Блондинка в Париже - Наталия Станиславовна Левитина
Отвратительно.
Хочешь убить — объяви войну, вступи в бой и убей. Или убьют тебя… Но улыбаться своему врагу, заискивать перед ним — это мерзко…
Что же мне делать? Может, позвонить Николаю Денисовичу и всё ему рассказать? Он так мечтал заполучить новые факты. А я ему сразу убийцу на тарелочке преподнесу. Как парнишка обрадуется! Даже забудет поменять чехольчик у смартфона — с голубого на зелёный.
Нет. Николай Денисович обойдётся. Если б он повежливее со мной разговаривал… Но он, если честно, вёл себя по-хамски. Вот пусть и отжимается.
Но что же делать с Настей?
Разве теперь я смогу ей по-прежнему доверять? Разве смогу, как раньше, ласково называть её бестолковым чучелом и толстой коровой?
Конечно, нет!
Это всё равно что прикуривать сигарету, стоя по колено в бензиновой луже. Может, Настя уже давно разрабатывает новый план мести — теперь для меня. Вспомнить, как я орала на неё в первые месяцы нашей совместной работы… А сколько раз она вылетала из офиса с красным от слёз лицом…
Так. Думаю, я давно подписала свой смертный приговор.
Мне конец.
Она со мной тоже сделает что-нибудь ужасное.
Пока не поздно, надо заманить куда-нибудь Константинова и устроить секс-марафон. И перекраситься обратно в нормальный цвет — как же надоело быть блондинкой! Тем более что Володька не оценил. Не видела особого восторга на его бандитской роже.
А что это я так засуетилась?
Если память мне не изменяет, уничтожение тётушки моя подруга готовила чуть ли не двадцать лет. Или вспомнить, хотя бы, как она меняет картридж в принтере — принтер успевает покрыться мхом, пока она, наконец, это сделает. Так что я ещё и внуков успею вырастить, а не только волосы перекрасить.
Настя — это плод, который зреет долго, очень долго.
***
А что, в принципе, я могу рассказать следователю?
У меня есть книга на английском языке, написанная заокеанским автором по мотивам дневника, найденного в интернете и давно уничтоженного. А ещё у меня есть свидетельство алкоголика Алексея, который постарается всеми силами избежать встречи с полицией.
И это всё.
Прямо скажем — не густо.
Николай Денисович только усмехнётся.
Вот если бы найти изуродованный столкновением «ниссан»… И подлинный дневник Насти! Не может быть, что она удалила свои записи, ведь это огромная часть её жизни, её мысли, страсть и ненависть. Наверняка, скопировала текст, когда удаляла дневник из интернета, и спрятала в какую-нибудь папочку на домашнем компьютере…
Таким образом, размышляя и анализируя, я добралась до офиса, где, конечно же, сразу увидела Настю, любовно мастерившую себе бутерброд.
— Опять ты ешь на рабочем месте! — по инерции рявкнула я.
Ой! А ведь надо сдерживаться.
Надо быть деликатной и осторожной.
Теперь я точно знаю, что Настя — это бикфордов шнур. Нет, на шнур она не похожа. Скорее — огромная связка тротиловых шашек.
Подруга выронила нож и испуганно захлопала глазами.
— Рабочий день давно закончился. Тебя всё нет и нет, я боюсь уйти. А есть так хочется, — жалобно заныла она.
— Да? Ну, хорошо, подкрепись, так и быть. Я просто подумала, а вдруг сейчас какой-нибудь клиент нарисуется. А у тебя тут беспорядок, тонна еды на столе.
— Один малюсенький бутербродик! — возмутилась Настя, придерживая обеими руками громоздкое сооружение, щедро нашпигованное сервелатом, сыром и огурцом.
— Помнишь, ты говорила о папке со счетами? Их привезла с собой в апреле Изабель, чтобы разобраться с цифрами. Дело касается ремонта в нормандском домике.
— Этот домишко тебе прямо покоя не даёт!
— Никак не могу поверить, что Изабель в очередной раз осталась ни с чем.
— Я же тебе говорила — в финансовом плане она всегда была не очень-то удачлива.
— А вдруг ты недооцениваешь потенциал нормандского поместья. Сделаем там косметический ремонт и толкнём недвижимость за громадные деньги. Будешь ты у нас невеста с приданым.
— Косметический ремонт? Да там всё осыпается! Изабель мне показывала фото. Она насчитала сто шестьдесят четыре тысячи евро — вот, какие нужно сделать вложения. Ещё куча налогов, неоплаченные счета.
— Конечно, это выглядит неприличным — то, что я так настойчиво интересуюсь чужим наследством. Но ты являешься наследницей Изабель. И мне не хочется, чтобы тебя обвели вокруг пальца французские родственники. Тот же Жильбер, например.
— Да никакой он мне не родственник!
— Ты ведь мне не чужая! Я целый год с тобой мучаюсь. И потом — я обещала Изабель, что позабочусь о её племяннице.
Глаза Насти наполнились слезами. Она так расчувствовалась, что даже забыла про бутерброд:
— Лена, — проскрипела она, едва сдерживаясь и готовясь разрыдаться. — Как это мило! Ты чудесная! Ты переживаешь за меня!
— Поэтому прямо сейчас мы поедем к тебе домой и пороемся в этой папке.
— Конечно! Как здорово! Ты уже сто лет не была у меня в гостях!
Она хитрая, а я хитрее.
Мы отправимся к Насте, и там я попытаюсь незаметно залезть в её компьютер и отыскать текст дневника.
23. Париж, да не тот!
На некоторое время меня изъял из обращения товарищ Константинов, хотя он, честно говоря, вовсе никакой не товарищ, а самый настоящий зверь. Набросился с порога, словно оголодавший питекантроп, я и пискнуть не успела, только отправила клиенту два коммерческих предложения, да ещё скинула эсэмэску Насте, что она остаётся одна на хозяйстве, так как я снова улетела в Париж.
Нет, не в Париж. Я улетела прямо в небо, туда, где переливалась жемчужным блеском малиново-красная радуга и крутились золотые вертушки праздничного фейерверка.
Константинов — очень решительный мужчина, он зажал мне рот квадратной ладонью. Нельзя сказать, что я сильно сопротивлялась, кричала: нет, пусти, я иду на работу, мне надо в офис, встречаться с заказчиками и распутывать хладнокровное преступление.
Нет!
Володька прилетел из Хабаровска, и я упала в его медвежьи объятья с тихим стоном: соскучилась! А потом выбралась на свободу, разбежалась и упала ещё раз. И ещё три раза. Пользуясь отсутствием ребёнка, мы устроили в квартире оргию с элементами погрома. Когда проголодались, заказали по телефону пиццу и суши, а роллы запихивали в рот прямо руками, так как сил орудовать палочками уже не осталось.
Потом Константинов исчез. Поехал в Екатеринбург, а оттуда — в Москву и Питер, а я вернулась к работе. Вернее, попыталась…
***
В восемь утра я взяла на абордаж
