими клиентами. Универсальная система, они называют это «подстраховаться». Ну а теперь предположим, что вы букмекер-мошенник и что на фаворите должен ехать Джо Нантвич. Вы делаете Джо намек, чтобы он не выиграл. И теперь, какие бы крупные ставки ни делали у вас на эту лошадь, вы уже ничего не поставите на нее у другого «жучка», поскольку знаете, что платить вам не придется.
– Да, но сто фунтов – это слишком много, – сказал Лодж, – если букмекеры все равно обычно остаются с барышом.
– Твой приятель не удовлетворился законным заработком от такси, – сделал вывод отец.
Я вздохнул и прислонился больным плечом к раме окна.
– Тут есть еще один момент, – сказал я. – Если букмекер знает, что определенная лошадь не выиграет, он может предложить принять на нее ставки на самых соблазнительных условиях. Не настолько, чтобы вызвать подозрения, но достаточно, чтобы привлечь массу клиентов. Скажем, на один пункт
