Танцующий горностай - Влада Ольховская
– Ты считаешь, что для нас это действительно опасно?
– Для вас – вряд ли. Вы не только твердолобые, но и психически стабильные – сама не верю, что говорю такое! Манипуляции легче всего поддаются люди с низким интеллектом и плохим образованием. Но перестраховка лишней не будет, поэтому постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, что такое осторожность.
– У меня для таких случаев нужная страничка в словаре заложена, – усмехнулась Александра. – Так значит, Свету Поздееву действительно обманули?
– Никто из людей, которые с ней работали, тебе этого не скажет – кстати, говорить со мной согласились далеко не все. Многие меня послали, и, хотя это удар по моей репутации, – очередной из-за вас! – приятно знать, что в нашем деле еще хватает адекватных специалистов. Так вот, поговорили со мной лишь два человека, но они убеждены, что Света была беременна, потому что она сама была убеждена в этом. Ты же понимаешь, что психолог ничего не проверяет. К нему пришла женщина с большим животом, сказала, что беременна – и никто не будет вопить «Не верю!». Ей верят на слово.
– А она могла этим самым словом их обмануть?
– Теоретически могла. Но по тому, что мне удалось о ней узнать, у меня сложилось впечатление, что она не настолько талантливая актриса. Даже не лучшие из психологов все равно видят больше, чем обыватели. Она верила в свою беременность. Она была очень счастлива – судя по всему, это было ее мечтой, постепенно превратившейся в навязчивую идею. Она очень хотела стать мамой, но у нее много лет не получалось.
– Удивительно, почему… – проворчала Александра. – Про отца своего предполагаемого ребенка она что-нибудь говорила?
– Отцов, – поправила Нина. – Она встречалась с несколькими мужчинами одновременно. Неудачные попытки забеременеть убедили ее, что проблема не в ней, а в мужчинах, и она свободно меняла их. Похоже, мужчина как таковой был ей не принципиален, только ребенок. Она не знала, от кого в итоге забеременела, и ее это совершенно не волновало. Она даже опасалась узнать имя отца, потому что тогда ей пришлось бы рассказать ему про беременность.
– Ну и что тут плохого? Спать с ним можно, а поговорить – так себе идея?
– Она боялась, что ребенка у нее заберут. Это навязчивый страх, он не оставлял ее всю беременность – и дальше. Я посмотрела ее соцсети, очевидно, что она проводит с ребенком все время, когда они оба не спят. Пока что это мило, но в будущем может обернуться проблемами для девочки. Если Светлана не подавит в себе страх, ребенку будет очень сложно социализироваться. А она не подавит, потому что я не увидела в ее кругу взрослых людей, способных повлиять на нее.
– Или рассказать, что это не ее ребенок, – мрачно добавила Александра. – Давай все-таки вернемся к истокам… Как она может не знать, что у нее удалена матка? Это же… Я не знаю… Ну, не прядь волос потерять! Ей было восемнадцать, когда это случилось, вполне осознанный возраст.
– Но ты ведь не знаешь, при каких обстоятельствах это произошло, правильно? Возможно, ситуация была настолько травмирующей, что хрупкая психика подростка заблокировала эти события. Восемнадцать лет – это ведь совсем ребенок! Это почти как Ася… – Нина запнулась, на пару секунд прикрыла глаза, а потом продолжила говорить спокойным тоном профессионала, который рассуждает не о людях, а о том, как устроен мир. – Или ей помогли забыть. Это могут сделать люди с соответствующим образованием. Это могут сделать таблетки. Вариант далеко не один.
– Но остается шрам…
– Шрам остается на животе, объяснить его могли как угодно, он совсем небольшой.
– Опять же, есть вполне физиологические симптомы, – настаивала Александра. – То, что у нее месячных десять лет не было, ее вообще не смутило?
– Есть женщины, у которых месячных не бывает или бывают предельно редко при сохранении всех органов. Обмануть девушку, которая росла без матери и вряд ли имела близких подруг, не так уж сложно. Ей сказали, что так бывает, и она поверила. Тут люди, манипулировавшие ею, убили двух зайцев: этим же можно было объяснить то, что ей никак не удавалось забеременеть.
– И все-таки она настояла…
– Как видишь.
Александра медленно кивнула, обдумывая эту ситуацию. Совсем юная девушка пережила тяжелую травму, меняющую всю ее жизнь, но так и не узнала об этом… Почему? Если она забыла сама, почему отец не рассказал ей правду, да еще и поддерживал ее иллюзии?
Должно быть, ему было выгодно, чтобы Света и вовсе отказалась от своих попыток забеременеть. Но для нее это стало главным смыслом жизни… возможно, единственным из тех, что еще были ей доступны. Когда ее отец понял это, он прибег к услугам Марии Савельевой. Ему не нужно было удочерять ребенка, на это Света бы не пошла, в двадцать восемь лет она наверняка верила, что способна родить сама. Вероятно, она начала настаивать на обследованиях в иностранных клиниках, чтобы найти истинную причину «бесплодия». Такой поворот Вячеслава Поздеева не устраивал: он не смог бы подкупить всех врачей на свете, кто-то из них открыл бы Свете страшную правду.
Так и началась циничная постановка с беременностью и якобы рождением девочки. А ведь другой отец, адекватный, нормальный, сказал бы дочери правду… Когда Свете было восемнадцать, он еще мог счесть, что она не готова к такому удару. Но двадцать восемь лет – совсем другое дело!
А он все равно молчал. Причина подбиралась только одна: Поздеев скрывал от дочери правду, чтобы Света не начала спрашивать его о причинах, докапываться до случившегося… или до виновных?
Что с ней вообще произошло?..
– Знаешь, в ее нынешнем поведении довольно много указаний на то, что она пережила грандиозную травму, – тихо сказала Нина. – Начать хотя бы с ее полноты… Она вывешивала у себя подростковые фото, в то время она была очень худенькой. Да и телосложение у нее астеническое, она не склонна к полноте. В свое время ей наверняка стоило серьезных усилий набрать лишний вес, чтобы спрятаться за ним, как за доспехами. Кроме того, она старается постоянно быть на виду, с влиятельными людьми, даже если догадывается, что ей не рады. Это может быть подсознательной просьбой защиты у сильных мира сего. Ее навязчивое желание обязательно стать матерью можно объяснить поиском безусловной любви другого живого существа
